Легионер. Книга вторая - Вячеслав Александрович Каликинский

– А ну, положи мой чемодан! – крикнул Войда, целясь в малайца.

Тот попятился в сторону веранды. Войда продолжил свое наступление, на мгновение забыв, что малайцев-то было двое! И немедленно поплатился за это: в неверном свете светильника сбоку мелькнула чья-то быстрая тень и одновременно Войда получил сильнейший удар в бок. Что-то, показавшееся ему раскаленным, вонзилось в его тело чуть ниже ребер. Тут же пришла и боль: начав поворачиваться к новому противнику, Войда закричал от этой боли и выронил пистолет, начал оседать на пол.

Он уже не видел, как в дверном проеме появился сначала Вапсаранаи, а за ним – хозяин гостиницы в сопровождении полудюжины слуг с короткими дубинками в руках. Помутневшее сознание Войды восприняло лишь двойной звук пистолетных выстрелов, и он потерял сознание, так и не узнав никогда, что, опасаясь разоблачения, Вапсаранаи без колебаний застрелил своих телохранителей…

Глава восьмая

Лауден

Главный констебль Королевской полиции Сингапурской колонии Британской короны Эдуард Голдсмит в очередной раз провел по лбу обширным платком и, с отвращением поглядев на насквозь мокрую ткань, скомкал его и засунул поглубже в ящик стола. Покосился на полисмена, навытяжку стоящего напротив, и с раздражением уставился на почти пустой графин. Подумать только, какой-то час назад этот графин был доверху наполнен холодной водой из глубокого колодца и к тому же наполовину погружен в лохань с колотым льдом, на котором в этакую дьявольскую жару глаза просто отдыхали! А сейчас? Констебль снова перевел взгляд на замершего перед ним младшего чина колониальной полиции Лаудена, и со злорадством отметил, что тому приходится еще хуже, чем страдающему от несусветной жары начальству. Не смея пошевелиться, Лауден только смаргивал заливающий глаза пот, и, вероятно, не чаял вырваться вон из душного кабинета. Постой-ка тут, постой, мстительно подумал Голдсмит и вдруг рявкнул так, что Лауден вздрогнул от неожиданности:

– Смолл! Эй, Смолл!

Из приемной раздался громкий стук мебели, там затопали, и в кабинет главного констебля заглянул заспанный письмоводитель.

– Опять спали за рабочим столом, Смолл? – язвительно осведомился главный констебль. – Молчите и не возражайте! Это видно по вашей вечно опухшей физиономии! Впрочем, вы способны спать и стоя, как старый мерин, забытый конюхами в стойле. Возьмите графин вместе с лоханью, Смолл, и отправляйтесь в аптеку, к этому старому немецкому жулику Веберу. Скажете, что господин главный констебль кланяется и просит прислать еще воды на льду.

– Слушаюсь, господин главный констебль!

– Да двигайтесь поживее, Смолл! И постарайтесь не уснуть на ходу! За последний месяц вы уже разбили два графина – боюсь, что Британской короне такие помощники, как вы, влетают в копеечку. – Главный констебль перекатил глаза на стоящего столбом Лаудена. – Впрочем, ваша неспособность к элементарной дедукции, Лауден, обходится Британии еще дороже. Неспособность к дедукции и элементарная безответственность, Лауден!

Нижний чин благоразумно хранил гробовое молчание, глядя в сторону начальства по уставу – на несколько дюймов выше головы главного констебля.

Голдсмит немного помолчал, раздраженно переложил несколько бумаг на столе и снова впер пристальный взгляд в лицо стоящего перед ним человека.

– За все время моей службы Ее Величеству – а тому пошел двадцать второй год, Лауден! – мне довелось видеть на службе немало тупых ослов. Но такого, как вы, признаться, еще не попадалось. Напомните-ка мне, Лауден, сколько раз я просил вас найти законный повод и вышвырнуть из Сингапура этого грязного полукровку Вапсаранаи? Господи боже, да тут и повода искать не нужно – этот негодяй сам предоставляет их ежедневно! И более чем достаточно – он целыми днями рыщет по Сингапуру в сопровождении своих слуг, по которым давно плачет тюрьма, обделывает свои темные делишки, облапошивает уважаемых и излишне наивных людей, водит дружбу с пиратами и шпионит для них… Лауден, любого из перечисленных мной поводов с избытком хватило бы для того, чтобы посадить Вапсаранаи на первый попавшийся корабль и выслать его за пределы нашей колонии! Дайте мне только грамотно составленный рапорт, включающий показания свидетелей или жертв этого проходимца – и он вылетит отсюда быстрее, чем забредшая в синагогу бродячая свинья! Но ведь вы, Лауден, неспособны даже на это!

Главный констебль с отвращением глотнул теплой воды, с досадой отодвинул стакан на край стола.

– И вот теперь извольте видеть: этот проходимец Вапсаранаи снова втянул нас в неприятности! – продолжал Голдсмит. – Явился в китайскую ночлежку, которую почему-то называют отелем, со своими подручными убийцами, которые зарезали постояльца! И тут же, пряча концы в воду, пристрелил их, как собак. Впрочем, туда этим малайцам и дорога – он только избавил британскую казну от расходов по их содержанию в тюрьме! Черт с ними, повторяю! Но теперь выясняется, что и сам постоялец был весьма темной и подозрительной личностью. Не успел он испустить дух, как с жалобой на него явился греческий проходимец-шкипер, на шхуне которого случился взрыв и пожар. И грек утверждает, что зарезанный – тайный агент русской политической полиции!

Истекающий потом Лауден подавил в себе горячее желание опрокинуть на сварливого начальника его же письменный стол. Или, по крайней мере, указать: чем он, Лауден, виноват, что пришлый чужестранец оказался чьим-то там тайным агентом? Ему очень хотелось также напомнить главному констеблю, что за последний год только он, детектив Лауден, четырежды подавал мотивированные рапорты о темных делишках Вапсаранаи. Однако рапортам не был дан законный ход – уж не потому ли, что злые языки в Сингапуре правы, и главный констебль использует подаваемые ему рапорты лишь для того, чтобы в очередной раз содрать с Вапсаранаи дополнительную мзду?

Однако Лауден достаточно давно служил в королевской полиции Британии, чтобы с полной отчетливостью уяснить: спорить с начальством не только бесполезно, но и чревато неприятными последствиями. Одно такое возражение в свое время и явилось причиной того, что его вышвырнули – сначала из Лондона, а потом и вовсе из метрополии – и послали служить в этот богом забытый Сингапур, где-то на краю света. Уж лучше промолчать и ничего не отрицать. Впрочем, от одного замечания Лауден все же не удержался:

– Осмелюсь заметить, господин главный констебль, что прибывший на греческой шхуне иностранец, по показаниям хозяина, сам пригласил в ресторан этого Вапсаранаи, и, таким образ, накликал беду на свою голову…

– Вы – осел, Лауден! – торжественно объявил Голдсмит. – Были, есть и, подозреваю, останетесь им! Неужели вы не понимаете, что если бы вы выполнили бы в свое время указание начальства и потрудились принять меры к изгнанию с Побережья негодяя Вапсаранаи,