Вардананк - Дереник Демирчян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С глухим стоном обняла она обоих мальчиков, прижала к себе и крепко поцеловала. Бабик и Нерсик осыпали поцелуями мать и рыдавшую Дзвик. Через силу улыбаясь, Парандзем за руку вывела детей на террасу и окинула печальным и суровым взглядом собравшихся во дворе. На супруга своего она даже не взглянула.
Врам хотел было подтолкнуть мальчиков, чтоб заставить их шагать быстрее.
– Убери руку! – прикрикнул на него Бабик. Он спустился во двор, подошел к своему коню, осмотрел его и вымолвил сумрачно и грустно:
– Оставайтесь с миром!
– Езжай с миром!.. Путь добрый! – отозвались собравшиеся. Кони рвались и били копытами.
Васак поднялся на террасу и, подойдя к Парандзем, взял ее за руку:
– Не терзай себя… Вернутся же они! Парандзем не ответила.
– Ну, оставайся с миром! – произнес Басак.
– Иди с миром – еле слышно отозвалась Парандзем. Обняв и поцеловав ее, Васак быстро спустился во двор. Почуяв простор за открытыми воротами, кони рванулись. Караван, спускаясь в ущелье, вскоре скрылся из виду. Он уходил в Персию…
Нахарары с телохранителями и слугами, вытянувшись длинной цепью, продвигались через безрадостные пустыни Персии к Нюшапуху. По вызову Азкерта ехали к персидскому двору Васак Сюни, Вардан Мамиконян, Нершапух Арцруни, Ваан Аматуни, Артак Рштуни, Гадишо Хорхоруни, Артак Мокац, Манэч Апахуни и Щмавон Андзеваци. Трудности пути, усталость, душевная тревога – все делало эту поездку еще более тягостной.
Васак следовал отдельно, в стороне, стараясь как можно реже встречаться с Варданом. Он охотно допускал к себе всех остальных нахараров, приветливо беседовал с ними, осторожно прощупывая их настроение и пытаясь склонить на свою сторону. В самых мрачных красках рисуя перед ними предстоящее свидание с Азкертом, он не оставлял собеседникам никакой надежды на снисходительность царя, сгущая до пределов и без того мрачные краски и внушая своим спутникам ужас перед ожидающими их испытаниями.
Свою походную кухню и вьючных животных Васак оставил в хвосте каравана – там, где следовал обоз остальных нахараов. Сам же он ехал впереди, и несколько мулов с предметами первой необходимости следовали за ним на некотором расстоянии. Бабик и Нерсик ехали рядом. Мальчики выглядели утомленными. Они загорели на солнце, лица их были обветрены. В пути многое привлекало их внимание, и они с любопытством ко всему присматривались. Но с наибольшим интересом и чаще всего оборачивались они назад, чтобы видеть Вардана Мамиконяна. Не гонясь за сохранением полагающегося ему по званию и положению особо почетного места среди нахараров, Вардан ехал в их рядах. Он то выезжал вперед, то отъезжал в сторону, то останавливался, поджидая отстающих, неизменно сохраняя свою полную скромности простоту, в прямую противоположность Васаку, который и повелительным голосом и осанкой всегда подчеркивал свой высокий сан марзпана.
Бабик и Нерсик не сводили глаз с Вардака, старались не пропустить ни одного его слова. Вардан был их кумиром. Глядя на него, они забывали обо всем пережитом. Близость к предмету их поклонения помогала им переносить разлуку с матерью. Мечта стольких месяцев – встретиться с Спарапетом – осуществилась, и это счастье длилось уже недели… Правда, Васак строжайше запретил детям даже приближаться к остальным нахарарам и говорить с ними, приказав Враму и остальным телохранителям следить за мальчиками. Но, несмотря на это, те часто находили случай и повод, как будто случайно, подъехать к Вардану, ловили его слова, обрывки его бесед, огорчаясь, когда расстояние не позволяло им все услышать или все понять. Надзор и слежка приводили мальчиков в ярость. Они чувствовали себя на положении пленников, особенно из-за того, что им столь строго было воспрещено даже близко подходить к Спарапету.
Чем дальше продвигался караван, тем неприветливее становилась местность. Справа протянула к путникам свои огромные серые лапы великая Иранская пустыня. Припав жадной, ненасытной пастью к возделанным областям, она неустанно вгрызалась в них, обгладывая их и пожирая Временами взвивался и кружился в бешеной пляске песчаный смерч, дыша, палящим зноем.
Тоска давила Вардана. Сколько раз проходил он по этой дороге в Апар, спеша на войну с кушанами за Азкерта или его предшественника.. Но тогда была у него какая-то цель: служа персам, он, по крайней мере, чувствовал, что защищает государство, и платой за его службу бы па предоставленная его родине относительная независимость… Что же дала ему добросовестная служба по охране Персии от ее врагов?.. Вот она, награда – утомительная, дальняя и унизительная поездка на суд. За что? За то, что он защищает свою родину, ее свободу?
Вот там, впереди всех, едет он – марзпан страны Армянской, ревностный слуга Азкерта; тот, который не захочет поступиться ни одним из своих золотых украшений ради освобождения отчизны… О чем он думает, что предпримет при дворе? Неужто ради блага отчизны не должен он пожертвовать званием марзпана? Но кто знает?..
Весеннее солнце жгло. Зной вызывал жажду, нагонял сонливость. Гадишо, проехав вперед, беседовал с Васаком, остальные нахарары дремали в седлах. Вардан, устремив взор в безотрадную пустыню, думал о прсдсюящих испытаниях. Иногда взгляд его падал на Бабика и Нерсика. Не спрашивая никого, он все же догадывался, что Васак везет сыновей либо на службу при персидском дворе, либо для того, чтоб дать им воспитание в Персии.
– Если б Спарапет заговорил с тобой, что бы ты ему сказал? – спросил Нерсик своего брата.
– Я бы спросил: откуда у него шрам на лице? В каком сражении получил он эту рану?
– И какой большой шрам, ты только взгляни!
Бабик обернулся и глазами встретился с Варданом. Юноша сурово и пристально глядел на Спарапета, как бы желая заверить его. Не думай, что я не смогу сражаться! Я не уступлю твоим всадникам, если дело дойдет до боя, так и знай!..»
Вардан давно заметил, что братья так внимательно разглядывали его. Ничьего о них не зная, он превратно понял взгляд Бабика и, с неудовольствием отвернувшись, перевел взор на Нерсика, который со смущенной улыбкой опустил глаза.
«Младший более привлекателен, чем старший», – подумал Вардан и вспомнил о своем сыне.
С течением времени Вардан привык к мальчикам и к их пристальным взглядам. Узнав, что их везут в Персию на службу, он Чувствовал к ним жалость.
Васак и Гадишо, всесторонне обсудив положение и учтя возможности, какие могли ожидать их при персидском дворе, изыскивали способы выйти сухими из воды.
– Может ли царь предписать силой провести отречение от веры? -задал как-то вопрос Васак.
– Так он и поступит! – усмехнувшись, подтвердил Гадишо с полной и твердой уверенностью.
Васак оглянулся. Вардан беседовал с нахарарами, и как будто тревожно: не был ли он также озабочен грядущим л не изыскивал ли он пути к спасению?
– Отречение от веры произойдет непременно! – сказал Васак и испытующе взглянул на Гадишо. – Ты на это согласился. Согласится и Гют и, возможно, еще двое-трое из князей в армянской коннице… Найдутся согласные и у нас в стране. Но эти, эти!.. Этот таронец! Этот упрямый старый черт!
Васак подразумевал Ваана Аматуни. Гадишо улыбнулся.
– Теперь уж не имеет значения, кто будет противиться отречению. Отныне мы уже не кахарары страны Армянской, поскольку у нас нет ни отчизны, ни народа… Мы вернем их себе лишь ценой нашего отречения…
– Нет, мы еще представляем собой известную цельность! – возразил Васак. – Мы должны послужить примером для народа, так как что нашему слову армяне скорей пойдут на отречение, чем по принуждению персов. И значение свое мы можем еще более поднять, если будем разумны. Все этому благоприятствует…
– Я ожидаю раскола, – заявил Гадишо.
– И я также… И это еще более возвысит наших сторонников! – сказал Васак, злобно сверкнув глазами.
Гадишо неприятно поразил этот блеск в глазах Васака: ему почудилось коварство, безудержное стремление к власти и готовность ради этого предать всех – в том числе и его самого, Гадишо Васак очень скоро укрепил в нем это подозрение – Наш вес подымется еще более по сравнению с Деншапухом и прочей-мелочью, поднимется также и от сопоставления с этими «подвижниками»! Азкерт предоставит нам еще большие полномочия, еще большую власть. Ты полагаешь, что этот низов ухудшает наше положение? Нет! Сейчас мы можем предпринимать самые смелые шаги, стремиться к самым дерзновенным целям Час настал… Верен ли ты слову своему?
– Верен! – ответил Гадишо, угадавший по торжественному тону Васака, что тот хочет приоткрыть ему дверь в свой душевный мир. – Говори…
– Слушай же: высшая власть, о которой мы однажды говорили на Айраратской равнине, ныне сама дается нам в руки! Если есть у нас разум, если мы созрели, если в груди у нас бестрепетное сердце государственных мужей – то вот он, день наш! Итак, за дело – Как же следует нам поступить?