Пантелеймон Романов - Пантелеймон Сергеевич Романов

— Председатель дюже хорош, не мог вовремя запретить. А теперь вот и гни спину.

— Что за нескладный народ, — сказал рабочий в суконном картузе, — кабы каждый аккуратно убирал за собой, ничего бы и не было, а теперь, вишь, какие горы.

— Председатель должен был смотреть за этим. Мы почем знали.

— Что ж ты, без председателя-то не знала, что перед дверью навоз валить нельзя, десяти шагов не могла сделать, до ямы донести! — сказал рабочий, обращаясь к женщине в платке.

— Это с верхних этажей в форточки вываливают. Ты разберись сначала, а потом и говори!

— Из верхних само собою, а ты вчерась с порога горшок выливала.

— Я выливать стала, когда тут другие навалили.

— По скольку же теперь часов заставите важного работать? — недоброжелательно спрашивали у вышедшего председателя.

Председатель, высокий худощавый человек в солдатской шинели, суетливо оглянулся по двору, как бы проверяя, много ли собралось народу.

— Надо так пригадать, чтобы в неделю все кончить, — сказал он.

— То-то вот, кабы за делом-то смотрел, каждый день заставлял бы чистить, тогда бы по пяти минут на человека, больше бы не пришлось работать, а теперь целую неделю спину гни, — сказала женщина в платке.

— А сами-то вы где были? Кто вам запрещал чистить?

Женщина сердито промолчала, а потом сказала:

— Раз кто за этим смотреть поставлен молчит, что ж с нас-то спрашивать? Вы должны заставлять.

— Где ж ему заставлять. Его не боится никто. Вишь, вон собрался народ и стоит неизвестно чего.

— Когда ж работать-то начнем? — закричало уже несколько голосов.

— Так что ж вы не начинаете? Лопатка в руках есть, чего вам еще? — отвечал суетливо председатель, оглядываясь по сторонам и ища себе лопатку. — Дайте-ка мне лопаточку.

— Да вы заставляйте работать-то… а он лопатку ищет!

— Прямо смотреть тошно. Крикнуть не может как следует.

Все подошли к наваленным горам навоза и стали нехотя копать.

Председатель тоже принялся работать.

— Эх. прежний-то председатель был молодчина. Бывало, выгонит всех на работу, сам до лопатки не дотронется, а только стоит и кричит на всех.

— Да, у того не стали бы почесываться, — сказала женщина в платке. — Тот, как чуть что не так, сейчас — штраф, а не то вовсе в милицию. У того из окна помоев не выплеснешь, а если и выплеснешь, так, бывало, сначала раз десять оглянешься.

— Тот, бывало, сядет, цигарку в зубы и только кроет всех. И работали — в лучшем виде. Самим же лучше: час отворочаешь, зато потом иди на все стороны. А тут вот будем через пень-колоду валить до вечера, а там дома работы по горло.

— Тут бы двинуть матюгом, сразу бы у всех руки развязались, а то копаешь, ровно сонный.

— Прямо работать противно, — сказала женщина в платке.

— Да. уж как не боишься человека, дело плохое. Вчерась тротуары чистили: объявили, чтобы к двенадцати часам собрались, а то его в милицию посадят. «Убедительно, говорит, прошу — не подведите». Вышел в двенадцать — ни души. Давай сам скрести.

— У прежнего, бывало, за четверть часа до срока все на местах. А как опоздал, лишних два часа работать заставит, да еще благословит тебя, — сказала женщина в платке. — Бывало, женщин и то такими словами кроет, ежели что не так, — и никто не обижался.

— Не обижались, потому что порядок.

— А у этого до того дошли, что на чердаке накат на дрова подпиливать стали, да все вторые двери на черных ходах пожгли, а он только все уговаривает да воззвания вывешивает.

— А в квартирах-то что делается? Прежний председатель цыпленка не позволял держать, а теперь кроликов развели, коз, — сказала женщина в платке. — Я поросенка купила, тащу его на третий этаж к себе по парадной лестнице, нарочно, чтобы на него не налететь (он по черной ходит), а, глядь, он как раз тут и идет навстречу. Этот домовой у меня сигает, из рук вырывается, а он загородился газетой, будто читает, и прошел, ничего не сказал, словно не видал.

— Может, и правда не видал?

— Какой там не видал, когда этот демон у меня чуть через перила не пересигнул, уж поперек его за живот схватила.

— Да. человечка господь послал.

— Ну. ей-богу, ничего не сделаем нынче, — сказала раздраженно женщина в платке. — вот уж целый час, как вышли, а работать еще не начинали.

— С таким председателем никогда не начнешь.

— Эх, смотреть противно. Стоим все как вареные.

Ежели б прежний-то был… Тот бы церемоний разводить не стал. Как двинул бы…

— Сразу бы заходили, — бодро сказало несколько голосов.

— Как же можно. Веселей дело бы пошло.

1920

О коровах

Эпоха 1918 г

Трофим, штукатур, придя в волостной совет на собрание, растерянно спросил:

— Баб-то, говорят, порешили?..

— Каких?

— Да жен законных…

— Хватился… Еще на прошедшей неделе. Все, которые венчались до совета, тем — крышка.

— Да я со своей старухой тридцать лет живу, — сказал печник, — куда же я ее теперь девать должон?

— Куда хочешь, а чтобы не было ее, — сказал Митька рыжий.

— Ежели дурацкая голова чего не понимает, должна молчать, — сказал член совета. — Никто их не гонит, а требуют только, чтобы печать приложили.

— К чему печать?

Тот подумал и сказал:

— К чему положено…

— Нет, там и про старых чтой-то говорили, — сказал штукатур.

— А про старых-то, что развод допускается.

— Ну вот, это самое… Да ведь это и прежде было, насчет разводу-то…

— Прежде ты должен был, может, года три лазить за ней с свидетелями, чтобы застать ее на нехорошем деле, а теперь разводись, когда хочешь. Только подай заявление и выставь причину. А она из-за плохого обращения уйти может.

— Из-за какого обращения?

— Ну, ежели, скажем, поколотишь.

— Что же это? Значит, я теперь и бить уж не могу?

— Ругать даже не имеешь права.

— Свою-то собственную?! — сказало несколько голосов.

— Богом-то даденную?! — крикнул Прохор Степаныч, читавший в церкви за дьячка.

— Вы уж очумели с этим богом, — сказал с досадой солдат Андрюшка, которому нужно было что-то узнать от члена совета. — Так, значит, ежели я хочу развестись, могу я выставить причину, что я ее бил? — спросил он.

— Это она должна выставлять против тебя…

— Она?

— Нуда.

— А насчет имущества