Алуим - Виталий Иконников

Татьяна выполнила мою просьбу. Около пяти вечера она привезла то, что я просил: пакетик с сальвией, зажигалку и маленькую коричневую деревянную трубку, купленную в «Амсторе», в отделе побрякушек. Больше ничего не сказала. Просто отдала и ушла. В её глазах читалось что-то типа «Вот, держи. Достали меня ваши разборки». И это замечательно. Как же не хотелось объяснять ей своё решение.

А вот и нужный этаж. Замираю у стены, рядом с двустворчатой дверью с большими рифлёными стёклами. Палата Лукаса находится совсем недалеко от кабинета, где сидит дежурная. Кабинет, в свою очередь — всего в нескольких метрах от лестницы. И дверь у него почти всегда открыта. Напрягаю слух. Кажется, я слышу шелест бумаги. Читает книгу? Нет, слишком часто листает. Смотрит больничный журнал? Не знаю. Не важно. Главное, создаёт хоть какой-то шум.

Перешагиваю порог и оказываюсь на этаже. Иду вправо. Четыреста седьмая, четыреста девятая, четыреста одиннадцатая. Сюда. Аккуратно берусь за ручку, подталкиваю плечом и вхожу.

— Я знал, что ты придёшь, — произносит самоуверенный голос.

Лунный свет не даёт темноте единолично завладеть комнатой. Я понимаю, почему Лукас не задёргивает шторы. Сон для него теперь вовсе не отдых. Подхожу ближе, вглядываюсь в следы своего рукоприкладства. Сильно распухший нос, чёрный кровоподтёк под глазом, рассечение на лбу над порезом, оставшимся после аварии, стянутое скобами.

— Я не мог не прийти. Как его состояние?

— Паршивое. Как и моё. Он настолько труслив, что уже осточертело слушать это бесконечное нытьё.

— Пора что-то менять.

— Мудрые слова, друг, — обходительным тоном соглашается Хамадиши.

— Я так и не спросил: как ты планируешь перебраться в моё тело?

— Тебе нужно выпить феназепама и уснуть на этой пустой кровати. Я сумел убедить Лукаса не пить таблетки, которые ему дали. Сам же он случайно не проснётся, будь уверен.

— И что дальше?

— А дальше я всё сделаю. Не волнуйся.

— Выходит, в первую ночь ты хотел перебраться в меня, пока я спал?

— Так всем было бы лучше, сам понимаешь.

— Ай-яй-яй, — укоризненно улыбаюсь. — Друзья так не поступают.

— Я хотел избавить нас от лишней мороки.

— Как-то неубедительно звучит, — подхожу, останавливаясь в метре от кровати Лукаса.

— Что ты хочешь сказать?

— Раньше других издалека чувствовал, а сейчас моё намерение в упор не ощущаешь? — как давно я ни над кем не издевался. Так приятно. — Похоже, от тебя мне толку нет.

— Не глупи! Сам ты ничего не сможешь!

Загипсованной рукой достаю из кармана маленькую деревянную трубку. Беру из пакетика щепотку порошка и насыпаю на сеточку внутри бочонка, препятствующую его прямому попаданию в лёгкие при вдохе.

— Ты всерьёз думал, что я приму тебя обратно? После стольких лет издевательств? Глупец! Спился, скатился на дно, умер — плевать! Такие мрази не заслуживают понимания и сочувствия. Может, я и плохой человек, может, и натворил что-то ужасное в прошлом, но с тобой мне не сравниться.

— Я убью твоих сук! — рычит Хамадиши и машет ногой, желая меня оттолкнуть. Делаю шаг в сторону, избегая толчка.

— Сомневаюсь, — бью Лукаса по щеке открытой ладонью. — Ты глуп и ведом.

— Поммм-муууаггг-итт… — паразит пытается крикнуть ртом просыпающегося парня, но издаёт лишь негромкое мычание.

— Прощай, — говорю я и достаю из кармана зажигалку.

Испуганный Лукас, завидев меня, тут же прикрывает лицо руками.

— Турдом, кинэк а хибаябол тортент а боляшет. Де ин нэм акаром, хоги мергеш рад. Фелаянлом огь а фюшт а чу а бейка. Кюлёмбен ми лес, огь нагь сэнведейшак. (Я знаю, по чьей вине произошла авария. Но не хочу быть зол на вас. Я предлагаю курить трубку мира. В противном случае, мы будем большие страдания).

После ухода Татьяны я долгое время пытался перевести на венгерский и выучить эти несколько фраз. Онлайн-переводчик в телефоне постоянно выдавал какую-то несуразицу, так что последнее предложение пришлось оставить в таком корявом виде. Оно наиболее подходит по смыслу. Надеюсь, Лукас меня поймёт. Главное, не задавай никаких вопросов, парень. Я ничего не смогу ответить.

Взгляд Лукаса выражает полное удивление происходящему. Чтобы заслужить хоть немного доверия, подношу трубку ко рту, клацаю зажигалкой и делаю затяжку. В голове сразу мутнеет. Протягиваю трубку ему. Немного поколебавшись, венгр приподнимается. Похоже, он готов сделать что угодно, лишь бы не получить по голове. Не выпуская трубку из руки, снова клацаю зажигалкой. Он затягивается, пару секунд держит дым в лёгких, потом с кашлем выпускает его. Вопросительно смотрит на меня. Растопыриваю четыре пальца. Его глаза округляются. Я киваю, говоря тем самым, что так надо. И он снова готов сделать вдох…

После четвёртой затяжки Лукас падает лицом в подушку и теряет сознание. Пока Хамадиши не вернулся и не начал кричать, отхожу назад, опускаюсь на пустующую кровать. Ложусь. Досыпаю щепотку в трубку. Не знаю, что будет дальше. Но точно что-то будет. Делаю вторую затяжку… третью… четвёртую… пятую…

Шесть… семь… десять… сто сорок… двести… Зрение рассыпается на тысячу маленьких блестящих шариков. Они падают на пол, скачут, звенят, цокают по твёрдой поверхности. Но хаос длится недолго. Концентрируюсь, за один вдох вбираю в себя весь воздух комнаты, да так, что стены прогибаются внутрь. Шарики тут же взмывают в воздух, начинают кружить друг за другом против часовой стрелки, пока не сливаются в единое светящееся кольцо, парящее передо мной в полной темноте. Хлопаю в ладоши. Чёрная гладь внутри кольца начинает светлеть, рябить, превращаясь в серые мелькания телепомех. Слышу тихий голос. Сквозь назойливое шипение до меня доносится уже знакомое «Ми тортент?».

«Пока ещё ничего не случилось, дружок. Но сейчас случится».

Это не сон и не явь. Пространство, где мне известно, кто я и зачем я. Поднимаюсь на ноги, выдыхаю воздух обратно и ныряю внутрь светящегося кольца.

Яркая вспышка. Зажмуриваюсь, прикрывая глаза предплечьем. Звучит музыка. Старенькая знакомая тема. Да это же Оакенфолд! «Ready! Steady! Go!» Что ж, полетели! И я действительно лечу. Или падаю? Нет, подо мной что-то есть, ощущаю спиной. Стремительно скольжу вниз по твёрдой гладкой поверхности…

Две пары хрустальных гранёных колец, соединённых друг с другом под прямым углом. Парят вне пространства, вне времени. Они — подобие той космической станции, символа заката нашей цивилизации — но гораздо меньших размеров: в ширину не больше трёх метров, а в диаметре не превышают и ста. «Strictly the mother f…». Неизвестная сила несёт меня по внутренней грани одного из колец, игнорируя законы гравитации. Я с бешеной