Сафьяновая шкатулка - Сурен Даниелович Каспаров

Спустя полчаса, тщательно одетая и причесанная, она вышла в гостиную и сказала холодно:

— Пойдемте, Армен.

Направляясь к двери, она заметила, что мать и отец одобрительно переглянулись между собой, мать улыбалась, отец приглаживал усы…

Все уже были в сборе, когда Нора вошла в знакомую гостиную Армена Чорекчяна. Стол был накрыт, но за ним сидели только двое — мужчина и женщина — и о чем-то тихо беседовали. Остальные — кто где мог: на диване, на стульях, в креслах, а двое даже в спальне на коврике перед кроватью. Всего человек двенадцать. Нора не заметила среди них ни одного знакомого. Должно быть, Армен солгал ее родителям, будто соберутся свои же товарищи по работе.

В дальнем углу гостиной стояла елка, а рядом на столике гремел магнитофон. По комнате, тяжело переваливаясь, полз густомаслянистый бас Армстронга, а рядом с ним юрко извивался голосочек трубы, приглушенной сурдинкой, забегая то с одного бока, то с другого, будто ящерица вокруг сытого удава.

При входе Норы парни встали со своих мест, а девушки посмотрели на нее — одни ревниво, другие оценивающе.

— Прошу знакомиться! — громко, чтобы перекрыть Армстронга, провозгласил Армен. — Это моя Нора… Ты не против, если я буду называть тебя так?

— Называйте, — позволила Нора.

— Сила! — восхищенно воскликнул один из гостей. — Это я понимаю! Армен, считай, что ты всех сразил! — Он проворно подскочил к Норе, легкий, в костюме полуспортивного покроя. — Леонид Барсегян.

Нора познакомилась с парнями за руку, а девушкам лишь кивнула, догадываясь, что им она пришлась не ко двору.

Она села на свободный стул возле окна, посмотрела было на улицу, но сквозь — запотевшие стекла ничего нельзя было разглядеть, лишь какие-то расплывчатые пятна, зеленые, красные.

А бас Армстронга полз по комнате, заполнив ее собой.

— Стало быть, вы и есть Нора? — спросил Леонид, подсаживаясь к ней. — Армен часто рассказывал про вас.

— Кому? — спросила Нора из вежливости, ей было все равно, кому и что рассказывал Армен.

— Мне, — сказал Леонид. — Вам нравится Армен?

— А вам?

Леонид рассмеялся.

— Ловко же вы умеете.

— Вы собрались у него, значит…

— Э, чепуха! В новогоднюю ночь ради свободной комнаты к самому черту пойдешь поклоны бить! Хотите танцевать?

— Нет.

Леонид перестал смеяться, он внимательно присмотрелся к ней и неожиданно сказал:

— Дайте вашу руку.

— Зачем? — не поняла Нора.

— Я погадаю. Впрочем, не надо. Все у вас на лице.

Армстронг закончил петь. Прозвучало что-то польское. Армен Чорекчян вышел из кухни и прямо направился к Норе.

— Пойдем танцевать?

Нора встала, положила руку на его плечо, тугое и круглое, оно чувствовалось даже под пиджаком. Нора опустила глаза, скрывая невольную брезгливость к этому круглому, как у купчихи, плечу.

Армен танцевал хорошо, вел ее бережно, ловко обходя все помехи на крохотной площадке посреди гостиной.

— Когда-то я считался лучшим танцором на нашем курсе. Сейчас немножко обрюзг, — сказал он.

Несколько кругов они сделали молча.

— Я, как ты знаешь, всего себя отдаю работе, — продолжал Армен. — В конце концов, имею же я право немного и для себя пожить? Все равно ведь никто спасибо не скажет… Ты меня слушаешь?

Два шага. Остановка. Поворот. Насмешливая улыбочка Леонида. Два шага. Поворот.

— Что? Да, конечно… Никто не скажет… А за что?

Остановка. Украшенная елка. Грохот магнитофона. Парень в очках. Кажется, он назвался Григорием. Нет, не Григорием. Как-то иначе…

— Что за что?

— За что спасибо?

Армен снисходительно улыбнулся.

— Тебе не кажется, Нора, что мы приучили себя слишком стандартно мыслить? Это, конечно, верно, что жизнь дается нам единожды, и она слишком коротка, поэтому ее надо посвятить…

Два шага. Остановка. Поворот. Девушка в проеме двери в спальню. Со вкусом одета. Смотрит не так враждебно, скорее ревниво… С ней, наверно, можно сдружиться. Нет, не хочется. Женщины не умеют дружить, это большая редкость…

— Я понимаю, ты сейчас скажешь, что работа, творчество — это и есть жизнь и к тому же за это неплохо платят. Мы все это говорим и не лжем себе, но… личная жизнь есть личная жизнь, и никуда от нее не денешься… Ты согласна со мной?

Два шага. Поворот. Остановка. Три девушки. Развязные ухмылки. «Фифочка! И что в ней Армен нашел?» Это написано на каждом из трех лиц.

— Согласна, конечно.

— Если бы мы были не человеками, а роботами, запрограммированными на определенные, полезные для человека действия, лишенные эмоционального начала и духовно…

Два шага. Остановка. Поворот. Загадочно-насмешливая улыбочка Леонида, не спускающего с нее глаз… До чего нудно время тянется! Мне не надо было приходить сюда…

— У меня голова закружилась. Лучше я сяду.

Нора вернулась на свое место рядом с Леонидом. У того улыбочка сменяется на победительную, словно это он заворожил ее взглядом и она села возле него помимо своей воли.

— Леня, не давай ей скучать, я скоро вернусь, — сказал Армен, отходя от них.

— Устали? — спросил Леонид, внимательно вглядываясь в ее лицо.

— Немножко. Что вы на меня так смотрите?

— У вас все написано на лице. Оно у вас страшно усталое. Нет, не то слово. Изможденное. Опять