Наследие - Эль Кеннеди

Глава два

Гаррет

Мы не успеваем добраться до бара достаточно быстро, когда шоу заканчивается и нас приглашают в бальный зал на вечеринку. Моя девушка не любит, когда я пью на мероприятиях, из страха, что я выставлю себя дураком перед каким-нибудь репортером. Этим вечером она забирает награду у меня из рук и заменяет ее бокалом скотча. Может быть, она надеется, что это отвлечет меня. Или притупит мои инстинкты. Хотя в этом я сомневаюсь. Я всегда начеку, когда мой отец рядом, полностью осознавая его присутствие. Я заметил его в тот момент, когда мы вошли, и проследил за ним через весь зал, пока он прокладывал себе путь сквозь вспышки фотоаппаратов.

– Тебе не обязательно это делать, – говорит Ханна, осторожно глядя на меня поверх края своего бокала с газировкой. Наверное, она считает, что одному из нас лучше оставаться трезвым, если я сегодня окажусь в тюрьме. – Можем уйти.

– У Лэндона случится припадок, если я уйду.

Мой спортивный агент был бы тут, выступая в роли сводни, организуя мне встречи с прессой в разных концах зала, если бы накануне не слег с пищевым отравлением. Думаю, именно за это я ему и плачу, даже если это та часть бизнеса, без которой я бы предпочел обойтись.

– Так вот почему он не предупредил тебя, что Фил тут?

Я не терял времени даром, отправив гневное сообщение своему агенту, едва закончилась церемония.

– Он утверждает, будто понятия не имел. Очевидно, Виктор Иванов сбежал в последнюю минуту, вот они и поменяли его на Фила.

Я снова бросаю взгляд на него. Он болтает с владельцем команды из Далласа, смеется своим фальшивым смехом.

– Надолго мы не останемся, – говорю я Ханне, большим пальцем поглаживая ее поясницу.

Прикосновение к ней избавляет меня от разрушительных мыслей. Этим вечером она выглядит так сексуально в своем длинном серебристом платье, облегающем все нужные места. Если бы я не был так напряжен сейчас и не был так насторожен присутствием собственного отца, я б попытался уговорить ее уединиться где-нибудь, чтобы просунуть руку под эту облегающую ткань. Заманил бы ее в гардероб или какую-нибудь подсобку.

– Я готова в любой момент, – обещает она.

Я в этом не сомневаюсь. Ханна Уэллс – моя опора. Я не из тех, кто хвастается… ладно, я совершенно точно из тех, кто хвастается. Но я почти уверен, что у нас с Уэллси – самые здоровые отношения из всех когда-либо существовавших. После четырех лет совместной жизни это неоспоримо: мы просто лучшие. Наше общение – на высшем уровне. Секс чертовски невероятен. Когда мы впервые перепихнулись в колледже, я и представить не мог, что мы влюбимся друг в друга, или что, в конце концов, будем жить вместе, строить совместную жизнь. И вот мы здесь.

Не поймите меня неправильно, мы не идеальны. Мы часто ссоримся, но это потому, что она – упрямая задница. Хотя, если спросить ее, это потому, что я – по ее мнению – всегда хочу оставить за собой последнее слово. Как будто это я – упрямый мудак.

Я сдерживаю проклятие, когда Фил вдруг смотрит в мою сторону и наши взгляды пересекаются. Мои пальцы сильно сжимаются на руке Ханны.

– Ты в порядке? – спрашивает она.

– Нет, – отвечаю я жизнерадостно.

Попасть в орбиту Фила – все равно что попасть в воронку тонущего корабля. Или быть утянутым в море сильным течением. Борьба с неизбежной и неотвратимой силой приведет лишь к истощению и убьет быстрее.

Единственный способ выбраться – поддаться.

– Сынок, – гремит он, дергая меня за руку, чтобы пожать ее на глазах стайки владельцев и пары репортеров. Он коротко кивает Ханне в знак приветствия, прежде чем повернуться ко мне. Акульи зубы обнажаются в акульей улыбке.

– Ты помнишь Дона и мальчиков.

«Мальчики», вот как он их называет. Сто миллиардов чистой прибыли. Владельцы трех из пяти самых ценных клубов лиги.

– Идем, сделаем фото.

– Адский сезон, – говорит мне один из владельцев. Он позирует перед камерой, тогда как мой отец ставит меня в центр группы и сует мне мою появившуюся из ниоткуда награду, пока я кусаю внутреннюю сторону щеки. – Это рекорд новой эпохи по набранным очкам и результативным передачам.

Фил говорит это так, будто это он сам был на льду.

Но с другой стороны, это всегда было его проблемой. Этот человек просто не может забыть прежние времена. Ему недостаточно было быть кумиром Бостона за то время, что он провел там на льду, он хотел пережить и меня.

Быть сыном легенды – полный отстой.

Особенно когда эта легенда делает все, чтобы столкнуть тебя с пьедестала. Когда эта легенда мучила твою мать и относилась к вам обоим, словно к трофеям, которые он мог снять с полки и поставить обратно, когда вздумается. Если вскрыть грудь этого человека, то вместо сердца вы найдете кусок угля. Его душа словно черная смола.

– Побьешь рекорд своего старика в следующем году? – спрашивает другой владелец. Он усмехается, прежде чем опрокинуть бокал шампанского.

– Посмотрим, – говорю я, делая глоток скотча и одним глазом поглядывая на Ханну, лишь бы не смотреть на Фила.

Это пытка. Весь этот дурацкий танец. Притворство, будто мы со стариком не презираем друг друга. Я позволяю ему изображать гордого отца, как будто у меня не сохранились до сих пор шрамы от его «тренерской работы». Создаю видимость, поскольку никто не хочет слышать правду. Фил Грэхем – жестокий сукин сын, тогда как весь спортивный мир бросал цветы к его ногам.

К счастью, мой лучший друг и товарищ по команде, стоящий у бара, замечает нашу маленькую группу. Прочитав на моем лице нетерпение, Джон Логан направляется к нам.

– Привет, чувак, – говорит он с немного пьяной улыбкой, размахивая бутылкой пива, когда встает между мной и камерой. – Ты