Черный тюльпан. Учитель фехтования (сборник) - Александр Дюма

А именно – в некоей сияющей, возбужденной личности, шествующей в окружении членов садоводческого комитета, увенчанной венком, причесанной, напомаженной, одетой во все ярко-красное – цвет, оттеняющий черноту волос и желтизну кожи.

Этот торжествующий, хмельной от восторга триумфатор, этот герой дня, которому уготована неслыханная честь затмить речь ван Херисена, заставить забыть присутствие штатгальтера – не кто иной, как Исаак Бокстель. Перед ним несут справа на бархатной подушке черный тюльпан, его мнимое детище, а слева – объемистый кошель с сотней тысяч флоринов в прекрасных, блестящих, переливающихся золотых монетах, и он, чтобы ни на миг не потерять их из виду, знай косится, вращает глазами.

Бокстель то и дело ускоряет шаг, чтобы соприкоснуться локтями с шагающим впереди ван Херисеном. Он у каждого норовит позаимствовать малую толику достоинства, чтобы придать себе важности, так же, как он украл у Розы ее тюльпан, чтобы присвоить себе славу и награду.

Еще четверть часа, и прибудет штатгальтер. Тогда кортеж остановится у последнего алтаря, специально сооруженного для сего случая, тюльпан будет водружен на свой трон, и принц, уступая сопернику львиную долю восторгов толпы, возьмет великолепно разукрашенный пергамент, на котором запечатлено имя создателя тюльпана, и звучным внятным голосом возвестит, что совершилось чудо: в лице его, Бокстеля, Голландия заставила природу создать черный цветок, который отныне будет называться «tulipa nigra Boxtellea».

Время от времени Бокстель на миг отрывает взгляд от тюльпана и кошеля, робко посматривает на публику, боясь увидеть в этой толпе бледное лицо красавицы фрисландки. Понятно: это видение омрачило бы его торжество не меньше, чем появление призрака Банко омрачило пир Макбета.

И поспешим отметить: этот несчастный, который перелез через чужую стену и забрался в дом своего соседа, который поддельным ключом отомкнул комнату Розы, наконец, человек, укравший славу у мужчины и приданое у женщины, вором себя не считал.

Он пережил такие тревоги из-за тюльпана, с такой жаркой страстью следовал за ним от выдвижного ящика в сушильне Корнелиса до эшафота в замке, а оттуда до крепости Левештейна, он видел, как цветок родился и рос на подоконнике у Розы, он столько раз своим дыханием согревал воздух вокруг него, что никто другой не имеет больших прав считаться его создателем. Если бы сейчас кто-то отнял у него черный тюльпан, вот это было бы настоящим воровством!

Но Розы он так и не увидел. Стало быть, радости Бокстеля ничто не омрачило.

Кортеж остановился в центре круглой площадки, под великолепными деревьями, украшенными гирляндами и надписями. Раздалась бравурная музыка, и вперед выступили юные девушки Харлема, чтобы сопровождать тюльпан до высокого пьедестала, где он будет красоваться рядом с золотым креслом его высочества штатгальтера.

Вскоре горделивый тюльпан явился взорам собравшихся, вознесенный на свой пьедестал, и мощная овация толпы, взиравшей на него снизу, эхом разнеслась по всему Харлему.

XXXII. Последняя просьба

В этот торжественный момент, когда разразились рукоплескания, по дороге вдоль парка проезжал экипаж. Он продвигался медленно из-за того, что на дорогу все время выбегали дети, спасаясь от толчеи взрослых мужчин и женщин, заполнивших аллею до отказа.

Злополучный ван Берле – вот кто ехал в этой запыленной, потрепанной колымаге со скрипучими осями. Дверца экипажа оставалась открытой, и перед Корнелисом начала разворачиваться картина, которую мы в меру своих сил пытались изобразить нашему читателю.

Эта толпа, гомон, блеск и мерцание роскоши людских одежд и убранства весенней природы ослепили узника, словно молния, внезапно вспыхнувшая в полумраке его узилища.

Несмотря на упорство, с каким спутник уклонялся от ответа на попытки Корнелиса выведать что-либо о своей участи, наш герой в последний раз решился спросить, что означает вся эта суматоха, которая, на первый взгляд, будто бы лично его не касается:

– Сделайте милость, господин офицер, скажите, что это? – обратился он к сопровождающему.

– Как вы и сами видите, сударь, это празднество, – отозвался тот.

– А, празднество! – обронил Корнелис с угрюмым безразличием человека, уже давно отрешенного от всех радостей мира.

Экипаж между тем продвинулся еще на несколько шагов, и узник, помолчав, спросил:

– Престольный праздник города Харлема, надо полагать? Коль скоро я вижу цветы…

– Они действительно играют главную роль в этом торжестве, сударь.

– Ах, что за дивные ароматы! Какие очаровательные краски! – не выдержал Корнелис.

– Остановитесь, пусть господин полюбуется, – сказал солдату, игравшему роль кучера, офицер, поддаваясь порыву мимолетной жалости, свойственной только военным.

– Благодарю за любезность, сударь, – ван Берле печально покачал головой, – но мне больно смотреть на чужое веселье. Избавьте меня от этого, прошу вас.

– Как вам угодно. Значит, медлить незачем. Я только потому приказал остановиться, что вы задали вопрос, и потом, вы же слыли любителем цветов, в особенности тех, которым посвящен нынешний праздник.

– А каким цветам он посвящен, сударь?

– Тюльпанам.

– Тюльпанам! – вскричал ван Берле. – Это праздник тюльпанов?

– Да, сударь. Но коли вам такое зрелище неприятно, едем.

И офицер собрался дать приказ двигаться дальше.

Но Корнелис его удержал. Мучительное подозрение мелькнуло в его голове.

– Сударь, – дрожащим голосом спросил он, – не значит ли это, что сегодня состоится вручение награды?

– Награды за черный тюльпан? Ну да.

К лицу Корнелиса прилила кровь, дрожь пробежала по телу, на лбу выступили капельки пота. Затем, собравшись с мыслями, он решил, что праздник наверняка будет скомкан, ведь его черный тюльпан пропал: что праздновать в отсутствие цветка, подлежащего коронации, и человека, создавшего его?

– Увы! – вздохнул он. – Всем этим славным людям так же не повезет, как и мне. Ведь они не увидят великого торжества, на которое собрались, или по крайней мере оно будет неполным.

– Что вы имеете в виду, сударь?

– Я хочу сказать, – объяснил Корнелис, откидываясь в глубь экипажа, – что черного тюльпана не создаст никто, кроме одного человека, которого я знаю.

– В таком случае, – возразил офицер, – этот ваш знакомый уже создал его. Сейчас весь Харлем любуется этим цветком, который, вы считаете, еще не выращен.

– Черный тюльпан! – возопил ван Берле, наполовину высовываясь из дверцы. Где он? Где?