Секретарь обкома - Всеволод Кочетов

— Безусловно, — поддержал его секретарь ЦК улыбаясь. — Тут у нас с вами расхождений нет и быть не может.

Секретарь ЦК ещё несколько лет назад сам был секретарем обкома. Он понимал Василия Антоновича с полуслова, отлично разбирался во всех его трудностях и сложностях, и разговаривать с ним, конечно, было легко. В его кабинете Василий Антонович чувствовал себя просто и значительно уверенней, чем на трибуне Кремлевского зала. Он сказал об этом секретарю.

— Честно говоря, — ответил тот, — я тоже и до сих пор, хотя уже не раз побывал на этой трибуне, все равно волнуюсь. Ведь тебя слушают тысяча, а то и две тысячи людей, и сказать им надо такое, чего хотя бы частично они не знали без тебя, сказать хотя бы немножко нового, а если уж и не нового, то, во всяком случае, и о старом по-новому. Иначе ты пропал. Требовательная трибуна. Понимаю вас, товарищ Денисов.

Из Москвы, как всегда, выехать было не легко. Ходили с Ковалевым в министерство речного транспорта, ходили с Лаврентьевым по другим министерствам, о чем-то договаривались, что-то согласовывали. Договорились о разведке магнитной аномалии. На все это ушло ещё дня три. Выехали под самый Новый год, так, чтобы только-только успеть в Старгород к утру тридцать первого декабря. Ехали довольные, получившие хорошую душевную зарядку. Возможно, что иногда думали об одном и том же, потому что когда Лаврентьев сказал: «Цыплят по осени считают, Василий Антонович», он ответил Лаврентьеву: «Да, да, вот именно. У нас народ не хуже, чем у них. Еще посмотрим. Может быть, ещё и на соревнование их вызовем».

29

София Павловна хлопотала о встрече Нового года. Времени оставалось мало: Василий Антонович приедет утром тридцать первого, сразу же, конечно, отправится в обком, ни о чем с ним не посоветуешься, все надо решать самой — кого приглашать, чем угощать.

Созвать гостей дело очень и очень не простое. Надо ведь так созвать, чтобы люди знали друг друга, доверяли друг другу, хоть в какой-то мере взаимно нравились, вызывали взаимную симпатию, не сковывали бы соседа. Самыми трудными и тягостными бывают те разношерстные компании, в которых людей никто и ничто, кроме закуски и выпивки, не объединяет. Такие компании собираются чаще всего на новосельях. Счастливые, получившие новую квартиру хозяева рассуждают так: надо позвать того, надо позвать этого, тот помогал нажимать там-то, этот звонил туда-то, нельзя быть неблагодарными. А ещё надо позвать подругу, а то она обидится, позвать приятеля — тоже может надуться, если не позовешь. Кроме того, как обойтись без тети Клани и дяди Кости? И вот соберутся все, кого надо благодарить, все, кто сочувствовал; в них растворится некоторое число самых близких друзей, да втиснутся на приставленных табуретках тети и дяди, — никто никого не знает, сидят, молчат, жуют и пьют, — да и то вяло. Какой-нибудь энтузиаст — такой непременно найдется — шумит, рассказывает анекдоты, провозглашает тосты, но в конце концов и он утихает. Хозяева все больше торчат на кухне, носят оттуда холодцы и винегреты, открывают бутылки, консервные банки и никак не могут понять, почему за столом такая тягостная атмосфера, — и свежие помидорчики среди зимы раздобыли, и ло-сосинку спроворили, такую свежую, малосольную, и грузди чуть ли не из Кашина специально привезли.

А то бывают компании другого рода, но все равно немыслимо тоскливые. Случается это у хозяев, для которых гости — мероприятие, упрочивающее их общественное положение. Приглашается товарищ из высокого учреждения, пусть он третьестепенное лицо в том высоком учреждении, но от него, именно от него, зависит протолкнуть, продвинуть какое-то важное дело хозяина дома; а уж к тому товарищу подгоняются другие гости — из друзей и знакомых хозяев. Они должны составить некий антураж, дабы гость из высокого учреждения видел, кем обычно окружены хозяин и хозяйка. Очень важно в таком случае заполучить какую-нибудь знаменитость — пусть посидит час, не больше, пусть скажет слово, не больше, пусть просто многозначительно молчит и ест салаты, но пусть товарищ из важного учреждения видит, кто запросто бывает в том доме. Хозяева в таких случаях оживлены, хозяйка сидит возле товарища из высокого учреждения, обнимается с его женой, хозяин демонстрирует свою оригинальность в суждениях. Поскольку все внимание хозяев сосредоточено на одной точке, гости мало-помалу разбиваются на группки, разбредаются по комнатам, на столе ничего не съедено, ничего не выпито, и в итоге хозяева даже не помнят, когда кто ушел и уехал, они провожали только гостя из высокого учреждения.

У Софии Павловны и Василия Антоновича созывались люди по признаку взаимного тяготения и ни по какому другому. Василий Антонович был до крайности щепетилен в таких делах. Иной раз и позвал бы человека, да опасается, как бы тот не подумал, что перед ним заискивают. За столом у Денисовых не скучали. И София Павловна, и Василий Антонович считали, что гостей надо занимать. Позвал — занимай. Если только поесть, люди могли бы и в ресторан пойти. Нет, ты их и корми вкусно, и сделай так, чтобы им было интересно и весело. Уставали оба за вечер, проводив гостей, валились в постель почти без сил, но гости уходили довольные, шумные, поминая хозяев добрым словом.

Поэтому так трудно было Софии Павловне готовиться к Новому году без участия Василия Антоновича. Кого звать — всегда решали вместе, тщательно обдумывая каждую фамилию. Как быть, например, сейчас с Николаем Александровичем? Шурик говорит, что Суходолов уже готовится сдавать дела на комбинате: из Москвы позвонили, что министр подписал приказ о назначении новым директором главного инженера. Будет бросаться на Василия Антоновича, будет взывать к массам. Но не это главное. Главное, что все так нехорошо случилось, что сам вовремя не догадался уйти и что именно Василий Антонович, его друг, вынужден был снимать с работы своего друга. И все-таки София Павловна позвонила Суходолову. Но тот категорически отказался. «Нет, Соня, нет, — сказал твердо. — К твоему мужу я больше ни ногой. Старая большевистская гвардия так не поступала. Он для меня отныне чиновник и канцелярист, а не человек с душой и сердцем. Извини. Поздравляю тебя с наступающим. Желаю счастья». Пробовала уговорить его жену. Тоже ничего не вышло. Предновогоднее приподнятое настроение изрядно омрачилось.

Не знала София Павловна, как быть с Влады-чиным и с Черногусом. Юлия сказала, что она только в том случае будет встречать Новый год дома, если будет Владычин. Если Владычина не будет, она уйдет. Куда? А не все ли равно! К Птушкову в Озёры поедет. Но София Павловна чувствовала, что Василий Антонович относится к Владычину настороженно. Нет, нельзя было приглашать Владычина, нет. А Черногус, когда София Павловна завела с ним предварительный, разведывательный разговор, сказал, что вот уже много лет он Новый год встречает в семье какого-то старого друга и обычаю своему изменить не может. Традиция. И если нарушить ее — это плохой знак, что-нибудь да будет нехорошо в году. Что ж, значит, как всегда — Лаврентьевы, Сергеевы, ещё двое или трое — старая, испытанная компания, которую и она, София Павловна, и он, Василий Антонович, очень любят и в которой чувствуют себя, как среди родных. Ну и хорошо, что так получается.

Шурик сказал, что он пока не знает, как будут обстоять дела у него с Новым годом. Кажется, он встретит его с товарищами по цеху. Его приглашают в клуб. А как же с Павлушкой? Девочки это берут на себя. Устроят.

— Девочки, — сказала София Павловна — и с грустью и в то же время с некоторой легкостью на сердце; и погладила сына по голове, как бывало в детстве.

С утра, — ещё не пришел поезд, на котором должен был приехать Василий Антонович, — Александр упаковал Павлушку в теплые одежды, сказал: «Ну, мамочка, с наступающим! Я тебе ещё позвоню. А пока — желаю и тебе и отцу много счастья. До свидания, мама», — взвалил на руки довольно-таки тяжелого Павлушку и ушел. Отогнув край шторы, София Павловна смотрела на темную улицу, ждала, когда Александр будет ее переходить к автобусной остановке. «Девочки…» — повторила она грустно. Ну пусть бы, пусть девочки, пусть найдется такая, что вернет его к нормальной человеческой жизни. Это же невыносимо, как он живет сейчас, какие тащит на себе тяготы. Двух женщин приводила в дом София Павловна. Обеих Александр забраковал. Нет, он не чувствует к ним доверия; равнодушные, безразличные, разве можно поручить им Павлушку? Нет и нет. И вот таскает, вот идет, скользит на разъезженной мостовой, бережно несет своего сынишку; вот ему уступают дорогу, его уже на остановке знают, подсаживают в автобус. Поехал. Софии Павловне припомнилась недавняя добровольная Павлушкина сиделка — Майя, девушка из цеха Шурика. Она интересная — ничего не скажешь. Но, кажется, излишне грустная. И умная, ли?

Шурик уехал. А София Павловна все стояла у окна; теперь она ждала машину Василия Антоновича. Роман Прокофьевич Бойко давно отправился его встречать. Перед обкомом Василий Антонович непременно заедет на минутку домой.