В тусклом стекле - Джозеф Шеридан Ле Фаню

– Вполне, – подтвердил я.

– Зато дальнейшее, – сказал Карманьяк, – покрыто тайною. С тех пор никто из знавших графа Шато Блассемара, насколько нам известно, его более не видел. Мы выяснили, что как раз накануне поверенный по распоряжению графа реализовал все имевшиеся у него ценные бумаги и передал клиенту вырученные деньги наличными. Данное при этом объяснение вполне соответствовало тому, что было сказано слуге: граф объявил поверенному, что едет на север Франции улаживать какие-то спорные вопросы и не знает точно, какая сумма ему может для этого понадобиться. Таким образом, увесистая сумка, так озадачившая слугу, содержала, без сомнения, золотые монеты. Не угодно ли понюшку, месье?

Карманьяк вежливо держал передо мною раскрытую табакерку, из которой я решился взять щепоть для пробы.

– В ходе расследования, – продолжал он, – была назначена награда за любые сведения, проливающие свет на эту загадку; искали возницу фиакра, «нанятого такого-то числа около половины одиннадцатого вечера господином с черной кожаной дорожною сумкою в руке, который, выйдя из частной кареты, передал своему слуге деньги, дважды их при этом пересчитав». Явилось не менее полутора сотен возниц, но того, которого мы искали, среди них не оказалось. Однако мы все-таки получили любопытные и неожиданные свидетельские показания, хотя и с другого конца… Как этот несносный арлекин дребезжит своею шпагою!

– Невозможно терпеть, – поддержал я.

Арлекин вскоре удалился, и собеседник мой продолжал:

– Свидетельство, о котором я говорю, исходило от мальчика лет двенадцати: он частенько бегал у графа на посылках, а потому прекрасно знал его в лицо. Мальчик сообщил, что в ту же самую ночь, около половины первого – светила, заметьте, яркая луна, – мать его внезапно занемогла, и его послали за sage femme[30], что живет в двух шагах от «Летящего дракона». Дом же мальчика находился в миле, если не больше, от гостиницы, и ему нужно было обогнуть парк Шато де ла Карк. Идти надо было мимо заброшенного кладбища при церкви Сент-Обен – от дороги его отделяют лишь три старых дерева да низенькая ограда. Парнишка немного робел, приближаясь к старому кладбищу; и вот в ярком свете луны увидел он сидящего на могильной плите человека, в котором тут же признал графа. Граф, кстати сказать, имел у местных жителей одно прозвище, означающее буквально «человек с улыбкою». На сей раз, однако, граф показался свидетелю довольно удрученным; он забивал заряд в ствол пистолета, и еще один пистолет лежал на надгробии подле него.

Мальчик крался тихо, на цыпочках, не сводя глаз с графа Шато Блассемара – или с того, кого он принял за графа. Человек этот был одет не так, как обычно одевался граф, и не улыбался – лицо его было сурово и печально; и все же посыльный графа божился, что не мог обознаться. Мы пытались его разубедить, но юный свидетель твердо стоял на своем. Получается, тогда-то графа – если это был граф – и видели в последний раз. И с тех пор о нем нет ни слуху ни духу. В окрестностях Руана узнать ничего не удалось. Нет никаких доказательств его смерти, но и признаков того, что он жив, тоже нет.

– И впрямь прелюбопытный случай, – заметил я и собирался было задать рассказчику пару вопросов, когда нас прервал Том Уистлвик, успевший, как оказалось, проветриться и воротиться и пребывавший уже в гораздо менее блаженном и более осмысленном состоянии.

– Послушайте, Карманьяк, уже поздно, я должен идти; право же, мне нужно, я ведь вам объяснял. А с вами, Беккет, мы непременно на днях встретимся.

– Очень жаль, месье, что я не успел изложить вам обстоятельства второго случая, который, да будет вам известно, еще таинственнее предыдущего. Он произошел с другим жильцом той же самой комнаты осенью того же года…

– Так сделайте милость, господа, приезжайте оба завтра обедать ко мне в «Летящий дракон».

И пока мы следовали через Зеркальную галерею, я успел добиться от них согласия.

– Смотрите-ка! – воскликнул Уистлвик, когда мы назначили точный час встречи. – Эта пагода, или носилки, или как, бишь, оно называется, так и стоит! И ни одного китайца поблизости. И откуда они, проныры, все про всех знают, ума не приложу! Я встретил тут Джека Наффлза – так он говорит: это цыгане, а не китайцы; интересно, куда они все запропастились? Пойду-ка, пожалуй, взгляну на этого пророка.

Он подергал за бамбуковые шторы, устроенные наподобие венецианских, так что они опускались снаружи красных занавесок; шторы, однако, не поддались, и ему удалось лишь сунуть нос снизу, где одна из них не доходила до носилок.

Воротившись, он сообщил:

– Там темно, этого малого почти не видно. Он весь в красном и в золоте, на голове расшитая шляпа, словно у мандарина; спит как убитый. Но зато, я вам доложу, запах от него – боже милостивый! Хуже, чем от свиньи! Ей-богу, пойдите понюхайте, хоть будет потом что рассказать. Фу! Тьфу! Ой, ну и запашок! Ф-фу-у!

Не соблазнившись сим заманчивым приглашением, мы кое-как пробились к выходу. Я пожелал обоим доброй ночи, напомнив об обещании быть на другой день у меня. Наконец я добрался до своей кареты, которая вскоре медленно покатила по лунной пустынной дороге меж вековых дерев к «Летящему дракону».

Сколько же всего произошло за последние два часа! Какое обилие ярких и причудливых картин вместилось в сей краткий промежуток! А какое приключение ждало меня впереди!..

Безмолвная, залитая лунным светом дорога разительно отличалась от шумного вихря наслаждений, из которого я только что вырвался. Позади остались грохот, музыка, бриллианты, краски и огни.

Дыхание мудрой природы в такой час действует всегда отрезвляюще. Я осознал вдруг с ужасом