Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том III. Книга I - Юрий Александрович Лебедев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вторая приватная история с Жоржем Абрамовичем датируется также сентябрем, но уже 1970 года, когда на Мичуринском проспекте, в квартире Жоржа Абрамовича, наша староста Люда Хлыбова (святой и чуточку наивный человек, светлая ей память), Вера Ивановна, тогда Петрова, а ныне Коваль), сам Коваль, которого, как правило, «нет дома» и я, «примкнувший к ним Шепилов», готовились к контрольной работе по автоматизации. После второго часа занятий с длинными и занудными комментариями Коваля мл. типа «Ну, понимаешь…» о назначении ротаметров, термопар, потенциометров и прочей муры, я вынужден был попросить тайм-аут, и улегся на тахту для приведения мозгов в порядок. Небезызвестный доцент Жилин Ю. Н. назвал бы это сиестой, но я, слабый в испанском, как впрочем, и других языках в отличие от вышеупомянутого полиглота, просто заснул. Мои толерантные (надеюсь, что это приличное слово) друзья решили меня не будить, предполагая видимо, что я так лучше смогу усвоить материалы о манометрах, диафрагмах и прочих трубках Пито.
Проснулся я от того, что надо мной склонились и внимательно рассматривают мое лицо уважаемый Жорж Абрамович и его милейшая жена тетя Мила. Вернувшись вечером с дачи, после трудов праведных на грядках, они надеялись увидеть на моей физиономии что-то более интеллектуальное, но увы… Так ничего не разглядев, Жорж Абрамович ушел на кухню, махнув рукой с очками в золотой оправе.
Не нужно быть великим провидцем, чтобы с одного раза угадать оценку, которой был отмечен мой «титанический» труд по изучению «чирмопар» на следующий день на контрольной по автоматизации. Оценка была прямо противоположная той, которую обычно получала Вера Ивановна.
Потом была учеба в аспирантуре на этой бесшабашной, но очень милой и интеллигентной кафедре ОХТ, где трудились и жили прекрасные люди: Фурмер И.Э (кличка «тетка»), Жорж Абрамович (ЖОРЖ), душечка Вадим Федорович – менделеевский Кулибин и Левша одновременно, добрейший Афанасий Иванович, адмиральша Ия Евгеньевна, средняя поросль – Лева Гришин, Володя Заяц, Шура Федосеев, дон Игнасио и многие, многие другие сотрудники, которые приняли нас, молодых лоботрясов, в свой коллектив как равных и достойных носить славное имя ОХТ-шника.
Вспоминается история моей сдачи вступительного экзамена в аспирантуру по специальности ТНВ. Комиссия в составе: А. Г. Амелин, И. Э. Фурмер, Ж. А. Коваль и Л. В. Гришин была просто в шоке, когда в сентябре уже 1971 года я заявился на экзамен с огромным фингалом под глазом. Комиссия лила слезы, глядя на мой глаз. Но это были слезы гордости за меня – будущего аспиранта кафедры, поскольку фингал был получен в борьбе за верховой мяч в футбольном поединке, в котором именно я, в борьбе с вратарем, забил за ОХТ решающий гол.
Вероятно, мой победный лик так вдохновил экзаменационную комиссию, в том числе и Жоржа, хоть он и болел за Спартак, что экзамен был сдан на пять баллов в отличие от контрольной по автоматизации.
Еще была предзащита диссертации на кафедре, где Ваш покорный слуга дрожал как осиновый лист, опасаясь каверзных и едких замечаний «Тетки» о том, как ее учили в Менделеевском институте, и критических, но добрых слов Жоржа типа: «По-моему Володя, это ерунда». Очки в золотой оправе при этом были у него в руке, а близорукий взгляд устремлялся куда-то вдаль, вероятно, в воспоминания о том далеком, но суровом времени, где Дельмар, а по-нашему Жорж, видел другие лица, слушал чужие слова и, собирая по крупицам информацию, передавал ее в Центр, в далекую и холодную, кипучую, могучую и самую любимую Москву.
11.11.13
Интервью с Геннадием Михайловичем Семеновым, д.т.н., проф. кафедры ОХТ РХТУ им. Д. И. Менделеева
16.49. Г. М. Семёнов на кафедре ОХТ РХТУ во время беседы 11.11.13.[204]
Интервью проходило в лаборатории кафедры ОХТ после обсуждения с её заведующим В. Н. Грунским технических вопросов подготовки празднования 100-летия Ж. А. Коваля. Геннадий Михайлович (Г.М.С.) принял в обсуждении деятельное участие и после него согласился ответить на мои вопросы, хотя в этот день он уже провел в аудиториях 8 часов и, конечно, нуждался в отдыхе. Отмечу также, что как раз в те дни он, вместе с проф. А. В. Беспаловым, заканчивал работу над книгой «Жорж Абрамович Коваль. Защитник отечества, педагог, ученый, человек».
Ю. Л. Геннадий Михайлович! Мой первый вопрос к Вам – когда Вы лично узнали о существовании такого человека, как Жорж Абрамович Коваль?
Г. М. С. Я пришёл в аспирантуру в 1960 году на кафедру ОХТ, и здесь встретил преподавателя Жоржа Абрамовича Коваля.
Ю. Л. Итак, Вы – аспирант кафедры, Жорж Абрамович – преподаватель… Как вы общались?
Г. М. С. Общались практически ежедневно в лабораториях – в тридцать шестой и тридцать девятой, в подвале, там тогда проходил учебный процесс, там же были и аспирантские экспериментальные установки… И вместе со мной на кафедру пришла и Ирина Климентьевна Шмульян, но не в качестве аспирантки, а лекционным ассистентом.
Ю. Л. Это понятно – общение служебное. А личное?
Г. М. С. Было и личное. Вот, например, однажды Жорж Абрамович обратился к нам, «лабораторным мужикам», с просьбой – помочь ему с переездом. До этого он жил где-то на Ордынке. Там у него была комната в многокомнатной коммунальной квартире. И вот он приобрел кооператив.
Ю. Л. Этот эпизод меня очень интересует. Вспомните, пожалуйста, подробности! Хорошая комната была на Ордынке? Как она выглядела?
Г. М. С. Ну, ты вопросы задаешь! Прошло почти полвека с тех пор! Что я могу помнить? Конечно, только общее впечатление – старая московская коммунальная квартира. Что там могло быть хорошего? А переезжал он в новый кооператив на Мичуринском проспекте! Из всего процесса переезда у меня сохранился в памяти только один яркий эпизод…
Ю. Л. Какой?
Г. М. С. Помощниками в переезде было нас четверо – я, Виктор Иванович[205], наш механик, «Вася маленький», он тоже механиком у нас работал, и Марченков, тогда аспирант. После того, как мы вещи разгрузили и перенесли, нам устроили застолье. Сели за стол, и я вдруг вижу, что на столе лежит… свежий перец! Я парень деревенский, и перец видел только тогда, когда мама делала его фаршированным. А тут – свежий, зеленый! Я и
