Юность Лагардера - Поль Феваль

Через два года после смерти нежной Винченты фактотум, однако, заявил герцогу:

— Я сделал все, что в силах человеческих, дабы угодить вашей светлости, но поиски, которые я веду вот уже двадцать месяцев, пока не дали никаких результатов.

В настоящее время в Италии нет для нас ничего подходящего. Есть, конечно, очень богатые невесты и среди девушек, и среди вдов: но одни недостойны, по низкому своему происхождению, породниться с великим родом Гонзага, а другие вряд ли могут надеяться, что понравятся монсеньору.

Одна, скажем мягко, не первой молодости, вторая от рождения кривая, у третьей горб, у четвертой…

— Пощади! — со смехом прервал его герцог.

— Что, если нам обратиться к Франции! — осторожно закинул удочку Антуан де Пейроль.

Карл-Фердинанд с гримасой недовольства покачал головой.

Однако Пейроль постарался развеять его сомнения, утверждая, что все и думать забыли о бойне в Лурде.

Рене де Лагардер и Дория Гвасталльская оставили сына, которому, если он жив, сейчас должно быть около пятнадцати лет. Выросший под крылом Сюзон Бернар, не зная своих родных и не получив должного воспитания, кем мог он стать? Пастухом? Или дровосеком? В лучшем случае он вступил на церковное поприще, дабы прикрыть сутаной сомнительность своего происхождения. Следовательно, его можно не опасаться.

Так убеждал своего господина де Пейроль.

Однако Карл-Фердинанд сдался не сразу.

— Слишком опасно затевать игру с огнем, — возразил он, — пусть пламя погаснет под пеплом минувших дней… Четырнадцать лет… Всего только четырнадцать лет прошло! И не забудь, что Кольбер собрал целое досье по делу Лагардера.

— Бумаги из которого мне удалось выкрасть! — с торжеством воскликнул Пейроль. — Возможно, папка по-прежнему лежит в архиве господина министра, но в ней не найти даже клочка пергамента.

— Каким образом ты это сделал?

— Позвольте мне сохранить эту маленькую тайну, монсеньор… Все черновики и копии я сберег: они в полном вашем распоряжении.

Герцог задумался. Решительно, этот Пейроль был бесценным человеком. Даже если племянник Анри жив, он никогда не получит доказательств своего происхождения. Узнает правду от этой девки Сюзон Бернар? Но кто же ему поверит…

Итак, герцог, убежденный доводами своего сообщника, стал слушать того более благосклонно.

— В самом Париже, ваша светлость, — говорил фактотум, — вам обеспечена поддержка вашего дальнего, но чрезвычайно любезного родственника принца Филиппа де Гонзага, одного из самых влиятельных людей королевства… Не мне напоминать вам, что этот вельможа входит в состав знаменитого трио…

— В союз трех Филиппов? — нетерпеливо закончил преступный отпрыск рода Гонзага. — Один из этих Филиппов действительно доводится мне кузеном, второй — прославленный герцог Неверский, а третий — тут я вынужден снять шляпу! Третий — это не кто иной, как его королевское высочество герцог Шартрский, будущий герцог Орлеанский…

— Который после смерти Людовика XIV, в полном согласии с законами королевства, станет регентом, ибо отец его впал в детство.

— Ей-богу, ты совершенно прав! Я сейчас же напишу кузену. Уж он-то сумеет отыскать мне жену… и состояние, которые грезятся мне по ночам! Ты дал превосходный совет, пройдоха, и за свои труды получишь звонкой монетой!

Результатом переписки двух Гонзага стало то, что герцог Шартрский пригласил Карла-Фердинанда к себе в Пале-Рояль, пообещав найти невесту, которая была бы достойна герцога Мантуанского и Гвасталльского.

Вот отчего прекрасным солнечным днем 4 июля в год Божией милостью 1696 от рождества Христова герцог-убийца со своим сообщником вновь появились в Париже.

Филиппу, герцогу Шартрскому, а затем герцогу Орлеанскому, известному в истории под именем Регента, было тогда двадцать два года.

Он был сыном Филиппа Орлеанского и Елизаветы-Шарлотты Баварской, называемой также принцессой Палатинской и оставившей весьма занятные мемуары.

В нем соединились достоинства и пороки его прославленного предка, короля Генриха IV: храбрость и неуемная страсть к волокитству.

В возрасте семнадцати лет Филипп настолько блестяще проявил себя при осаде Монса, а затем в жестоких сражениях при Штейнкерке и Неервиндене, что король, по слухам, сильно уязвленный доблестью и успехами племянника, внезапно отозвал его из действующих войск в Париж.

Юный принц, чья кипучая натура не переносила бездействия, превратился тогда в ревностного поклонника Венеры, коль скоро он не мог больше служить Марсу… Он быстро вошел в число самых знаменитых гуляк и кутил столицы, чем еще больше восстановил против себя дядю-короля, ибо Людовик XIV в последние годы стал весьма набожным и благочестивым.

Чтобы вернуть расположение монарха, принц, невзирая на недовольство своей семьи, женился на мадемуазель де Блуа, незаконной дочери короля от маркизы де Монтеспан. Брак этот оказался крайне неудачным, и герцог Шартрский с возросшим пылом предался разгульным забавам. Верными сотоварищами его безумств были герцог Неверский и принц де Гонзага.

Три Филиппа охотно приняли в свой круг герцога Мантуанского ибо обнаружили в нем неоценимые качества сотрапезника и соучастника всех развратных похождений. Они вместе пировали в Пале-Рояле, где тихо угасал герцог Орлеанский, а затем отправлялись к актрисам или в салоны легкомысленных красавиц, не гнушаясь и дамами полусвета.

Гонзага из Мантуи, с наслаждением принимая участие в попойках и в галантных приключениях новых друзей, что, к слову сказать, не требовало от него никаких затрат, не забывал вместе с тем о главной своей цели. Ему была обещана богатая невеста, и он не уставал напоминать об этом племяннику короля.

Однажды герцог Шартрский сказал ему:

— Я думаю о вас… Хотя и не понимаю, что, черт возьми, заставляет вас так стремиться к свадебному венцу? Неужели вам не терпится стать рогоносцем? Впрочем, о вкусах не спорят! Я знаю, кого предложить вам, и, полагаю, вы останетесь довольны. Есть одна изумительная женщина, дражайший друг: двадцать шесть лет, осанка королевы, чудные барвинковые глаза, волосы, подобные солнечным лучам… А уж как богата! Что скажете, мой милый шалопай? Вы покорите ее сердце при первой же встрече, в этом у меня нет сомнений!

— Знатного рода? — спросил герцог Мантуанский, желая подчеркнуть, что у такого вельможи, как он, могут существовать законные сомнения на сей счет.

— Более или менее, — отвечало его королевское высочество. — Ее зовут Жанна де Сеньеле, графиня де Монборон… Она дочь маркиза и государственного секретаря… а дед ее, Жан-Батист Кольбер, был одним из величайших наших министров. Итак, mio саго, если вы пожелаете углубиться далее, то встретитесь с торговцем сукном из Реймса… Но, может быть, ваши понятия о чистоте крови воспрепятствуют…