Вардананк - Дереник Демирчян

Ночь текла быстро. Наутро Бабику и Нерсику предстоял долгий путь. Им надо было дать выспаться.

– Ну, лягте, усните, усните, родные мои! – сказала Парандзем, хотя ей хотелось, чтоб последняя ночь перед разлукой длились бесконечно, чтоб злосчастное утро не наступало.

– Нет, нет, мы не хотим спать!.. – сказал Нерсик, обнимая Парандзем.

Он как будто снова превратился в маленького ребенка, и это еще более разрывало сердце бедной матери. Бабик же был поглощен своими мыслями; он словно обдумывал какие-то решения.

– Не поеду!.. – решительно произнес он вдруг.

Парандзем с ужасом взглянула на упрямого юношу, вскочила с кресла. Бабик взволнованно ходил по комнате. Мать стала ходить за ним, убеждая его подчиниться воле отца, хотя и сознавала, что это принесло бы ей величайшее горе.

Наконец, мальчиков одолела усталость, и они заснули на ложе Парандзем. Дзвик укрыла их и вместе с Парандзем села у изголовья, чтоб в последний раз на них наглядеться.

Глядя на сыновей, Парандзем вспоминала разные случаи из их младенчества, вспоминала свои мечты о том, что ее дети изучат творения славнейших летописцев, поедут в Александрию, Рим, Византию, будут открывать на родине школы, поручат летописцам составить историю родной страны, сами будут творить, посвятят себя наукам… Холодность и грубость мужа она сносила безропотно, убаюкивая себя своими мечтами Теперь эти мечты развеялись: отныне она должна жить без проблеска надежды, одинокая, обездоленная и покинутая… Она, которая никогда не стремилась к близости с деспотом-супругом, избегала его! А теперь, оказывается, что она лишняя в этом доме, что ее презирает муж, сам заслуживший ее презрение.

Сердце Парандзем переполнилось мучительной болью, она горько заплакала. Только тогда разрешила себе и Дзвик предаться печали и зарыдала вслед за госпожой. Долго плакали они, словно над открытой могилой.

Парандзем вновь взяла Мовсеса Хоренаци и начала вполголоса читать. Она читала летопись, как молитву над изголовьем больного. Но труд этот своим героическим содержанием и высокой духовной настроенностью так увлек ее, что она стала читать уже полным голосом. Казалось, она вступила в бой со злом, но одновременно боролась и с собственным малодушием, стараясь одержать победу над самой собой. Громкое чтение придало ей мужества, новых сил для наступающих испытаний. Она почувствовала, что и сама обязана принять участие в той великой войне, которая вот-вот разразится над родиной.

Парандзем чувствовала, что ее борьба с мужем – не простая семейная распря; что их несогласие насыщено тем же духом возмущения, которым сейчас охвачена вся страна; что и сама она участвует в борьбе за отчизну и что дети следуют ее примеру. Она вспомнила, что из Армении поедут в Персию и другие армянские нахарары, верные защитники страны, во главе с Варданом Мамиконяном; что теперь в общем деле восстания против тирании, в общей готовности отдать всю свою кровь, но не поступиться свободой, есть доля ее сыновей и ее собственная.

Парандзем дочитала последнюю страницу и, перекрестив спящих сыновей, произнесла:

– Идите и вы в бой за родину! Видно, такова воля господня!..

Дзвик снова разрыдалась и припала к ногам спящих детей.

Но с этой минуты Парандзем преобразилась. Ее осунувшееся лицо приобрело торжественное выражение, вновь засветилось гордостью.

Наступал рассвет. Ночь в душе Парандзем рассеялась, как рассеивалась темнота, окружавшая замок. Чае, с которого должен был начаться самый черный день в ее жизни, приближался спокойно. Парандзем грустно, но все же как-то по-новому глядела на спящих сыновей. Новый свет озарял их лица в глазах любящей матери: отныне это были уже не только ее дети, но и сыновья ее народа, который посвятил себя борьбе с тираном.

Дети проснулись, и Парандзем целовала их, как воинов, готовых умереть за свой народ, но во что бы то ни стало добиться его освобождения!..

– Ну как, хорошо выспались? – спросила она озабоченно.

– А вот ты и вовсе не спала!.. – упрекнул ее Бабик.

– Я отдбхнула, родной! Не думай обо мне…

– Как это не думать? – возразил Бабик. – Только о тебе должны мы отныне думать и заботиться!

– Эх, Бабик! – вздохнула Парандзем. – Забота у нас у всех великая… Весь народ в заботах сейчас…

– Правильно! – подтвердил Нерсик, уже проснувшийся, но лежавший с закрытыми глазами. -Теперь и мы должны бороться за спасение нашего народа!

Бабик глубоко задумался о том, что ожидало его и брага. Еще недавно ему казалось невозможным расстаться с матерью, но теперь ее слова дали новое направление его мыслям.

Дзвик подала завтрак, но никто к нему не притронулся. Парандзем упрашивала детей поесть чего-нибудь, но безуспешно – волнение лишало их аппетита.

– Во дворе замка царило оживление. Слуги принесли хурджин и ящики, укладывали и увязывали вьюки. Дорожный повар – сухопарый, унылый человек – раздраженно корил слуг: походную кухню собирали всю ночь, а она все еще не была голова. Постельничий раскладывал и увязывал одежды, его по конники размещали связки лечебных трав, фляги с водой, постельные шкуры, шатры, навьючивали мулов. По мощеному двору гулко цокали опыта.

Вошел дворецкий и передал Парандзем, что марзпан приказывает Бабику и Персику одеться и спуститься во двор. Нерсик разрыдался. Бабик заявил, что не поедет. Бросив на него бесстрастный взгляд, дворецкий предупредил, что марзпан сильно разгневан: пусть лучше молодые ккязья одеваются, может худо кончиться…

Он удалился, но ничего не доложил Васаку относительно ответа сыновей. Видя, что дети не появляются, Васак сам поднялся в опочивальню Парандзем. Дворецкий последовал за ним.

– Что это, в монастырь собираешься отправлять детей, что Тик задерживаешь их? – гневно обратился Васак к Парандзем.

– Придут!.. – ответила Парандзем, не глядя на него.

– Почему они еще не одеты? – сурово оглядывая детей, спросил Васак и приказал дворецкому:- Принеси их одежды!

Дворецкий вышел. Воцарилось тягостное, свинцовое молчание. Васаку хотелось бы многое сказать Парандзем, так же как и она хотела бы многое сказать Васаку, но никто из них не знал, с чего начать… Дворецкий запаздывал.

– Почему так противятся они моей воле? – спросил Васак, не глядя на жену.

– Не хотят ехать в Персию!.. – ответила та просто и холодно – Это ты их учишь не подчиняться мне! – бросил Васак.

– Зачем мне их учить? Они сами все понимают.

– Понимают, что не надо ехать в Персию?..

– Понимают, что надо и чего не надо. Едва сдерживая свое бешенство, Васак снова спросил:

– Но почему они враждуют со мной?

– Тебе лучше знать! – ответила Парандзем, повернувшись к Васаку и глядя ему прямо в глаза.

– Что это должен я знать? – спросил Васак.

– Они – твои сыновья: что ты сам вложил им в душу-то и видишь в них теперь!

– Это я вложил им в душу имя этого презренного?..

– Кто этот «презренный»? – выпрямилась Парандзем, не отводя глаз от Васака.

– Этот твой безумный Спарапет!

– Спарапет – защитник народа! -воскликнула Парандзем. – И как это поворачивается у тебя язык…

Она еще не договорила, как муж обрушил на нее сильный удар.

Безобразная, тягостная сцена разыгралась на глазах у Дзвик, дворецкого и обоих мальчиков…

Вежливый и обходительный в дворцовой обстановке и среди князей, марзпан у себя дома без стеснения проявлял свой бешеный, необузданный нрав горца.

Парандзем упала, но ни один звук не сорвался с уст гордой женщины.

Дзвик и дворецкий давно привыкли к подобным сценам: первая с тоской глядела на Васака, а второй, опустив глаза в землю, бесстрастно ждал, когда князь кончит «учить» жену.

– Пусть немедленно одеваются и спустятся во двор! – приказал Васак, выходя.

Во дворе замка собрались все его обитатели. Одни пришли помочь и услужить, другие – просто поглазеть на уезжающих. Васак окинул взглядом вьючных лошадей и мулов, верховых коней и повернулся в сторону покоев Парандзем.

– Ну, где дети? Поторопите их там…

Дворецкий вполголоса доложил, что дети отказываются ехать. Васак сделал знак Враму, который, ожидая приказаний, не сводил с него глаз В рам сунул плеть за пояс и побежал в покои княгини.

– Одевайтесь! – приказал он Бабику и Нерсику.

– Уходи! Мы не едем- воскликнул Бабик.

– Одевайся, Бабик!.. -грустно и мягко сказала Парандзем. – И ты, Нерсик!

– Но я не хочу, мать! Не хочу и не хочу! Понимаешь ты?! – зарыдал Нерсик, обнимая мать.

Парандзем спокойным голосом убеждала сына одеться.

– Одевайся же, Бабик! Одевайся, родной!

– Мать! – не выдержав, заплакал и Бабик.

– Идите, дети мои! Отныне вы – воины за дело народа- напутствовала детей Парандзем, помогая им надеть принесенное дворецким платье.

Бабик оделся первым. Нерсик последовал его примеру.

Уже одетые в дорогу, они стали перед Парандзем. Несчастная оглядела их с головы до ног с безграничной материнской тоской, с жалостью и лаской. Так смотрят на самое дорогое существо, с которым через несколько мгновений предстоит расстаться навсегда…