Поэты 1820–1830-х годов. Том 1 - Дмитрий Дашков

211. СТАНСЫ К Д<ЕЛЬВНГУ>

Дельвиг! как бы с нашей леньюХорошо в деревне жить;Под наследственною сеньюЛипец прадедовский пить;

Беззаботно в полдень знойныйОтдыхать в саду густом;Выйти под вечер спокойныйПеред сладким долгим сном;

Ждать поутру на постеле,Не зайдет ли муза к нам;Позабыть все дни в неделеНазывать по именам;

И с любовью не ревнивой,Без чинов и без хлопот,Как в Сатурнов век счастливый,Провожать за годом год!

212. НОЧЬ

Задумчивая ночь, сменив мятежный день,На всё набросила таинственную тень.Как опустелая, забвенная громада,Весь город предо мной. С высот над ним лампада,Без блеска, без лучей, унылая виситИ только для небес недремлющих горит.Их беспредельные, лазурные равниныВо тме освещены. Люблю твои картины,Мерцанье звезд твоих, поэзии страна,Когда в полночный час меж них стоит луна!С какою жаждою, насытив ими очи,Впиваю в душу я покой священной ночи!Весь мир души моей, создание мечты,Исполнен в этот миг небесной красоты:Туда в забвении несусь, покинув землю,И здесь я не живу, не вижу и не внемлю.

213. МОРЕ

Воспоминание, один друг верный мне,Разнообразит дни в печальной стороне.Бесцветной пеленой покрылись неба сводыИ мертвы красоты́ окованной природы,А взор мой в этот миг, пленяясь и горя,Объемлет с жадностью привольные моря,А слух мой ловит гул и плеск волны мятежной —Музы́ку вечную обители прибрежной.

214. РЫБОЛОВ

Прибрежный рыболов на родине моей,Оставя влажный груз развернутых сетей,По склону волжских струй, бездеятелен, весел,Плывет на челноке без паруса и весел.Усталый от трудов, качаясь над водой,Протяжной песнью он забавит отдых свой.Далеких замыслов и суетности чуждый,Не знает он похвал, не чувствует в них нужды.Любуясь на небо, на волны, на скалы,На позднюю зарю и дым вечерней мглы,В пустынных берегах невнемлемый, незримый,Выводит для себя напев страны родимой.

В привычный лени час, между трудов и сна,К созвучию стихов душа моя жадна.Они за мыслию то важной, то игривойПереливаются то медленно, то живо.Согласный лепет их пленяет строгий умИ освежает в нем забытых много дум.Но в праздности ночей, питая вдохновенье,Храню его дары в моем уединенье,Без разделения и хладного судаЗабавой пользуюсь любимого труда,Как улетающим, но сладостным мечтаньем,Как сном несбыточным, но сходным с ожиданьем.

215. БЕЗВЕСТНОСТЬ

За днем сбывая день в неведомом углу,Люблю моей судьбы хранительную мглу.Заброшенная жизнь, по воле провиденья,Оплотом стала мне от бурного волненья.Не праздно погубя беспечность и досуг,Я вымерял уму законный действий круг:Он тесен и закрыт; но в нем без искушеньяКладу любимые мои напечатленья.Лампада темная в безмолвии ночейТак изливает свет чуть видимых лучей,Но в недре тишины спокойно догораетИ темный свой предел до утра освещает.

Н. М. КОНШИН

Николай Михайлович Коншин (1793–1859) — потомок обедневшего дворянского рода. Учился в гимназии (по-видимому, в Воронеже), затем был отправлен в Петербург для определения в корпус. Из-за отсутствия необходимых документов мальчик, после долгих мытарств, попадает лишь в роту для разночинцев; в 1811 году он получает чин подпрапорщика и выпускается в армию (в полевую артиллерию), несмотря на блестяще выдержанный экзамен, дававший ему право на службу в гвардии. В 1814 году он участвует в походе к Варшаве и к Кракову; в Шклове он знакомится с учителем французского языка А. Старынкевичем, по-видимому стимулировавшим его интерес к литературе. Коншин следит за современной поэзией, усиленно читает Жуковского; в остальном ведет обычную жизнь армейского офицера, деля свое время между товарищескими кутежами, походами и любовными увлечениями. В 1819 году он вступает в Нейшлотский полк в Финляндии, где служит в чине штабс-капитана (с 1821 года — капитана). Здесь зимой 1820 года начинается его знакомство и затем дружба с Е. А. Баратынским, переведенным сюда унтер-офицером; здесь он находит интеллектуальную среду, «уголок европейской образованности и поэзии», с налетом и политического вольномыслия[163].

Первый известный нам поэтический опыт Коншина — его послание к Баратынскому (1820). В последующие годы жанр дружеского послания, отмеченный сильным влиянием Баратынского, утверждается в поэзии Коншина; от Баратынского же идет и «финляндская тема», с характерной ориентацией на скандинавскую мифологию; тема эта сохраняется в стихах Коншина до конца 1820-х годов. Через Баратынского Коншин устанавливает связь с Вольным обществом любителей российской словесности, куда он и был принят в 1821 году; в 1821–1822 годах, будучи в Петербурге, он сближается (также через посредство Баратынского) и с кругом Дельвига; с последним он общается во время своих последующих наездов в Петербург и при посещении в 1822 году Дельвигом, В. Эртелем и Н. И. Павлищевым Роченсальма. Петербургскому кружку посвящен ряд стихотворений Коншина («К нашим», 1821; «Поход», 1822; «Ропот», 1822, и др.). Элегическая и анакреонтическая лирика Коншина 1820-х годов несамостоятельна и создает ему репутацию поэтического «спутника» — подражателя Баратынского. Для Коншина характерна ироническая «прозаизация», сочетание поэтизмов со сферой разговорно-бытового просторечия («Отрывки из послания к доктору о привычке к чаю», 1820; «Поход», 1822, и др.). В середине 1820-х годов Коншин активно печатается в журналах и альманахах («Полярная звезда», «Мнемозина», «Невский альманах», «Новости литературы» и др.).

В 1823 году Коншин вместе с Баратынским сочиняет сатирические куплеты, задевающие власть и общество; в результате возникшего конфликта он выходит в отставку (1824) и уезжает из Финляндии; в 1824–1827 годах он служит в качестве чиновника в Петербурге, Костроме и Твери. В его стихах появляются и новые тенденции — к аллегоризму, даже мистического толка («Владетель волшебного хрусталька», 1825; «Баул», 1826; «Дверь», 1826). В 1829–1837 годах Коншин — правитель канцелярии главноуправляющего Царским Селом и дворцовым правлением; в 1830 году вместе с Е. Ф. Розеном он издает альманах «Царское Село», объединивший произведения литераторов дельвиговского круга; к 1831 году относится и наиболее интенсивное общение его с Пушкиным[164]. В 1830-е годы Коншин начинает выступать в печати и как прозаик («Две повести», 1833; роман «Граф Обоянский, или Смоленск в 1812 г.», 1834, и др.); повести Коншина были приняты критикой сдержанно, а роман вызвал уничтожающую рецензию Белинского.

С 1837 года Коншин служит директором училищ в Твери; с 1850 года — директором Демидовского лицея в Ярославле. В 1840–1850-х годах он усиленно занимается историей (прежде всего русской медиевистикой), общается с Погодиным, Шевыревым, Плетневым, Языковым; пишет мемуарные заметки о Дельвиге, Жуковском, Баратынском[165] — в известной степени движимый желанием противопоставить «золотой век» русской поэзии современной литературе (как Белинскому, так и Сенковскому), которую он решительно отвергает, В его стихах конца 1830–1840-х годов усиливается медитативнофилософское начало; традиционные элегические мотивы приобретают у него теперь черты обостренного социального и личного пессимизма. Печатается он в «Маяке» (1840–1841), «Москвитянине» и «Современнике». Умер Коншин в Омске 31 октября 1859 года[166].

216. БОРАТЫНСКОМУ («Куда девался мой поэт?..»)

Куда девался мой поэт?Где ты, любимец граций томный?Умолк, умолк, и вести нет!А я букет цветочков скромныйНаместо лавровых венковТворцу элегий посвящаюИ вместе с ними приплетаюСвоих десятка два стихов.

Мой друг, благодари боговЗа дар Поэзии прекрасный;Но дар сей будет — дар напрасныйВ шуму невежд и болтунов.Уже тобой забыта лира;Паук заткал ее струны;Цевница и свисток сатираЛежат в пыли, погребеныУ ног бездушного кумира;Забыты боги и ТемираИ сладкие о счастьи сны!

А я, в глуши уединенья,Дыша свободою моей,Младой красавице полейДаю уроки наслажденья.Пою и Вакха, и вино;Пишу стихи, читаю, плачу.Поэт! на время всё дано —Так время ль тратить наудачу?

217. Е. А. БАРАТЫНСКОМУ («Поэт, твой дружественный глас…»)