Вардананк - Дереник Демирчян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ночь текла быстро. Наутро Бабику и Нерсику предстоял долгий путь. Им надо было дать выспаться.
– Ну, лягте, усните, усните, родные мои! – сказала Парандзем, хотя ей хотелось, чтоб последняя ночь перед разлукой длились бесконечно, чтоб злосчастное утро не наступало.
– Нет, нет, мы не хотим спать!.. – сказал Нерсик, обнимая Парандзем.
Он как будто снова превратился в маленького ребенка, и это еще более разрывало сердце бедной матери. Бабик же был поглощен своими мыслями; он словно обдумывал какие-то решения.
– Не поеду!.. – решительно произнес он вдруг.
Парандзем с ужасом взглянула на упрямого юношу, вскочила с кресла. Бабик взволнованно ходил по комнате. Мать стала ходить за ним, убеждая его подчиниться воле отца, хотя и сознавала, что это принесло бы ей величайшее горе.
Наконец, мальчиков одолела усталость, и они заснули на ложе Парандзем. Дзвик укрыла их и вместе с Парандзем села у изголовья, чтоб в последний раз на них наглядеться.
Глядя на сыновей, Парандзем вспоминала разные случаи из их младенчества, вспоминала свои мечты о том, что ее дети изучат творения славнейших летописцев, поедут в Александрию, Рим, Византию, будут открывать на родине школы, поручат летописцам составить историю родной страны, сами будут творить, посвятят себя наукам… Холодность и грубость мужа она сносила безропотно, убаюкивая себя своими мечтами Теперь эти мечты развеялись: отныне она должна жить без проблеска надежды, одинокая, обездоленная и покинутая… Она, которая никогда не стремилась к близости с деспотом-супругом, избегала его! А теперь, оказывается, что она лишняя в этом доме, что ее презирает муж, сам заслуживший ее презрение.
Сердце Парандзем переполнилось мучительной болью, она горько заплакала. Только тогда разрешила себе и Дзвик предаться печали и зарыдала вслед за госпожой. Долго плакали они, словно над открытой могилой.
Парандзем вновь взяла Мовсеса Хоренаци и начала вполголоса читать. Она читала летопись, как молитву над изголовьем больного. Но труд этот своим героическим содержанием и высокой духовной настроенностью так увлек ее, что она стала читать уже полным голосом. Казалось, она вступила в бой со злом, но одновременно боролась и с собственным малодушием, стараясь одержать победу над самой собой. Громкое чтение придало ей мужества, новых сил для наступающих испытаний. Она почувствовала, что и сама обязана принять участие в той великой войне, которая вот-вот разразится над родиной.
Парандзем чувствовала, что ее борьба с мужем – не простая семейная распря; что их несогласие насыщено тем же духом возмущения, которым сейчас охвачена вся страна; что и сама она участвует в борьбе за отчизну и что дети следуют ее примеру. Она вспомнила, что из Армении поедут в Персию и другие армянские нахарары, верные защитники страны, во главе с Варданом Мамиконяном; что теперь в общем деле восстания против тирании, в общей готовности отдать всю свою кровь, но не поступиться свободой, есть доля ее сыновей и ее собственная.
Парандзем дочитала последнюю страницу и, перекрестив спящих сыновей, произнесла:
– Идите и вы в бой за родину! Видно, такова воля господня!..
Дзвик снова разрыдалась и припала к ногам спящих детей.
Но с этой минуты Парандзем преобразилась. Ее осунувшееся лицо приобрело торжественное выражение, вновь засветилось гордостью.
Наступал рассвет. Ночь в душе Парандзем рассеялась, как рассеивалась темнота, окружавшая замок. Чае, с которого должен был начаться самый черный день в ее жизни, приближался спокойно. Парандзем грустно, но все же как-то по-новому глядела на спящих сыновей. Новый свет озарял их лица в глазах любящей матери: отныне это были уже не только ее дети, но и сыновья ее народа, который посвятил себя борьбе с тираном.
Дети проснулись, и Парандзем целовала их, как воинов, готовых умереть за свой народ, но во что бы то ни стало добиться его освобождения!..
– Ну как, хорошо выспались? – спросила она озабоченно.
– А вот ты и вовсе не спала!.. – упрекнул ее Бабик.
– Я отдбхнула, родной! Не думай обо мне…
– Как это не думать? – возразил Бабик. – Только о тебе должны мы отныне думать и заботиться!
– Эх, Бабик! – вздохнула Парандзем. – Забота у нас у всех великая… Весь народ в заботах сейчас…
– Правильно! – подтвердил Нерсик, уже проснувшийся, но лежавший с закрытыми глазами. -Теперь и мы должны бороться за спасение нашего народа!
Бабик глубоко задумался о том, что ожидало его и брага. Еще недавно ему казалось невозможным расстаться с матерью, но теперь ее слова дали новое направление его мыслям.
Дзвик подала завтрак, но никто к нему не притронулся. Парандзем упрашивала детей поесть чего-нибудь, но безуспешно – волнение лишало их аппетита.
– Во дворе замка царило оживление. Слуги принесли хурджин и ящики, укладывали и увязывали вьюки. Дорожный повар – сухопарый, унылый человек – раздраженно корил слуг: походную кухню собирали всю ночь, а она все еще не была голова. Постельничий раскладывал и увязывал одежды, его по конники размещали связки лечебных трав, фляги с водой, постельные шкуры, шатры, навьючивали мулов. По мощеному двору гулко цокали опыта.
Вошел дворецкий и передал Парандзем, что марзпан приказывает Бабику и Персику одеться и спуститься во двор. Нерсик разрыдался. Бабик заявил, что не поедет. Бросив на него бесстрастный взгляд, дворецкий предупредил, что марзпан сильно разгневан: пусть лучше молодые ккязья одеваются, может худо кончиться…
Он удалился, но ничего не доложил Васаку относительно ответа сыновей. Видя, что дети не появляются, Васак сам поднялся в опочивальню Парандзем. Дворецкий последовал за ним.
– Что это, в монастырь собираешься отправлять детей, что Тик задерживаешь их? – гневно обратился Васак к Парандзем.
– Придут!.. – ответила Парандзем, не глядя на него.
– Почему они еще не одеты? – сурово оглядывая детей, спросил Васак и приказал дворецкому:- Принеси их одежды!
Дворецкий вышел. Воцарилось тягостное, свинцовое молчание. Васаку хотелось бы многое сказать Парандзем, так же как и она хотела бы многое сказать Васаку, но никто из них не знал, с чего начать… Дворецкий запаздывал.
– Почему так противятся они моей воле? – спросил Васак, не глядя на жену.
– Не хотят ехать в Персию!.. – ответила та просто и холодно – Это ты их учишь не подчиняться мне! – бросил Васак.
– Зачем мне их учить? Они сами все понимают.
– Понимают, что не надо ехать в Персию?..
– Понимают, что надо и чего не надо. Едва сдерживая свое бешенство, Васак снова спросил:
– Но почему они враждуют со мной?
– Тебе лучше знать! – ответила Парандзем, повернувшись к Васаку и глядя ему прямо в глаза.
– Что это должен я знать? – спросил Васак.
– Они – твои сыновья: что ты сам вложил им в душу-то и видишь в них теперь!
– Это я вложил им в душу имя этого презренного?..
– Кто этот «презренный»? – выпрямилась Парандзем, не отводя глаз от Васака.
– Этот твой безумный Спарапет!
– Спарапет – защитник народа! -воскликнула Парандзем. – И как это поворачивается у тебя язык…
Она еще не договорила, как муж обрушил на нее сильный удар.
Безобразная, тягостная сцена разыгралась на глазах у Дзвик, дворецкого и обоих мальчиков…
Вежливый и обходительный в дворцовой обстановке и среди князей, марзпан у себя дома без стеснения проявлял свой бешеный, необузданный нрав горца.
Парандзем упала, но ни один звук не сорвался с уст гордой женщины.
Дзвик и дворецкий давно привыкли к подобным сценам: первая с тоской глядела на Васака, а второй, опустив глаза в землю, бесстрастно ждал, когда князь кончит «учить» жену.
– Пусть немедленно одеваются и спустятся во двор! – приказал Васак, выходя.
Во дворе замка собрались все его обитатели. Одни пришли помочь и услужить, другие – просто поглазеть на уезжающих. Васак окинул взглядом вьючных лошадей и мулов, верховых коней и повернулся в сторону покоев Парандзем.
– Ну, где дети? Поторопите их там…
Дворецкий вполголоса доложил, что дети отказываются ехать. Васак сделал знак Враму, который, ожидая приказаний, не сводил с него глаз В рам сунул плеть за пояс и побежал в покои княгини.
– Одевайтесь! – приказал он Бабику и Нерсику.
– Уходи! Мы не едем- воскликнул Бабик.
– Одевайся, Бабик!.. -грустно и мягко сказала Парандзем. – И ты, Нерсик!
– Но я не хочу, мать! Не хочу и не хочу! Понимаешь ты?! – зарыдал Нерсик, обнимая мать.
Парандзем спокойным голосом убеждала сына одеться.
– Одевайся же, Бабик! Одевайся, родной!
– Мать! – не выдержав, заплакал и Бабик.
– Идите, дети мои! Отныне вы – воины за дело народа- напутствовала детей Парандзем, помогая им надеть принесенное дворецким платье.
Бабик оделся первым. Нерсик последовал его примеру.
Уже одетые в дорогу, они стали перед Парандзем. Несчастная оглядела их с головы до ног с безграничной материнской тоской, с жалостью и лаской. Так смотрят на самое дорогое существо, с которым через несколько мгновений предстоит расстаться навсегда…