Кровавое евангелие - Джеймс Роллинс

— Мотоциклы больше никогда и никуда не поедут, — доложил Тарек.

— Отлично, — похвалила она его: когда сангвинисты вернутся, быстро скрыться им будет не на чем.

Увеличив масштаб изображения, Батория внимательно рассматривала карту, ее взгляд привлекла длинная прямая линия деревьев с более светлой листвой. Деревья, росшие вдоль этой линии, были другими. Может быть, под ними вода? Или эти деревья более молодые? Батория соединила эту линию с другой, похожей, затем еще с одной, еле просматриваемой. И улыбнулась собственной проницательности, поскольку узнала этот узор.

Это была угловая часть схемы, изображенной на нацистской медали. Остальная его часть лежала под водой озера.

Так вот почему они пришли сюда.

Перед мысленным взором Батория увидела очертания той самой руны. Склонившись над экраном телефона, она своим длинным ногтем очертила контуры ромба. Здесь, по ее мнению, было нечто интересное: вот две «ноги» руны — одна заканчивается под озером, а другая тянется под землей и заканчивается по ту сторону озера за дальним склоном холма. На обычной карте этот участок обозначался как сильно заросший лесом. Никаких сооружений, сделанных человеческими руками, — одни деревья да валуны, но это не означает, что в земле под ними ничего не закопано.

Оглядев свое небольшое войско, Батория решила, что у них достаточно сил на то, чтобы без устали копать четыре часа. Она вступает в предложенную игру. Пристальным взглядом женщина посмотрела на далекие холмы, расположенные за озером. Если она не ошибается, то подземный подвал должен иметь заднюю дверь.

Глава 35

27 октября, 05 часов 48 минут

по центральноевропейскому времени

Под Хармсфельдским озером, Германия

В эхокамере похожего на пещеру бетонного туннеля у Руна было такое ощущение, будто он плывет и качается, как при сражении, происходящем под водой. Ему казалось, что пронзительные крики на ультразвуковых частотах проникают ему в мозг, минуя уши. Громкий шум хлопающих крыльев, шуршание трущихся тел, потоки крови не позволяли сосредоточиться на ситуации, в которой они оказались.

Но он пробился сквозь шум, сосредоточив внимание лишь на одном лице: испуганном, забрызганном кровью и свирепом.

На лице Эрин Грейнджер.

Оказавшись рядом ней, Рун одним ударом, в который вложил всю силу, сбил с ее груди мышь, переломав ей кости и размозжив голову. Долгополый плащ Эрин предохранял ее тело, но руки и голова оставались открытыми. Корца слышал доносившийся из ее горла безумный ритм биения сердца, слышал ее судорожное дыхание. Их группа долго не продержится.

Эрин металась перед ним, отражая нападение икаропсов, нападавших со спины, нацелившихся на ее шею. Луч фонаря метался в такт ее движениям, освещая тучу мышей, кружившихся под потолком.

Тысячи тварей.

Схватив и перекинув ее себе на спину, Рун протиснулся с этой ношей в черный дверной проем, на пороге которого Эммануил без устали крошил нападавших мышей своим клинком. Рядом с ним Надия, пританцовывая, крутила серебряным поясом, сея смерть среди нападавших тварей.

— Тащите солдата внутрь! — закричал не своим голосом Рун, обращаясь ней.

Он второпях неловко опустил Эрин на пол, положив ее на спину, и тут же принялся кромсать кинжалом налетевших икаропсов, заливая Эрин потоками их крови. Солдата втащили и положили на пол рядом с ней, его защищала надетая на нем кожаная одежда. Повернувшись, он сильным ударом сбил со своего плеча мышь, ослепив ее лучом фонарика, укрепленного на дуле пистолета-пулемета, а затем ударом приклада нанес ей смертельный удар.

Раскатистый грохот и воздушная волна, ударившая Руна в спину, означали, что Надия захлопнула дверь. Эммануил налег на нее спиной. Помещение, в котором они находились, было квадратным и небольшим, но на данный момент здесь они обрели спасение. За открытым проходом в дальней стене находилось еще одно помещение, но оттуда до слуха Руна не доносилось ни биения сердец, ни единого движения. В воздухе пахло мертвечиной и старым гуано.[60]

Здесь они хотя бы несколько минут могут ощущать себя в безопасности.

Надия покончила с несколькими мышами, проникшими в помещение вместе с ними.

Деревянная дверь заглушала визг мышей, безумствующих снаружи в туннеле, но люди слышали скрежет когтей и зубов — орде этих омерзительных тварей не терпелось добраться до них.

Рун понимал, чем вызвано их безумное желание. Сердцебиение Эрин было частым и сильным. Сердце Джордана тоже билось в ускоренном темпе. Корца и сам боялся, что не сможет противостоять запаху крови, исходившему от нее и от солдата.

Он даже отошел на шаг дальше от этой пары, покрытой кровоточащими ранами.

Эрин, встав на ноги, с трудом подошла к Джордану.

— Ты ранен?

Он по-прежнему сидел на полу.

— Сам я — нет, но вот моя гордость… — ответил он. — Ну ладно, оставим это.

— Неужели это дело рук велиалов? — спросила Эрин, повернувшись к Руну и обдавая его новой волной запаха своей крови.

Корца, справляясь с собой, сделал судорожное глотательное движение и отошел еще на шаг.

На вопрос Эрин ответила Надия, проводя своим серебряным поясом по бедру, перед тем как снова застегнуть его на талии.

— На то, чтобы поголовье этих богопротивных существ достигло такого размера, потребовались годы. Создание этой орды не дело рук тех, кто охотился за вами в Масаде.

Рун, пнув ногой дохлую мышь, поддержал Надию:

— Она права. Возраст некоторых икаропсов достигает нескольких десятков лет.

— А это значит, что мы здесь не одиноки, — добавил Эммануил; его мощный голос прозвучал громче голосов его соратников по триаде. — Один стригой, а может быть, и больше свили свое гнездо в этом каменном лабиринте.

— Еще одна радостная новость, — констатировал Джордан, почесывая голову. — А укусы этих мышей не превратят нас в стригоев, а?

Эрин направила на него луч своего фонаря. Струйки свежей крови текли по его рукам; рана на виске тоже кровоточила. Ее руки и лицо тоже были покрыты кровоточащими ранами.

Рун весь дрожал от усилий не смотреть на сочившуюся из ран красную кровь. Повернув голову к стене, он сказал:

— Нет, этого не будет. Для того чтобы превратиться в стригоя, кто-то должен обескровить вас, а потом напоить своей кровью. Это может быть и мужчина, и женщина. Так что эта судьба вам не уготована.

Надия, протянув руку, потянула сержанта за ноги; она, казалось, чувствовала, что Рун не осмелится приблизиться к этой паре.

— Как твои раны, сержант, серьезные?

Джордан направил луч фонарика на рану на своей руке.

— Ничего страшного. На все раны мне хватило бы комплекта «Бэнд-эйд».[61] Эрин, а как ты? В порядке?

— В основном. — Она обтерла ладонь о джинсы. — А почему летучие мыши не нападают на вашу тройку?

— Интересный вопрос. — Эммануил навалился всем телом на дверь, из-за которой доносился визг мышей и удары их тел и крыльев о дверное полотно. — Возможно, их привлекает биение ваших сердец. А может, они натасканы на охоту на людей.

— Натасканные на охоту летучие мыши? — переспросил Джордан, растерянно моргая.

— А ты бы предпочел того волка? — спросила Эрин, доставая из кармана небольшой санпакет.

— Вообще-то… — Он помялся. — Да.

Голова Руна кружилась от запаха их крови. Он отошел еще дальше, к самой двери.

— Твое вино, — напомнила ему Надия.

Сунув руку в карман брюк, Корца вытащил свой бурдючок и, быстро поднеся его к губам, сделал глоток, который успокоил его, но не напомнил об епитимии. Кровь Христа обожгла ему горло, тепло от нее разлилось по всему телу — но, к счастью, она не пробудила в его памяти воспоминаний.

— Дай-ка твою руку, — обратилась Эрин к Джордану. — Я посмотрю.

Солдат направил луч своего фонаря на рану на большом пальце.

— Я думаю, зубы этой твари не затронули важных мышц, хотя жжет дьявольски.

— Да они и сами дьявольское порождение, — покачал головой Эммануил, все еще опираясь спиной о дверь, нащупав рукой четки, он начал молиться.

Надия стояла, прислонившись спиной к стене, ее глаза безотрывно смотрели на мышь, валявшуюся на полу. Она изо всех сил старалась не обращать внимания на мелкие капельки свежей крови, ударяющие о бетонный пол с таким же громким звуком, с каким крупные капли дождя падают на жестяную крышу.

Вот по этой причине в экспедиции, организуемые сангвинистами, не включают людей. Рун совладал с бушевавшим в нем гневом, направленным в основном против Бернарда, навязавшего им эту пару. Кардинал попросту не представлял себе жизнь в миру.

— Тебе недавно делали прививку от столбняка? — спросила шепотом Эрин.