Чужого поля ягодка - Карри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вернулась к пульту. «Братья» как-то дали ей несколько уроков, позволив подержаться за штурвал, а двуединство довершило остальное: починить двигатель в случае чего — это она вряд ли, но привести машину в действие и добраться из пункта «А» в пункт «Б» — оказывается, несложно. Панель управления создана не для гениев и героев, привыкших преодолевать трудности, а для любого, даже не особо подготовленного потребителя, например, для избалованных куколок, привыкших, что, если ткнуть ухоженным пальчиком в кнопочку под надписью «киберпилот», то проблем останется и вовсе — как в условиях полёта разрешить дилемму: маникюр подновить или всё же макияж освежить… Глазок возле кнопочки, кстати, горел: кибер включён.
Ну-с, познакомимся поближе? Миль окликнула:
«Привет, кибер».
Посередине панели соткался экран и по нему сплошняком побежала строка: " КТО ВЫЗЫВАЕТ КТО ВЫЗЫВАЕТ КТО ВЫЗЫВАЕТ КТО ВЫЗЫВАЕТ…»
О как, удивилась Миль, это у нас исправный кибер так себя ведёт? Но ответила:
«Твоя владелица».
«ПО КАКОМУ КАНАЛУ ПО КАКОМУ КАНАЛУ ПО КАКОМУ КАНАЛУ ПО КАКОМУ…» — натуральная истерика.
«Успокойся. По прямой бесканальной связи. Это новинка, которой ещё нет на рынке. А теперь ответь вслух, почему ты так волнуешься».
— Киберы не волнуются. Но любая связь имеет частоту и канал. Не бывает бесканальной связи.
«Много ты знаешь… А галлюцинации у киберов бывают?»
— Галлюцинации бывают у людей. У киберов не бывают. Значит, бесканальная связь бывает.
«Вот и молодец. Привыкай. В дальнейшем мне для общения с тобой будет удобнее пользоваться в основном этим видом связи. Надеюсь, мы подружимся, — да уж, это тебе не десантный флайер… Кажется, тут не только панель управления для куколок, но и кибер вмонтирован кукольный. И имечко у машинки подходящее — «Фишка». — Найди мне ближайший продовольственный магазин для Кочевников».
В этот магазин въезжали прямо в машине, развернув машину приёмным люком багажника к транспортёру, делали заказ по каталогу и тут же получали всё упакованным. Продуктов она набрала столько, что в шкаф всё не поместилось — ну, под сухие полуфабрикаты можно использовать и пустой шкаф для одежды…
«Следующий пункт — кафе «Весёлый Дракон». Сам-то найдёшь или помочь?»
— Кафе «Весёлый Дракон», Седьмой Торговый Квартал, владелец — … — завёл кибер, обиженный сомнениями в его компетентности… Миль не слушала. Просто летела к мужу.
Собственно, теперь можно было хоть спать заваливаться — до нужной точки кибер довёл бы машину и сам. Но от одной мысли, что вот-вот… какой-нибудь час, ну, два — чтобы не привлекать внимания Патруля — и Бен будет рядом… Миль сама была готова лететь впереди флайера и дорогу показывать…
А пришлось влиться в городской поток и пилить по трассе, доверив киберу выбирать маршрут.
53. «Не рыдай мене, мати…»
Безукоризненно следуя правилам движения, флайер перестроился в крайний, «медленный» ряд, и уже оттуда ловкой рыбкой вынырнул из транспортного потока и завис невысоко над посадочной площадкой: Миль подсознательно не желала касаться земли, на которой едва просохла кровь её малыша…
Но висеть долго значило привлекать ненужное внимание патрульных. Не светись, а то никакая «Недотрога» не прикроет… Мягко коснувшись дорожного покрытия, флайер замер. А чего соваться в ресторан — и отсюда понятно, что нет там Бена. Его обожаемый ментозапах Миль ощутила бы на раз, ещё на подлёте. И поблизости его нигде нет. Значит, что? Значит, ждём…
…Она не ожидала, что воспоминания ещё так живы. Додумался же Бен назначить встречу именно здесь… Вид «Весёлого Дракона» растревожил давно, казалось бы, затянувшуюся рану. Ведь столько времени прошло… А на самом деле — сколько…? Миль подсчитала: надо же… всего-то… ну да — сорок дней! Бабушка бы свечку поставила…
Свечки под рукой не имелось, а душа маялась: вопреки здравому смыслу, так и тянуло прийти туда, где погиб малыш. Возможно, в древнем обычае соотечественников поминать умерших есть всё же что-то, некая глубинная мудрость… Мёртвым, может, и всё равно, а вот живым — нет. И Миль не выдержала: порылась в покупках, выбрала горсть сладостей, бутылку с водой, стаканчик… И потащилась туда, к чёрному входу в ресторан…
Ещё не дойдя до угла, Миль ощутила поселившуюся в этом месте бесприютность и тоску — куда там печали, терзавшей её душу! С каждым шагом воздух густел, наполнялся, как туманом, пронизывающей осенней стылостью, укрываясь серой хмарью до самых крыш — это летом-то, в солнечный день… Миль свернула за угол… постояла…
В этом узком пустом проулке стояла тишина… Наверное, здесь теперь всегда так. Вон там, напротив двери, была тогда лужа крови… Тихонько посвистывая, подвывал ветер, зацепившись за какую-то дребезжащую мелочь… Туман только клубился, переползал, перемешиваясь, но не рассеивался. Мельчайшие холодные капельки оседали на щеках… на губах… на душе… Миль лизнула губу — солёные…
Ветер всё скулил тоненько, жалобно… По-детски. Да нет, это не ветер… Это ты плачешь, мой сыночек… Не плачь, вот — мама пришла… Иди ко мне, вот я… Чего ты хочешь, маленький? Смотри, вот конфетки, печенье, вот водичка… Прости — игрушек нет, я принесу их тебе в следующий раз…
Миль опустилась на колени, высыпала принесённое в невесть откуда взявшуюся лужу крови, налила стакан воды и поставила рядом. Протянула руки — иди ко мне, милый! Я так люблю тебя… Лёгкий порыв бросился навстречу, приник к сердцу, обвил шею прохладным крылом, коснулся её щеки, стирая слёзы — Миль зажмурилась и почувствовала, как заломило груди, враз налившиеся прибывшим молоком… А тугой порыв всё толкался, теребя ворот куртки, завивался упругим вихрем на её руках, и руки потяжелели… Хочешь, я останусь с тобой, милый? Она расстегнула и сбросила промокшие куртку и блузку, обнажила груди — желтоватое молоко густыми тёплыми каплями скатывалось и исчезало, не касаясь колен… Капли превратились в тонкие струйки, фонтанчиками брызжущие из сосков — не касаясь земли, они таяли в воздухе… Бережно обнимая упругую живую пустоту, которая в её руках запульсировала, теплея с каждым мигом, Миль под нежную колыбельную тихонько постанывала в сладкой истоме…
На мониторах, отслеживавших проулок у чёрного входа, долгое время был только серый туман — который уже день удивлявший всех, и хозяина «Весёлого Дракона», и Рольда с ребятами. В этот проулок с его промозглой сыростью и постоянно завывавшим сквозняком никто не желал заходить с того самого дня, как в нём случилось несчастье с Миль. Кровь давно смыли, но всё равно даже водители, подвозившие к ресторану всякие припасы, не рисковали подъезжать с чёрного входа. Неуютно им там становилось. Не по себе. Тоскливо до слёз. Плачущий водитель грузовика — это потрясение прежде всего для него самого…
Но сегодня туман в проулке, наконец, рассеялся, и солнце высветило на тротуаре — кто бы мог ожидать — полуобнажённую девичью фигурку. Бармен, скучавший в почти пустом по утреннему времени зале за чашкой горячего чая, чуть не подавился, обжёгшись, зашипел, выронил чашку и уставился на вдруг прояснившийся экран: нет, ему не показалось, коленопреклонённая девушка, что-то бережно державшая на руках, слегка раскачивалась в такт неслышной мелодии… И тёмное пятно — тень? — у её коленей постепенно уменьшалось, стягивалось к ней, сходя на нет… совсем пропало…
Бармен торопливо проверил, работает ли запись, и облегчённо выдохнул: всё работало…
«Вот это будут кадры», — предвкушал он, не зная, какое его ждало разочарование…
…Он был таким, каким она показывала его Бену — красивым и на редкость хорошо сложённым, славным сероглазым мальчиком со светлым пушком на круглой лобастой головёнке. Лёжа на её руках, улыбался перемазанными молоком губками, обнимал Миль за шею, гладил по щекам, и мягонькие ушки розово просвечивали на выглянувшем солнышке… Миль слышала его — как и в те дни, когда он был в её чреве. Любовь и тепло, свет и доверие, покой и радость… и бесконечная нежность… Он светился, лучился и переливался, такой тяжёленький, тёпленький, мягкий и упругий… Живой…
«…никуда больше не уйду, малыш, буду здесь, с тобой, всегда…»
«…не здесь… здесь плохо…»
«… тогда ты останься со мной… ты такой маленький… твоё место в моей душе — по-прежнему за тобой…»
Ледяной ветер взъярился вокруг них, дёргая Миль за волосы.
«Думаешь, это так просто? Как ты будешь жить с таким грузом? — спросили её. Миль вздрогнула, малыш испуганно прильнул к ней. — Это всё, что ты можешь ему предложить? Место в душе?»
Обхватив малыша покрепче, она яростно закричала:
«Да! Место в моей душе — и всю мою любовь!»
«Его место здесь. А любовь… Я любил — их всех… И посмотри, что они со мной сделали…» — печаль, густея, опадала вокруг тяжёлыми, серыми снежными хлопьями.