i dfee46a8588517f8 - User

Либеральный лагерь быстро подметил эти признаки упадка и начал пророчить близкий конец общедворянской организации. Однако затем он вынужден был признать, что его надежды оказа­лись сильно преувеличенными. За год с небольшим до начала войны октябристский официоз констатировал, что наряду с Думой «существует еще, так сказать, приватный парламент, обладающий большим влиянием на ход нашей государственной жизни», — «объединенное дворянство», политика которого «находит живое отражение в настроениях сфер, направляющих внутреннюю поли­тику нашего отечества»40.

Особенно сильно это влияние в годы, предшествовавшие войне, сказывалось в вопросе о назначениях. Как свидетельствовал В. Н. Коковцов, «большей частью» назначения в Государствен­ный совет шли под «негласными влияниями» Совета объединенно­го дворянства, который провел туда «из своей среды» Бобрин­ского, Струкова, Арсеньева, Куракина, Охотникова «и немало других»41. За несколько месяцев до начала войны два активных члена Постоянного совета — Н. Н. Янушкевич и И. Н. Ладыжен­ский — были назначены соответственно начальником генерального штаба и управляющим делами Совета министров 42.

Одиннадцатый съезд «объединенных дворян» (10—14 марта 1915 г.) — первый в условиях войны — прошел совершенно спо­койно. В унисон с Думой произносились казенно-патриотические речи, посылались телеграммы не только царю и Николаю Нико­лаевичу, но и славному соратнику Янушкевичу. С энтузиазмом обсуждались доклад о борьбе с «немецким засильем» и резолю­ция, требовавшая «обладания» проливами. Не были забыты и кровные дворянские дела — более скромные, чем проблема «Царь- града», но зато более близкие. В частности, дебатировался вопрос о положении винокуренной промышленности в связи «с прекра­щением торговли крепкими напитками». В целом съезд был пустым и заурядным. Критический час еще не наступил, а в текущей ситуации ничего не оставалось, как заниматься тривиальными словопрениями.

Весенне-летние события 1915 г. оказались переломными не только для Думы, но и для общедворянской организации. «Патрио­тическая тревога», охватившая широкие круги либеральной «об­щественности», вызвала тревогу и у Постоянного совета объеди­ненных дворянских обществ, но несколько иного свойства. Настал, по его мнению, первый из тех двух моментов, ради которого он, собственно, и был создан. Пришла очередная пора «возвысить» голос в защиту самодержавия.

Голос был «возвышен» в форме письма председателя Постоян­ного совета'А. П. Струкова на имя Горемыкина, датированного 23 августа 1915 г., т. е. днем окончательного оформления «Про­грессивного блока». Даты совпали случайно, но то, что письмо Струкова было прямой реакцией на создание блока, не подлежит сомнению. От имени совета Струков обращал внимание премьера на то, что «произносимые и передаваемые прессой во все концы страны левые речи, некоторые заключения столичных совещаний и злоупотребление печатным словом являются предвестниками новых смут с целью изменения государственного строя России. Только незыблемость основ существующего порядка в соедине­нии с твердой и единой правительственной властью в центре страны и на местах, врученной государем лучшим преданным ему и осве­домленным людям из обширного русского общества, оградит стра­ну от шатания мыслей и внутренней смуты» 43. Кого Струков и К° считали «лучшими» и наиболее «осведомленными», не требует объяснений. Пример с Янушкевичем говорит об этом достаточно красноречиво.

Расчет Постоянного совета на то, что письмо Струкова в труд­ный для царизма час мобилизует и сплотит дворянскую органи­зацию, не оправдался. Наоборот, оно вызвало бурю в дворянской среде. С мест посыпались заявления и протесты, осуждавшие акцию Постоянного совета как не только не отвечающую, но прямо противоречащую подлинным настроениям дворянства.

Весьма решительно отреагировали на письмо Струкова полтав­ские дворяне. В постановлении губернского собрания, принятом в начале октября 1915 г., говорилось: поскольку Постоянный совет «признал возможным» сделать очень серьезное выступление от имени «объединенного дворянства», не только не осведомив­шись о мнении дворянских обществ, но даже не запросив губерн­ских предводителей дворянства, и так может поступить впредь, «неотлагательно выйти из организации объединенных дворянских обществ».

За Полтавой последовала Кострома. 7 октября костромичи по­становили: «Считая, что Совет объединенных дворянских обществ, выступая с протестом против всенародных желаний и выдавая их за происки неблагонадежных лиц, действует во вред народу и его державному вождю, костромское дворянство единогласно поста­новило немедленно выйти из состава объединенных дворянских обществ».

Петроградское дворянство 27 сентября вынесло решение «впредь до выяснения» деятельности Постоянного совета «воздер­жаться от участия в работе Постоянного совета и общедворянских съездов», т. е. практически также вышло из организации. В поста­новлении от 31 августа новгородское дворянство «в сознании долга перед царем и родиной» заявило, что оно «не может согла­ситься» с письмом Струкова по следующим соображениям: 1) вера народа в носителей власти поколеблена, 2) власть лишена народ­ного доверия, 3) налицо отчужденность народа. В силу этого царь должен призвать к власти лиц, которым бы «народ верил и которым бы он повиновался и за которыми бы шел не только за страх, но и за совесть, уверенный в их таланте, творчестве, преданности царю и честности». Новгородское дворянство полагает, что «сохра­нение порядка и ограждение страны от внутренней смуты коре­нятся лишь в неотложном призвании монархом власти, сильной авторитетом всенародного доверия» 44. Последние слова были фак­тически требованием создания «министерства общественного до­верия».

По мере того как письмо Струкова становилось широко из­вестным и наконец попало в печать, цепная реакция дворянских протестов нарастала. В декабре с осуждением письма Струкова выступило московское дворянство, заявившее о необходимости «сближения правительственной власти с обществом». Московские дворяне, говорилось далее в письме губернского предводителя дворянства Базилевского от 11 декабря 1915 г., остаются «в пол­ном единении взглядов по вопросу о незыблемости коренных основ существующего строя», изложенных в письме Струкова, но «по вопросу о способах достижения этой цели держатся совершенно противоположных взглядов». Кроме того, письмо Струкова явля­ется превышением полномочий Постоянного совета, определяемых уставом 45.

Вопрос о превышении полномочий прямо или косвенно затраги­вался и другими дворянскими обществами. Так, например, Пен­зенское губернское дворянское собрание 16 декабря 1915 г. потре­бовало поставить вопрос о необходимости изменения § 13 устава таким образом, чтобы впредь обращения к царю от имени «объеди­ненных дворян» могли бы иметь место только при согласии на него двух третей губернских предводителей дворянства 46.

В конце 1915 г. из дворянской организации вышли еще две губернии: Смоленская и Уфимская. Уфимские дворяне на своем «чрезвычайном» собрании 17 декабря вынесли следующее реше­ние: 1) признавая недопустимыми обращение к «высшему прави­тельству» от лица всего дворянства, не выслушав его мнения; 2) исходя из того, что Постоянный совет солидарен со своим председателем; 3) «совершенно не разделяя взглядов» этого пись­ма и «сожалея о случившемся», собрание постановило осудить выступление Струкова и Постоянного совета, выйти из состава «объединенных дворянских обществ», суждение о деятельности организации в целом отложить до специального обсуждения 47.

В январе 1916 г. обвинило Постоянный совет в превышении полномочий и объявило о своем несогласии с содержанием письма Струкова тверское дворянство48. 27 января аналогичное поста­новление вынесло собрание дворян области Войска донского, заявив, однако, что выходить из организации, как это сделали некоторые губернии, нет оснований 49.

Раздались и примиряющие голоса, продиктованные опасением за судьбу общедворянской организации. В частности, симбирские дворяне, выразив на очередном губернском собрании в марте 1916 г. несогласие с письмом Струкова, вместе с тем заявили, что необходимо «приложить все усилия», чтобы «остановить на­чавшийся распад объединенной дворянской организации»; и по­становили обратиться с просьбой к покинувшим ее вернуться об­ратно. Выход в преодолении кризиса симбиряне видели в «безот­лагательном» созыве общедворянского съезда»50.

Лишь курское дворянство, ведомое Марковым 2-м, заявило о своей поддержке акции Постоянного совета (февраль 1916 г.) и выразило сожаление по поводу разногласий в среде «объеди­ненных дворян». Подавленный и растерянный, Струков поспешил поблагодарить в письме от 5 марта «уважаемого Льва Ивановича» (князя Дондукова-Изъединова, губернского предводителя дворян­ства) за поддержку 51.