В тусклом стекле - Джозеф Шеридан Ле Фаню

палочками и наконец четверо носильщиков, которые образовали внешний круг; танцоры торжественным хороводом обходили паланкин, пляска их мало-помалу убыстрялась, извивы тел делались все более странными, неожиданными, исступленными; стремительность танца все возрастала, покуда они не замелькали мельничным колесом, – тогда, среди общего рукоплескания и изумления, странные эти актеры смешались с толпою и спектакль, во всяком случае на время, завершился.

Маркиз д’Армонвиль стоял неподалеку и задумчиво следил за происходящим. Когда я приблизился, он сообщил:

– Граф ушел искать свою жену. Жаль, что она не говорила с пророком: забавно было бы понаблюдать при этом за графом. Пойдемте, пожалуй, и мы – я попросил его представить вас графине.

С бьющимся сердцем последовал я за маркизом.

Глава XIV

Мадемуазель де Лавальер

Мы с маркизом д’Армонвилем переходили из залы в залу, однако разыскать графа в такой толчее было не так-то просто.

– Я придумал, как его лучше найти, – объявил наконец маркиз. – Возможно, ревность подсказывает графу, что знакомить вас с женою не в его интересах. Оставайтесь здесь. Думаю, одному мне легче будет его уговорить – вы ведь, кажется, хотите быть представленным?

Разговор этот происходил в комнате, которая ныне именуется Salon d’Apollon[28]; мне запомнились в ней стены, увешанные картинами. И моему приключению в тот вечер суждено было случиться именно здесь.

Я присел на диван с золоченою спинкою и огляделся. На просторном сиденье расположились, кроме меня, еще трое или четверо; все оживленно беседовали меж собою. Все – кроме одной дамы, сидевшей подле меня: нас разделяло не более двух футов. Дама, по-видимому, погружена была в задумчивость; ее поза казалась воплощением изящества. Костюм в точности повторял одеяние мадемуазель де Лавальер с известного портрета Коллиньона, отличавшееся, как вы помните, не только роскошью, но и элегантностью. Волосы были напудрены, под пудрою угадывался их собственный темно-каштановый цвет. Из-под подола выглядывала маленькая ножка, рука же покоряла изяществом и благородством формы.

Дама, к моей досаде, ни разу не сняла маску, тогда как многие подолгу держали свои маски в руках.

Я был уверен, что она хороша собою. Пользуясь преимуществом маскарада – особого мира, в котором позволительно все и разве по голосу да по случайным намекам отличишь друга от врага, – я заговорил.

– Мадемуазель, меня трудно обмануть, – начал я.

– Тем лучше для вас, месье, – спокойно, вполголоса отвечала маска.

– Я хочу сказать, мадемуазель, – продолжал я, решившись прибегнуть к невинной хитрости, – что скрыть красоту не так легко, как вы думаете.

– Вы необыкновенно проницательны, месье, – все так же мило и беспечно заметила она.

– Под костюмом мадемуазель де Лавальер я угадываю формы, совершенством превосходящие оригинал; подымая взор выше, я вижу лишь таинственную маску – и все же, мадемуазель, возможно ли вас с кем-то спутать? О нет! Красота – драгоценный камень из сказок Шахерезады: как ни укрывай, а все же сияние выдаст его.

– Я знаю эту сказку, месье, – отвечала молодая особа. – Сияние и впрямь выдало камень, но не на солнце, а в темноте. Неужто дворцовые комнаты так плохо освещены, месье, что вас слепит простенький светлячок? Я-то думала, в стенах, где пребывает некая графиня, должно быть довольно света.

Положение мое было весьма щекотливо. Как ответить? Дама эта, вернее всего, просто опасная шутница, каких немало найдется в любом обществе; однако же она может оказаться и близкой подругой графини де Сент-Алир. Посему я осторожно осведомился:

– Какая графиня?

– Если вы знаете меня, то должны знать и мою лучшую подругу. Она прекрасна, правда?

– Затрудняюсь сказать: ведь графинь так много…

– Всем моим знакомым известна и любимейшая из моих подруг… Но, быть может, вы вовсе меня не знаете?

– Вы ставите меня в тупик, мадемуазель. Ужели я мог обознаться?

– Скажите, а с кем вы только что говорили? – спросила она.

– С одним человеком, с другом, – ответил я.

– Да, я поняла, что вы друзья; но мне почудилось, что я тоже его знаю, и я хотела бы в этом убедиться. Ваш друг – маркиз?

И снова ее вопрос меня смутил.

– Ах, здесь так много людей, поговоришь с одним, с другим, да и…

– Да и увильнешь от ответа на самый простой вопрос. Запомните же раз и навсегда: ничто так не отвращает человека прямого, как подозрительность. Вы, месье, мне не доверяете – что ж, и я стану относиться к вам соответственно.

– Мадемуазель, я заслужил бы презрение куда большее, когда бы нарушил данное другу слово.

– Да ведь вам все равно не удалось меня обмануть, вы всего лишь копируете дипломатические уловки своего друга. Ненавижу дипломатию: вся она – трусость и обман. А вам не приходило в голову, месье, что я могу знать этого господина, с крестиком из белой тесемочки? Так вот, я прекрасно знаю маркиза д’Армонвиля. Как видите, вы зря себя утруждали.

– Не могу ни подтвердить, ни опровергнуть вашу догадку.