Убийца с крестом - Марсель Монтечино

Хоуи по-прежнему смотрел вбок.

— Так отвечай же!

Она угрожающе надвигалась на него.

— Хоуи, что они искали? Почему целились в Джошуа? Что им было надо?

— Уэнди. — Хоуи все ниже склонял голову.

— Я имею право все знать.

Хоуи яростно продолжал массировать шишки; казалось, он хотел добраться до мозгов. Уэнди в замешательстве обернулась к отцу.

— Папа?

Голд подошел к дочери.

— Уэн, хорошая моя, все позади. Все нормально...

— Хватит! — с криком оттолкнула его Уэнди. — Хватит меня утешать! Надо мной измывались два подонка, и я наконец хочу понять, что здесь сегодня произошло и какое я имею к этому отношение. Я вправе требовать.

Голд вглядывался в Уэнди.

— Хоуи, расскажи ей, она действительно имеет право.

Хоуи всхлипнул. Голд с омерзением от него отвернулся.

— Хорошо, папа, тогда расскажи ты.

— Я не дома.

— Вот проклятье! У вас что, не хватает мужества говорить со мной?

Голд с интересом следил за дочерью. Такая Уэнди была для него внове. Он узнавал в ней себя.

— Дело в том, что Хоуи пристрастился к наркотикам. Он не только употреблял кокаин, но и приторговывал им. Сегодня в доме оказалась большая партия; некто, знавший об этом, навел двух парней. Им нужен был наркотик, а тебя они изнасиловали между делом, так как были уверены, что Хоуи не кинется в полицию. Вот, пожалуй, и все.

— Кокаин, — недоверчиво протянула Уэнди. — Кокаин... Хоуи, нежели это правда?

Плечи Хоуи вздрагивали, он по-прежнему не смотрел на Уэнди.

— Почему я ничего об этом не знала? Хороша супружеская жизнь, если от меня скрывают такие веши!

Хоуи поднял голову, глотая слезы.

— Прости меня, Уэнди, — выдавил он.

— Как ты только посмел допустить, чтобы подобное происходило в нашем доме? — Ее голос срывался, дрожал.

— Я знаю, каково тебе, Уэн. Клянусь, я все поправлю.

— Ты знаешь?! Ты поправишь?! Можно подумать, что насиловали тебя! Что тебя таскали за волосы и тыкали носом в эту мерзость!

— Уэнди...

Она как следует съездила ему по лицу. Хоуи здорово перепугался.

— Да разве тут можно хоть что-то поправить? Каким образом? Как?

Она уже просто кричала. Сжав кулак, она с силой влепила ему хорошую затрещину. Хоуи отшвырнуло назад.

— Тварь! — кричала она. — Как ты мог ставить наш дом под угрозу?!

Голд положил ей руки на плечи.

— Пошли отсюда, моя девочка.

Уэнди его не слышала. Она с новой силой накинулась на Хоуи. Он дотронулся до лица, пальцы были в крови. Три глубоких царапины пересекали щеку.

Голд пытался ее удержать, но она вырвалась.

— Убирайся! — в исступлении кричала она.

— Уэнди, Уэнди, — всхлипывал Хоуи. — Ну, пожалуйста, не надо!

— Убирайся!

— Прости меня! Умоляю, прости!

— Убирайся! Убирайся! Убирайся! — яростно набрасывалась она на Хоуи. — Пусти! Пусти! — кричала Голду.

Хоуи встал. Он выглядел совершенно больным.

— О Боже, Уэнди, ну пожалуйста, я так тебя люблю!

— Убирайся вон, гадина!

Он медленно пошел к двери.

— На кой ты нам нужен! — кричала она вслед. — Убирайся к своим подонкам! К своему кокаину! Нам гораздо лучше без тебя, Джошуа и мне!

Хоуи уже стоял в дверях.

— Прости меня, Уэн. Пожалуйста, не надо...

— Убирайся! — завизжала она.

Хоуи вышел. В доме вдруг стало очень тихо. Голд разжал руки, и Уэнди, не глядя на отца, медленно прошлась по комнате, наступая на битое стекло. Она принесла из кухни мусорное ведро и, опустившись на колени, принялась собирать осколки. Напоровшись на острый край, долго сидела, наблюдая, как из пальца капает кровь. Слизнув ее, села в кресло, вытащила из стола сигареты. Достала одну и подняла глаза на отца, стоявшего посреди комнаты.

— Остались от домработницы. Я не курила с тех пор, как узнала, что беременна Джошуа.

— Может, не стоит начинать? — тихо проговорил Голд.

Она повела плечами.

— Не все ли равно? Дай мне прикурить. — Сигарета прыгала в руке.

Голд поднес зажигалку. Уэнди слегка затянулась и сморщилась.

— Чудовищная гадость. — Но сигарету не положила.

Голд сел на журнальный столик.

— Девочка моя, с тобой все в порядке? Дай я все же вызову врача.

Она выдохнула дым.

— Не волнуйся, все нормально, — ответила, тихо плача. Обвела глазами гостиную, взгляд ее задержался на двери спальни.

— Я не смогу здесь остаться.

— Может быть, поедем ко мне? Я устроюсь в кресле. Она через силу улыбнулась.

— Нет. Ты не отвезешь меня к матери? Там так много комнат. Лучше я поеду к маме.

— Хорошо, девочка моя. Они со Стэнли будут ухаживать за тобой.

Она снова огляделась.

— Знаешь, я вообще не смогу находиться здесь.

Голд взял ее за руку.

— Все будет хорошо. С тобой все будет хорошо.

— Конечно. Не волнуйся. — Взгляд ее все время возвращался к спальне. Она встала.

— Надо взять кое-что из вещей. Для Джошуа.

— Хочешь, побуду с тобой? Пока ты собираешься?

Уэнди чуть поколебалась.

— Нет, не надо. Я быстро.

Она слегка помедлила и пошла.

— Уэнди...

Обернулась.

— Хочу тебе сказать, — начал Голд, запинаясь, — те подонки, которые так поступили с тобой, уверяю, больше никогда не сделают ничего подобного.

Помолчав, она кивнула.

— Хорошо. — Повернулась и пошла в спальню собирать вещи.

Четверг, 9 августа

1.00 ночи

Дождавшись двадцатого гудка, Эстер повесила трубку. Она звонила из приемной фотоателье. Набрала номер еще раз. К телефону опять никто не подошел. Эстер бросила трубку.

— Луп, — позвала она, — Луп!

Луп вышла с веником из съемочного павильона.

— Que pasa, Es?

Эстер кинула ей увесистую связку ключей.

— Дома что-то неладно. Никто не отвечает. Мамаша Фиббс пошла в церковь, пришлось малыша Бобби оставить одного, а сейчас почему-то к телефону никто не подходит.

— Может, он просто спит. Все-таки час ночи.

— Может быть. Но мне все равно надо съездить домой. Думаю, часа за полтора обернусь. Ключи оставляю вам с Флоренсией.

— No problema. Ester.

— Если закончишь раньше, чем я вернусь, прикорни там на диванчике.

— Ладно. Думаю, Флоренсия уже спит.

— Это слышно, — сказала Эстер, выходя из ателье.

— Будь поосторожней! — крикнула Луп ей вслед. — Con cuidado![61]

Эстер вывела машину со стоянки и рванула в сторону Уилшира, стараясь лишний раз не натыкаться на полицейских. Бобби не пришел домой. Она прождала его до начала одиннадцатого, но он так и не появился. Зачем она себя с ним так вела? Неужели нельзя было поласковее? Разве это мужская работа — чистить сортиры, выносить помои, мыть посуду? Кто угодно взбеленится. Его тоже можно понять, ведь надо же хоть чуть-чуть пообвыкнуть. А она его так отметелила. Любой бы вышел из себя.

Но его не было дома. Что он делал? Господи, где он?

Через двадцать минут быстрой езды Эстер добралась до Креншо. Она резко остановила машину и выскочила из нее. На полпути к дому она почувствовала, что теряет сознание.

Малыш Бобби неподвижно лежал на ступеньках.

Какое-то мгновение Эстер соображала — бежать к нему со всех ног или подойти на цыпочках.

Как сумасшедшая Эстер бросилась к малышу.

— Хороший мой, — прошептала она, дотрагиваясь до мальчика. Тельце его со сна было теплым, податливым.

Бобби пошевелился. Эстер почувствовала, что жизнь вновь обретает краски.

— Мама, — сонно пробормотал Бобби, приподнимаясь. Он прижимал к себе котенка.

— Как ты здесь очутился? — ласково спросила Эстер.

Бобби тер глаза кулачками.

— Они сказали, что впустят меня домой. Они оставили дверь открытой, а Багира выскочила на улицу. Я пошел ее искать. Они пообещали, что не будут запирать двери, но, наверное, забыли.

— Кто такие «они»?

— Папины друзья. — Бобби принялся ласкать котенка.

— Так папа дома? — удивилась Эстер, вглядываясь в окна спальни. Сквозь занавески просачивался слабый свет.

— Ага.

— Давно ты здесь?

Бобби наморщил лоб, щурясь от уличного фонаря.

— Давно. Папа пришел с друзьями, они шумели, смеялись, и я проснулся. Когда я спустился вниз, Багира выбежала из дома, и белая тетя обещала меня впустить...

— Белая тетя? — Эстер отпирала дверь.

— Ага. Я стучался, стучался, но никто почему-то не вышел. Я даже звонил в звонок.

Эстер вошла в дом. Ни в гостиной, ни в холле никого не было, но ясно чувствовалось, что здесь кто-то чужой. Непривычно пахло дешевыми духами и серой от горелых спичек.

— Малыш, возьми себе на кухне чего-нибудь поесть.

— В это время я уже должен спать. У нас завтра контрольная, — ворчливо ответил Бобби, копируя бабушкины интонации.

— Ну поешь хоть немного. Совсем чуть-чуть.

— Ладно. Пошли, Багира, я дам тебе молока.

Мальчик понес котенка в кухню. Дверь за ним закрылась.

Эстер окинула взглядом лестницу. Сверху не доносилось ни звука. Она начала подниматься и, дойдя почти до конца, расслышала неясный стон. Эстер остановилась, прислушалась. Тишина. Потом — игривый женский смех.