Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том III. Книга I - Юрий Александрович Лебедев

Ю. Л. Да, это богатый был телевизор!

Г. К. И вся деревня собиралась у нас: разлегались на полах, на кроватях, под кроватями – только головы торчали! В комнату, где стоял телевизор, набивалось человек 12–15…

Ю. Л. Мы немножко отвлеклись от моего плана… О твоих детских впечатлениях от Жоржа мы говорили. И подтвердилось одно житейское правило – дети, даже если взрослые о чём-то помалкивают, как-то узнают об этом ☺…

Г. К. Ну, конечно! А у нас к тому же у детей приличная разница в возрасте – когда мне было лет десять, то Гита была уже замужем… А когда я начал что-то понимать и запоминать – ей было лет 16 и она уже многое слышала…

Ю. Л. И ясно, что дед Абрам с самого начала эпопеи Жоржа всё знал. Да и письма из Америки были…

Г. К. Ну, конечно! Я отчётливо этого не знаю, но понаслышке – да, конечно. И обсуждалось это отцом и дедом – они были в очень доверительных отношениях… Они никогда не ссорились. Ну, два мужика, которые по уши загружены делами жизни деревенской… А до нас что-то доходило как результат случайно подслушанного кем-то из старших детей…

Ю. Л. Но когда ты поехал в Москву, ты уже «всё знал», то есть то, что он был разведчиком.

Г. К. Разведчиком-нелегалом… Да, конечно. И знал – об этом мне часто рассказывала мама, как в мае сорок девятого года, когда после десятилетнего отсутствия появился дядя Жорж, он приехал к нам и с восторгом держал меня на своих огромных ладонях… Это была прямо семейная легенда – как я познакомился с дядей Жоржем в сорок девятом году в мае месяце!

Ю. Л. А сколько всего было у тебя встреч с ним до того, как ты приехал в Москву?

Г. К. В сознательном возрасте – две. О первой я тебе рассказал, мне было лет 10–11, а второй раз он приезжал, кажется, один… Мне трудно связать это с моим возрастом и календарём, но, вероятно, дело было в шестьдесят пятом, это были похороны деда…[228]

И с этим его приездом у меня связана тоже история, которую я запомнил на всю жизнь… Когда приезжал такой гость – желанный, долгожданный, редко видимый, то при проводах всегда хотелось что-то особенное ему подарить…

Так вот, когда Жорж уезжал, то старались ему «в дорогу» напихать всё – от мороженого молока, от которого он напрочь отказывался,[229] шматков сала, из которых он для приличия маленький кусочек взял, до гордости отца – плодов его сада.

Об этом саде нужно сказать отдельно. Это был редкий сад. Его приезжали смотреть даже из Хабаровска – то ли из дендрария, то ли из какого-то другого научного ботанического учреждения, смотреть результаты опытов отца. А отец проводил районирование редких культур, ну, например, стелющихся яблонь, скрещивал сливы с абрикосами. Кстати, изумительные вещи получались! Представляешь – абрикос, представляешь – сливу? И отец прививками и опылением скрещивал их, и получались новые культуры – весьма и весьма интересные! Жаль, что всё это пропало… Я бы с удовольствием здесь это развёл… Сад был громадный, и ради него отец перевёл в доме всех кур и гусей, чтобы они на грядках не рылись… И не было у нас потом в доме птичьей живности…

Так вот, отцу удалось сделать так, что у нас прижились весьма и весьма приличные груши – большие, вкусные, хорошие! И мы из этих груш делали варенье и повидло (это адская работа, не приведи господь тебе этим заниматься, а вот компоты делаются легко!) и закатывали их в банки. И культуру и технологию домашнего закатывания мы освоили одними из первых. Ну, помидоры, огурцы, это понятно. А вот Гита даже экспериментировала и закатывала редьку в сметане! Вот какие были консервы ☺… И один из лучших продуктов – редкий в условия Дальнего Востока восхитительный грушевый компот. И вот мне дают пару трёхлитровых банок этого компота, кладу их в авоську, и еду вместе со всеми провожать дядю Жоржа в Хабаровск. И уже в аэропорту я эти банки расколотил! Представляешь – море этих груш, разлитое на полу, и авоська с крупными осколками трёхлитровых банок! Дядя Жорж, наверно, обрадовался…

Ю. Л. Я так и подумал ☺…

Г. К. А у меня – потрясение: как же это я такой ценный подарок угробил?! ☺

Ю. Л. Да, каждые проводы Жоржа – это события в твоей жизни ☺…

А чья была инициатива, чтобы ты в Москве жил у Жоржа?

Г. К. Не при мне всё это обсуждалось… Так получилось, что за год или за два до моего окончания школы отец ездил в Москву. У нас уже был совхоз, отец был механиком совхоза и по делам совхоза поехал в Москву. У нас вообще как-то было не принято, чтобы кто-то в отпуск ездил «на Запад». Но тут вот отцу выпало ехать… И, видимо, там, без меня, они с Жоржем обсудили это и договорились о возможности моего приезда. Потому что, когда я перед окончанием школы заявил, что хочу быть геологом (я два последних года учёбы в школе на каникулах работал в топографической партии, которая занималась картографированием нашего района) и хочу поехать в Москву, родители отнеслись к этому спокойно – геологом так геологом, в Москву, так в Москву… Правда, мать, конечно, убивалась… Она понимала, что если я уеду в Москву учиться, то вряд ли вернусь в деревню… Она и потом, когда я приезжал, всё хотела, чтобы я остался где-то в тех краях. А я ей говорил: «Ну, здесь же нет химии, да и у меня там и жена, и квартира…»

Ю. Л. А вот ещё важный вопрос именно к тебе – твои сёстры как-то открещиваются от ответа на него. Это вопрос о поездке твоей бабушки в 1941 году в Москву…

Г. К. Мои сёстры действительно могут и не очень хорошо об этом знать. А я, когда жил в Москве, слышал подробный рассказ об этом от тёти Милы, с которой я контачил, кстати, гораздо больше, чем с дядей Жоржем. Она была хорошей рассказчицей! А про эту историю с Гейби я сам задавал ей вопросы и она рассказывала подробно. А из семейных воспоминаний о Гейби я вообще ничего конкретного не помню. Говорили о нём мало – да, был, да,