Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том III. Книга I - Юрий Александрович Лебедев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ю. Л. Следующий вопрос. А как Вы узнали, что Жорж Абрамович был разведчиком? Вы ведь узнали об этом до того, как ему присвоили звание Героя? ☺
Г. М. С. Да, конечно! Но… Специального случая я не помню… Просто ходила такая молва…
Ю. Л. А разве его замечательный акцент не наводил на размышления?
Г. М. С. Ну, то, что он из Америки, что его родной язык – «американский», выяснилось при первых же встречах…
Ю. Л. Конечно, его американское происхождение не было секретом…
Г. М. С. Но о своей американской жизни, о детских годах, он никогда не говорил!..
Ю. Л. Хорошо… Следующий вопрос. В феврале 1964 года Жоржа Абрамовича принимают в партию. А вернулся он в 1948. Почему, как Вы думаете, между этими датами такой большой интервал?
Г. М. С. Это сложный вопрос… Мы тут толковали об этом с некоторыми ветеранами… И сложилось впечатление, что вернулся он в 1948 году без согласия своего тогдашнего начальства, что и породило долгосрочные проблемы и сложности его обустройства здесь… И эта известная история с его трудоустройством – его и на работу не брали… Тогда Жаворонков вмешался, обратился с личной просьбой к министру Столетову, и только тогда его взяли на работу. Он же сначала работал начальником установки по разделению воздуха…
Ю. Л. Да, называлась она очень символично – ЖАК-60 (Это не его инициалы, а аббревиатура «жидкий азот и кислород, производительность 60 литров в час»)
Г. М. С. Вообще, в тот период Жорж Абрамович чувствовал себя каким-то… ущемленным. Да и позже… Вот я вспоминаю, мы же работали и с Малаховым, и с ним… Как работал Малахов? Порох! А Жорж Абрамович никогда… резко не решал вопросы. Он ко всему подходил деликатно…
Ю. Л. А был ли Жорж Абрамович человеком смелым «в житейском смысле»? Я имею в виду вопросы «организационные» – сетка расписания, лимит печатных листов на учебные пособия и т. п. Я представляю себе, как решали их Афанасий Иванович Малахов, Изабелла Эммануиловна Фурмер, а вот Жорж Абрамович…
Г. М. С. Нет, конечно, он был не таким… Что-то давило на него, была какая-то неуверенность, может быть, страх, опасение чего-то… Он никогда «не выпячивался», и, даже будучи руководителем, никогда не позволял себе резких высказываний. Он ведь был руководителем у Шмульян, Беспалова, да и у меня… В жизни ведь всякое бывает во взаимоотношениях с подчиненными, аспирантами, но я никогда не слышал от него чего-то такого, за что ему пришлось бы извиняться: мол, извини, я погорячился. Очень скромно он себя вел.
Ю. Л. О его скромности… А как Жорж Абрамович относился к тому, что на всех «военных праздниках» (23 февраля, 9 мая и т. п.) всякие награды и грамоты проходили мимо него?
Г. М. С. Ничего не могу сказать… Хотя я и работал с ним долго, и был одним из первых его учеников, такой степени человеческой близости, которая позволяла бы обсуждать такие вопросы, у нас не было.
Ю. Л. Я, чувствую, Геннадий Михайлович, что моя «догрузка» этими вопросами к сегодняшней Вашей 8-часовой работе и так уже слишком велика. Поэтому, последний вопрос – расскажите о каком-то особенно важном и интересном эпизоде Вашего общения с Жоржем Абрамовичем!
Г. М. С. Много было интересного! Вот, скажем, 1965 год, известный Пленум ЦК КПСС о химизации.[206] Много тогда об этом говорили, и, в частности, после него начался пересмотр всех учебных программ в менделеевке. В том числе и по ОХТ и по «Автоматизации». И Жорж Абрамович для того, чтобы создать действительно новую программу курса, основанную на современных теориях управления, создал семинар преподавателей для обсуждения этих вопросов. И эту современную теорию нужно было вводить в учебный процесс![207] Меня он сделал старостой семинара. Мы составили программу работы, и в рамках семинара нам по основам операторного исчисления прочитал лекции Ефрем Тевельевич Азриэль с кафедры математики. Оператор Лапласа и всё с ним связанное… Этого раздела вообще не было в тогдашних курсах математики менделеевки! Жорж Абрамович смог нас настроить на серьезную работу. И, хотя я был тогда ассистентом, и денег особенно не было, но, поскольку и учебников по этому курсу не было, я ездил по магазинам и покупал все книги и брошюры по теории управления. Сейчас у меня большая библиотека по системам управления… На семинарах с сообщениями выступали все – я сделал штук десять сообщений, сам Жорж Абрамович много выступал, делали сообщения и В. Ф. Строганов, и И. К. Шмульян… И вот однажды Жорж Абрамович воскликнул: «Ребята! Я всё понял! Мы должны законы регулирования изображать таким вот образом, системы регулирования – вот так, в виде блоков, с передаточными функциями…». И он начал читать новый курс студентам, а мы, молодые преподаватели, ходили его слушать и потом стали тоже читать лекции в том же ключе…
Ю. Л. Впечатляет… А почему же тогда Жорж Абрамович не защитил докторскую?
Г. М. С. Ну, этот вопрос не ко мне! Я на него ответить не могу… Но, как мне кажется, он боялся «паблисити»!
Ю. Л. О боязни «паблисити»… Работая над этой книгой я наткнулся в интернете на заметку о том, почему американское правительство требует выдачи Сноудена. Их логика такова – Сноуден американский гражданин, он в Америке напакостил, поэтому отдайте его нам, американцам, и мы с ним разберемся. Мне подумалось, что если заменить фамилию «Сноуден» на «Коваль», ситуация будет очень похожей! И Коваль должен был опасаться выдачи!
Г. М. С. А ведь был такой случай с Ковалем! Был! Я твердо не могу вспомнить когда именно, что-то в 70-х годах. Я только что вернулся с Кубы и мне об этом кто-то рассказывал. Не помню, кто… Как-то приехала в менделеевку какая-то официальная американская делегация, и ректор (тогда им был С. В. Кафтанов) пригласил Жоржа Абрамовича быть официальным переводчиком. А в составе делегации были представители спецслужб США, которые на Жоржа Абрамовича обратили внимание (так говорить по-английски мог только «природный американец»!) и по возвращении доложили об этом переводчике. «Соответствующие службы» быстро установили, что это тот самый Коваль, который
