Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том III. Книга I - Юрий Александрович Лебедев

Ю. Л. А, кстати, кого бы ты могла назвать их семейными друзьями?

В. К. У них были совместные друзья с тётей Милой… Был очень хороший друг, который потом уехал в Израиль…

Ю. Л. Маркос?

В. К. Да, Маркос… Были у них институтские друзья, но к его восьмидесятилетию (70-летие я почему-то плохо помню) уже остались только тёти Милины друзья детства… Помню, Крыловы… Тётя Валя… У неё муж рано умер… А, вспомнила фамилию – Зельдович! Он то ли учился с ними… Известная фамилия, да?[214]

Ю. Л. Зельдович? Ака…

В. К. Да, он академиком стал. Он то ли учился с ними, или где-то рядом был, но потом он работал в атомном центре.[215]

Ю. Л. Ну, то, что Зельдович работал в атомном центре…

В. К. Да. Они его знали хорошо. Да-да!

Ю. Л. Подожди, Яков…

В. К. Не то, чтобы он ходил к ним в гости, или что-то такое, но они с ним где-то сильно пересекались. Он учился где-то рядом с ними… Это я точно помню, да… Маркосы – точно, и ещё двое-трое друзей институтских… И ещё тёти Милиных… Дядя Наум… Финкельштейн… Германович…[216]

Ю. Л. Постой… Вспомни хоть одну ситуацию, в которой упоминалась эта фамилия…

В. К. Да часто они его вспоминали! Он то ли учился где-то рядом с ними, может и вместе?..[217]

Ю. Л. Разговор шёл как о личном знакомом?..

В. К. Да, не как о друге. Никогда он не был к ним лично вхож, но то, что они его знали, я точно помню…

Далее рассказ о посещении американского посольства, который обсуждается в главе «Вторая вербовка»

17–18.11.13

Беседа с Геннадием Исаевичем Ковалем. Краткая расшифровка аудиозаписи от 17–18 ноября 2013 года». Воскресенск, квартира Ковалей, начало 23.46. Длительность записи – 3 часа 12 минут

16.53. Г. И. Коваль во время беседы 17–18.11.13.[218]

После беседы с Верой Ивановной, окончившейся около полуночи, мы начали беседу с Геннадием. Разговор начался как-то «нестандартно». Обычно я прошу собеседника «под запись» представиться. А в этот раз неожиданно для себя прежде решил выяснить, как вышло, что при отце Шае, при сёстрах Гите Шаевне, Галине Шаевне, Софье Шаевне, Геннадий имеет отчество Исаевич? Многие эпизоды этого разговора цитируются в других главах книги, но я оставил их здесь для сохранения цельности текста.

Г. К. Что такое «Исаевич»? Взял ручку обычную с чёрными чернилами с которой в школу ходил, шариковые-то у нас только появились, не знаю как у вас в Москве…

Ю. Л. У нас в Москве тоже только-только…

Г. К. Да, взял ручку – и к букве Ш! А она написана с понижающимися палочками. И мне ничего не стоило к третьей палочке сверху пририсовать ма-а-аленький хвостик, такой, знаешь, еле заметный… И из «Шаевич» получился «Исаевич» ☺… И с тех пор я и пошёл по жизни «Исаевичем»…

Ю. Л. Это – шестьдесят пятый?

Г. К. Да, конечно…

Ю. Л. И тогда для тебя было важно значение этой буквы… Это ведь это было осознанным действием – подделка документа!

Г. К. Это я потом, лет через двадцать, испугался – что ж я наделал? Ведь где-то ж там, в анналах – метрика моя и прочее… Запись где-нибудь в деревне сохранилась, а по ней я «Шаевич»!..

Ю. Л. Но, постой, что «Шаевич», что «Исаевич», это же всё равно – еврей?

Г. К. Да, и в паспорте это было записано, но – и это меня бесило! – я знал, что «Шая» – это уменьшительное и сокращённое имя Исайя…

Ю. Л. Так что здесь не было попытки скрыть национальность…

Г. К. А попытка восстановить истину ☺…

Ю. Л. У тебя были некоторые эстетические соображения?

Г. К. Да, со словом «Исая» было полно образований, вон «Исаевых» сколько было, и в литературе часто упоминалось, а слово «Шая» меня коробило как пацана… Должен тебе сказать, что мы находились в условиях стеснительности своей национальности и своих национальных внешних проявлений, вот и отчество… «Исаевич» – это нормально, а «Шаевич»… Я страшно доволен был в те года, что фамилия у меня «вполне»… А не Эйнштейн какой-нибудь ☺… А условия были такие. У нас очень много было мариупольских украинцев и прочих казаков. Казаки были антисемиты жуткие! Меня в детстве отец моего лучшего друга Шурки Лазарева душил по пьянке… Пяти- или шестилетнего… Мы обычно слонялись по деревне – то к ним зайдём, то к нам, и вот забрели однажды к ним, а там пьяный его отец… И со словами: «А-а-а!.. Вот еврее-е-ей!», – схватил он меня и начал душить… Еле оттащили… Ну, я это смутно помню – маленький был…

Ю. Л. И это в еврейской национальной области!..

Г. К. В «самый разгар», в апофеоз еврейской области, там было 3 % евреев…[219]

Ю. Л. Хм…☺…

Г. К. Наверно, все евреи и были с тех двух пароходов… Из тех евреев, которых я там знал, 80 % были эмигрантами – польские, немецкие, чуть ли не бразильские, американские, конечно, и совсем немного с Украины…

Ю. Л. А ведь сначала еврейскую область хотели сделать в Крыму…

Г. К. В частности, мои тётка с дядькой – с Украины, с Киевщины, после Гражданской войны – будёновцы. Фореры – тётя Нина и её муж. Но это не настоящая еврейская фамилия… Это что-то от слов «форвард», «передовой», «впереди идущий» или как-то в этом духе. Были «до мозга костей» будёновцы… Родили они трёх сыновей. Одного звали Маэлс (Маркс-Энгельс-Ленин-Сталин)[220] – вот имячко! – второго Револьт[221] (мировая революция), а третий вообще…! Просто Владик. Именно Владик! В честь Ленина, конечно ☺… Ну, правда, отца их расстреляли. Судом тройки в три дня…

Ю. Л. Форера, мужа Нины?

Г. К. Да… Вообще-то у тёти Нины была фамилия как у мамы – Шейнфельд, еврейская, «красивое поле»…

Ю. Л. А когда его расстреляли?

Г. К. Ну, трудно сообразить… Где-то в тридцать шестом – тридцать пятом…[222]

Ю. Л. Я тут тоже кое-что откопал…

Г. К. От Люды? Она этим занимается…

Ю. Л. И от Люды, и сам нашёл в интернете. В Биробиджане идут сейчас краеведческие изыски, и в 2011 году опубликована книга памяти жертв репрессий в еврейской автономной области… Тоже не просто вышла,