В тени монастыря (СИ) - Юрий Раджен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- По-моему, он вполне понял нашу точку зрения, и свою высказал тоже довольно доходчиво - пятнадцать лет тюрьмы, - сморщился Цархт.
- Да нет же, это был прокурор! А Бернд ведь не согласился с ним, внял защитнику, к Монастырю приговорил.
Если еще немножко поработать - то, может, и невиновными признает. Или там помилует. Вы, Цархт, все время Империю каким-то монстром видите, это непродуктивно. Нужно искать ходы, договариваться... Конкретный план нужен. Вот, например, цветочная акция...
В третий раз услышав про цветочную акцию, Киршт вспылил:
- Гедеон, ты в своем уме? Какая, на фиг, цветочная акция? Тебя просто повяжут вместе с цветами, и в Монастырь засунут!
- По какому закону?
- Да по новому закону, а если не хватит, Ариан специально для тебя эдикт выпустит!
Гедеон недовольно забубнил себе что-то под нос.
- Может, ты преувеличиваешь, и не так уж все и страшно? - попытался разрядить обстановку Хйодр, - это все-таки не тюрьма, не эшафот, а Монастырь. Ну да, от Церкви, конечно, ничего хорошего ждать не приходится, но что уж такого страшного может произойти? В конце концов, наши могли бы и подыграть там, показать, что исправились, и их выпустят.
- И вообще, может быть, это наказание нам всем за наши грехи, за то, что пустили Церковь на свою землю, - зловеще добавил Цархт.
- А что, с бесами-то оно лучше было? - буркнул Гедеон.
Цархт выпучил глаза от возмущения - щачинцы очень не любили, когда им напоминали об унизительном поражении от бесовских орд - и разразился длинной тирадой, которую Киршт его уже не слушал. Все как всегда, одни и те же неизменные, вечные вопросы бытия: освободила Империя Щачин или покорила его, нужно ли менять Церковь на дженов, и кем был Владыка в большей степени, тираном или просветителем. Эти диспуты были порой весьма увлекательны, но абсолютно бессмысленны, ибо ни на шаг не приближали спорящих к каким бы то ни было действием. Сколько можно говорить, пора бы уже, наконец, сделать что-нибудь!
Киршт отвернулся, пробежал настороженным взглядом вокруг - и вовремя! К их столику неторопливо приближалась вокзальная уборщица, сжимая в руках огромную серую тряпку. Надо же, какое рвение! Обычно поломойки не появлялись в обеденном зале часами, и оттого все столы были покрыты хлебными крошками, утопающими в слое белесого жира из пронесенных мимо рта суповых ложек. Гном толкнул под столом Цархта ногой - старик уже снова вещал о владыке Райшнавеле, и эта тема была отнюдь не безопасной. Конечно, это всего лишь уборщица, но она запросто могла оказаться Искательницей. Цархт замолк, и, настороженно глядя на приближающуюся женщину, опрокинул в себя стаканчик мутной водки - конечно же, исключительно для того, чтобы не вызывать подозрений.
Посмотрел на женщину и Киршт. Ну и страшна же она... Низкая, сгорбленная, глаза сощурены, с вымазанным грязью лицом, она была одета в бывший когда-то темно-синим, а ныне застиранный до белесых пятен халат, и косынку в мелкий цветочный рисунок. Замарашка, бормоча себе под нос что-то вроде "сорють тут", не торопясь подошла к столу, и начала возить по нему тряпкой, не столько собирая, сколько равномерно размазывая грязь. Трудилась она довольно долго, и Киршт уже собрался было поторопить ее, как она смахнула весь мусор со стола гному на колени.
Тот уже открыл рот, чтобы выругаться, как вдруг увидел ее глаза. В них не было злобы или злорадства от удачно исполненной пакости. Нет, он увидел веселье, искреннее, неистовое, капельку сумасшедшее. И силу. Женщина посмотрела ему на колени, и, проследив за ней взглядом, гном увидел написанную рунами записку: "улица Латаля 39/5. Сегодня в шесть".
Глава 16. "Назимчанка"
Через три дня после судьбоносного для Ярина цехового собора наступил выходной, и парень проводил его в общежитии, в своей комнате. Да, сидеть дома было скучно, но чем заняться? Гулять было холодно, а в магазинных очередях стоять не хотелось - за последнее время они подросли еще, хотя еще пару недель назад казалось, что больше уже некуда. До сих пор Ярин всегда предпочитал выходным дням рабочие - но сегодня, кажется, первый раз в жизни он чувствовал облечение, даже радость от того, что неделя закончилась. И, опять же впервые, парня откровенно расстраивала мысль о том, что через два дня, в понедельник, ему придется снова возвращаться в цех.
Томаш с его епитимьей превратил работу в ад. Эжана не было, Ярин работал один, и сообщения о поломках или пришедших заказчиках передавались парню в письменном виде. Рабочие царапали записки на обрывках бумаги каракулями, которые ясно говорили: писателям гораздо сподручнее молоток и дрель, чем перо. Нарушить запрет собора украдкой отваживался лишь Тарп, да еще Вадай - на голосовании он так не поднял руку. Но разговорам под пивко в цеховом дворе пришел конец - даже эти двое не осмелились бы столь явно бросить собору вызов. Ярин чувствовал себя изгоем, лишним человеком - на него даже избегали взглянуть лишний раз. Еретик. Каркальщик.
Раздался стук в дверь, и Ярин, едва ли не подскочив от радости - хоть какое-то развлечение! - пошел открывать.
- Зачем тебе вообще понадобилось лезть на их собор? - спросил вошедший в комнату Эжан прямо на ходу, не поздоровавшись, не успев даже снять шапку.
Очевидно, он вернулся из своего очередного загула, продолжавшегося на этот раз дольше обычного. Где, интересно, этого эльфа постоянно носит? Он пропадал уже и на неделю, и на полторы - и никогда не объяснял своих отлучек, лишь изредка бросая что-то о "семейных делах". Подобное безделье, в отличие от яриновой ереси, Томаша не интересовало, да и Эжан не интересовался мнением собора: были свои плюсы в том, чтобы задирать нос и плевать на всех с высоко колокольни. У Ярина так не получалось, так что он сполна чувствовал все последствия епитимьи.
Парень подождал, пока эльф снимет сапоги, повесит на вешалку пальто и плюхнется на стул. Сапоги, походя заметил Ярин, были теплые, на настоящем меху. Интересно, где Эжан их купил? Ярин мысленно обругал себя за этот невысказанный вопрос. В Империи считалось вполне нормальным спрашивать, где сосед или знакомый достал ту или иную вещь - иногда это вообще становилось первым, о чем заговаривали давно не видевшие друг друга люди - но Ярину это казалось низким. Тем удивительнее было то, что подобные вещные привычки смогли-таки исподволь пропитать его сознание.
Эльф отмахнулся от предложенного чая и сразу перешел к делу:
- Нет, ты мне все-таки скажи - зачем?
- Но ведь, согласись, хорошая идея. Мы бы смогли и наладить производство, и отлично заработать - все, не только я или ты!
- Отличная идея, да. Но что надоумило тебя высказывать ее на соборе?
- Ну... почему бы и нет? По-моему, отличная возможность обратиться ко всем сразу, достучаться до них...
- И как, достучался? - насмешливо спросил Эжан.
- Ну... нет.
- А почему? Почему такая хорошая идея - и не зашла?
- Наверное, я плохо объяснил. Хотя и не понимаю, где именно ошибся. Они ведь поначалу почти согласились, когда я рассказал, сколько можно на этом деле заработать. А потом началось... Черт его знает, почему? Сам не пойму. Может быть, оно и не совсем по канону... Но по канону ведь жить больше нельзя! В магазинах очереди уже в полквартала, когда-то же они должны будут понять, что нельзя так...
- А что ж не поняли-то?
- Говорю же, объяснил плохо. Видимо, нужных слов не нашел.
- А Томаш со своей притчей, выходит, нашел?
- Выходит что так. Что-то там про народный подвиг, про истинную веру. Эх, научиться бы говорить, как он, - Ярин осекся, заметив, что Эжан взглянул на него чуть ли не с ужасом, - Ну серьезно! Как еще можно их убедить?
Эжан помолчал, потом устало вздохнул:
- То есть ты хотел бы попытаться их все таки убедить? Всей этой истории с посудомоечным шкафом тебе мало?
- Да черт с ним со шкафом! Я уверен, что смогу придумать и что-нибудь поинтереснее! Главное, чтобы у меня получилось доказать им...
- Что? Доказать что?
Ярин промолчал. Эжан долго смотрел на него - внимательно, выжидательно, чуть склонив голову на бок, - и, наконец, недовольно кивнул. Что, интересно, у него на уме?
- Ладно, не переживай. У тебя руки из нужного места растут, а значит, работу найти всегда можно. Есть у меня один старый знакомый... Поговорю с ним тогда, вечером заскочу еще. В общем, все устрою.
И Эжан действительно устроил. Мастер Ритц, тот самый знакомый Эжана, с радостью согласился принять Ярина ремонтником на швейную фабрику - неофициально и временно, пока все не утрясется. С мастером Елсеем Эжан тоже договорился, и тот обещал не выселять пока Ярина из общежития. Елсей, очевидно, надеялся, что проблема как-нибудь сама со временем рассосется - должно же рабочим надоесть писать эти дурацкие записки, рано или поздно! А даже если и нет... Невелика была беда, что Ярин поживет в общежитии пару лишних месяцев: в конце концов, тут больше половины жильцов уже давно, а то и никогда, не работали в цеху.