Вардананк - Дереник Демирчян

Парандзем хорошо знала Васака. Ничего хорошего не ждала она от этого человека. Придет день, и Васак покажет себя. Какие темные дела творит он?

Парандзем терзалась, предчувствуя, что Васак будет причиной бедствий родной страны… Пусть бы он был деспотом в семье, неверным супругом, лишь бы только оставался преданным, верным сыном родины… Но и этого не было, – вот что углубляло незаживающую рану в сердце женщины, страстно любившей родную землю.

Тяжелым горем было для нее и то, что Васак требовал от сыновей отречения от народа, отрывал их от родины, заставляя служить Азкерту – врагу армянского народа…

Вот он явится и, как всегда жестокий, потребует детей, не считаясь с чувством матери, вырвет их из ее объятий, увезет в далекую, чужую, враждебную страну… И если даже они вернутся, то в каком облике? Сохранят ли они ее заветы, останутся ли верны своей вере и языку, своему родному народу?..

Вбежали Бабик и Нерсик. У них был встревоженный, испуганный вид.

– Он едет, мать!.. – дрожа, сказал Нерсик.

– Что ж из этого? Пусть едет!.. Чего ты дрожишь, дитя мое?.. – едва сдерживая слезы, сказала Парандзем и обняла его.

Но она и сама чувствовала, что ее слова звучат неубедительно.

– Я не хочу разлучаться с тобой! Я умру без тебя! – рыдал Нерсик.

– Я не дам увезти тебя, не бойся! Куда он может увезти тебя от меня? – пыталась успокоить мальчика Парандзем. Нерсик смотрел на нее глазами испуганной лани.

– Давай убежим, Бабик! – вдруг, кинувшись к брату и хватая его за руку, воскликнул он.

– Мы не поедем! Зачем нам бежать?.. – произнес Бэбик резко и решительно, не отводя глаз от окна. Парандзем охватило беспокойство.

– Бабик, родной, молю тебя, не спорь с отцом! Он тебя убьет…

– Пусть убивает! Он давно уже убил меня! – с горечью вымолвил Бабик.

– Нет, нет, не говори так! Он вспыльчив, ты знаешь его нрав… Бабик, прошу тебя, будь осторожен! -умоляла Парандзем. Но Бабик, не слушая ее, отошел от окна.

– И хоть бы кто-нибудь спросил его, – произнес от тоном упрека, – зачем он хочет увезти своих детей в страну, против которой восстали наши князья, наш народ?!

Сердце Парандзем сжалось:

– Ах, дети мои! Бедные мои дети!

В замке начался переполох. Как видно, все уже заметили приближение Васака. Наконец, распахнулись ворота, прозвучал и вдруг затих дробный топот коней по мощеному двору.

Заметались слуги. Пробежал побледневший дворецкий, за ним – Парнаваз, наставник детей. Вышла на террасу даже Дзвик. Не вышли только Парандзем с сыновьями.

Васак поднял глаза, как бы ища их, и, не найдя, тревожно спросил:

– Где дети?

– Они у себя в покоях, государь марзпан! – со страхом ответил дворецкий, словно Васак считал его виновным в том, что сыновья не вышли встречать его.

– Они больны?

– Нет, государь! – еще более испуганно ответил дворецкий.

Васак нахмурился и что-то пробормотал. Он чувствовал себя уязвленным. Как суров и требователен он ни был, как безжалостна ни наказывал он всякого за малейшее ослушание – детей он любил страстно и глубоко. Он огорчался, не встречая взаимности с их стороны, их постоянное сопротивление его приказаниям приводило его в ярость – он обрушивался на мальчиков с кулаками. В такие минуты его любовь превращалась в ненависть, и он способен был убить сыновей. Он был деспотом и в любви своей…

Васак быстро поднялся в свои покои и внимательно огляделся. Ни одна вещь не покинула своего обычного места, ничто не обнаруживало перемены отношения к нему! А перемены следовало ожидать, она должна была произойти.

– Сюда никто не входил? – с гневом обратился он к дворецкому.

– Никто, государь! – уверенно отвечал дворецкий, не уловив смысла вопроса Васака.

– Ни Бабик, ни Нерсик? Они ни разу не заходили сюда? – спросил Васак снова.

– Нет, государь.

– Может быть, ты запрещал?

– Как смел бы я не позволить им войти, если бы они захотели, государь? – оправдывался дворецкий Васак умолк и хмуро направился к своему креслу. Нигде – ни на кресле, ни на каких бы то ни было других предметах – не было и следа пыли: усердный дворецкий, не в пример всем прочим обитателям замка, был едва ли не единственным человеком, который следил за тем, чтобы запустение не воцарилось в покоях марзпана. Васак не переставал оглядываться по сторонам. Ничто не изменилось с того дня, когда он говорил здесь с Кодаком, когда приказывал сыновьям изучать персидский язык и избил их за ослушание. Нет, ничто не изменилось! Но не изменился и он, оставаясь так же одиноким в молчаливом окружении открыто или тайно сопротивляющихся ему людей.

Горечь, а затем и ярость овладели им. Он снова спросил:

– Но почему же не входили сюда Бабик и Нерсик? Разве им ничего не надо было – хотя бы рукописи какой-либо?

– Не захотели ничего брать, государь! – вновь постарался подчеркнуть свою ревностную службу дворецкий, не уясняя себе, как больно задевает Васака то обстоятельство, что сыновья ничем с ним не связаны.

Словно он умер и придавлен холодным могильным камнем… Да, живой мертвец…

Не появляется и жена его, которой он никогда не запрещал. входить, но ноги которой не было никогда в его покоях, даже когда ока Сыпала ему так нужна.

«Живые не входят в склеп к мертвецу!» – с горечью сказал себе Васак Он долго молчал, с тоской ожидая, что как нибудь переменится само собой это тягостное состояние… И, как бывало с ним обычно, когда он не находил естественного, свободного выхода своим чувствам, он вспылил и приказал немедленно вызвать сыновей.

Любовь и гнев, горечь и бешенство из очереди подступали к его сердцу. Неукротимое властолюбие, бывшее главной движущей силой в его характере, искало себе выхода. Васак со страстным нетерпением ждал прихода сыновей.

Почему они запаздывают? Может быть, еще раздумывают, идти им или нет? Может быть, еще не решили, желают они видеть отца или не желают?!.

Мальчики вошли. Они холодно приветствовали отца и молча стали у дверей. Васак с горечью и гневом молча смотрел на них, с трудом переводя дыхание, не зная, что им сказать.

– Ну, а дальше? – наконец, смог он выговорить. Сыновья молчали.

– Вам больше нечего сказать мне? Так и будете стоять в дверях, как слуги?..

– Что же нам делать? – испуганно спросил Персик.

– Вы даже не знаете, что вам нужно делать? – с еще большей горечью промолвил Васак.

– Мы боимся, что ты опять будешь нас бить! – сказал Нерсик. Глаза его наполнились слезами.

– Бить? А за что я бью?..

– Откуда я знаю? – наивно глядя в глаза отцу, ответил Нерсик.

Это обезоружило Васака. Он с любовью посмотрел на Нерсика и сказал:

– Подойди ко мне…

Нерсик подошел и прижался к отцу. Васак обнял его и поцеловал. Потом он взглянул на Бабика.

– Л ты чего надулся? Все еще не забыл?

– Нет – отрезал Бабик с нескрываемой ненавистью и злобой.

– До сих пор не забыл?

– Не забуду никогда, что ты бил нас, да еще в угоду этому презренному отщепенцу!

– Кто этот отщепенец?

– Кто? А этот ублюдок Парнаваз!

Васак сдержал свой гнев, и сам этому удивился. Душевная усталость сковала его в такую минуту, когда он и сам думал, что уничтожит дерзкого юношу на месте.

Тоном спокойного упрека он сказал:

– Отчего ты всегда так груб и непримирим? Когда же ты станешь более воспитанным? Ведь ты сын князя, марзпана, а не какого-нибудь простолюдина!

– Я, конечно, не простолюдин, но прежде всего – я армянин! А этот презренный Парнаваз задевает мою честь… Он более усердно старается совратить меня, чем это сделал бы любой перс! Он пресмыкается перед персами, лижет им ноги сам и хочет, чтоб это делал к я…

Понуро слушал Васак своего сына, не зная, как быть. Сын проявлял больше воли и сознательности, чем он ожидал… От кого же у мальчика эти черты, если не от той, которая сейчас упрямо остается в своих покоях, не желая показываться?

– А как же ты думаешь жит в мире с персами? – сурово спросил он – Еще посмотрим, что раньше придется делать, -жить с ними в мире или воевать? -усмехнулся Бабик.

Васак насторожился:

– Как это – воевать?

– Ну да – воевать за родину!

– Кто тебе сказал, что может быть война с ними?

– Весь Сюник об этом говорит. Ты же сам вместе со Спарапетом поднялся против Азкерта, а меня думаешь удержать?!

– А ты при чем? Какое тебе дело до того, что решили нахарары?

– Эх, отец, уж если Спарапет призовет к восстанию и весь народ подымется, неужели мне оставаться в стороне? Ты-то сам остался бы?

Васаку показалось, что пощечина обожгла ему лицо.

– Убью тебя на месте, щенок! – вскричал он. – Кто распоряжается в стране – марзпан или Спарапет? Ты смеешь в моем присутствии произносить имя Спарапета?! Убирайся отсюда сейчас же и скажи, чтоб приготовили все: завтра мы выезжаем в Персию. Ты также! – обратился он к Нерсику.

Нерсик схватил руку отца:

– Нет, нет, отец!.. Азкерт будет притеснять и мучить армян, будет война, а нас ты хочешь отвезти в страну врагов!