Третий Меморандум - Борис Батыршин

Голубев забрался в кузов, споткнулся на набросанные в беспорядке доски, невнятно выматерился. Потом выглянул наружу поверх блиндированного борта и присел на корточки.

– А что бойницы по бортам не сделали? Не успели?

– Незачем. – ответил за Колосова Кондрашов. – Да и кузов портить неохота, заваривай его потом… Пулемётов всё равно лишних нет, а палить из автоматов по стенам – только перевод патронов. Вот подползём шагов на тридцать, сбросим десант и и подойдём вплотную. В машине будут тротиловые шашки с запалами, так что, ежели припрёт – сможем и ворота подорвать и стены проломить.

– Прямо шайтан-арба – Голубев явно был доволен, варварский агрегат ему нравился. – Панцерваген… Тогда, значит, под бронёй, за «Защитником», «Псом» и «Котом» пойдут три взвода Котов и Следопыты с местными…

– Два. – поправил Казаков. Третий – в резерве, и «Кота» с ними оставим, мало ли… Как пройдём за стены, можно будет бронетранспортёр отослать назад, за второй партией десанта – если понадобится, конечно.

– Ладно, на том и порешим. – согласился Голубев. – Только – связь держите! Если это ведро с гвоздями, – и он мотнул головой в сторону панцервагена, – заглохнет или там застрянет, «Защитник» прикроет бронёй…

– Жаль вертолёта нет – посетовал Кондрашов. – Причесали бы перед штурмом дворик из пулемёта, дымовух накидали бы в периметр, гранат – всё штурмовым группам подмога.

– Чего уж теперь жалеть… – вздохнул Казаков. Вертолёт, как он и ожидал, прочно выбыл из строя. – Может, пойдём? Часа три хотя бы надо бы ухо придавить…

«Ттадах!» – сухо и раскатисто громыхнула сорокапятка «Защитника», подползавшего по багровой траве к главным воротам. С боков и сзади от бронеавтомобиля бежали, часто спотыкаясь, ополченцы, над травой виднелись только голова и торс, ныряющие, как в кровавом море. Отделение Немировского заняло позицию в траве, на пригорочке, оседлав тропу на Конезаводск, вместе со Следопытами. Их задачей было: вначале не допустить возможного прорыва рокеров из города, затем, когда «Защитник» вломится в ворота, атаковать Шестую башню. Отсюда, с пригорка, было хорошо видно, как вспыхнул огненный шар на надвратной башенке, как она сложилась и осела внутрь, отворилась и повисла на одной петле левая воротина, какая-то черная фигура упала с галереи на землю и замерла. Донеслось слабое «ура!» – это кричали ополченцы; с реки глухо раскатился орудийный выстрел, еще, еще – это «Тариэль» вел огонь по Четвертой башне и, через стену, по герцогскому дворцу. Пулеметы с башен отвечали слабо и неубедительно, но то один, то другой ополченец вдруг словно бы нырял в траву и не появлялся, а отсюда, с безопасного пригорка, казалось, что они еле-еле ползут, и Немировский знал, что оружия-то у них – арбалеты и гранаты… Затрещала, забулькала рация.

…«Первому и всем, срок вышел, повторяю, срок вышел!» – голос Кондрашова был радостен даже по рации, под «сроком» в целях примитивной конспирации подразумевался квестор Мохов, и все это значило, что Охотники сейчас займут Третью. Казаков сквозь смотровую щель разглядел, как сворачивается и падает вниз черное знамя с багровым крестом на Третьей. Больше ничего увидеть было нельзя, и тут его пребольно стукнуло головой о броню – «Защитник» подскочил на камне, ворота были совсем близко. «Огонь», – прохрипел Казаков, держась за бровь и мысленно матерясь, и снова оглох от грохота. Мехвод тоже поморщился, но огненный шар разрыва вырос на фронтоне Первой башни, превращая ее в труху.

Пулемет замолчал, первый ополченец ворвался внутрь, кинул гранату и тут же упал, держась за живот, «Защитник», трясясь по обломкам досок, въехал в Рокпилс; Казаков увидел прямо перед носом уютный двухэтажный коттедж, крашеный в веселенький голубой цвет и с выбитыми окнами. Из-за коттеджа выскочил кто-то черный и чумазый с бутылкой в руке, замахнулся прямо на Казакова, но в груди у него возникли две стрелы, и он упал на спину и тут же весь яростно и весело запылал. Лужа, растеклась, пламя принялось жадно лизать палисадник коттеджа. «Никого не подпускать», – прохрипел Казаков пулеметчику, а мимо уже бежали, тяжело топая, ополченцы, в слепой ярости устремившиеся вглубь города ко дворцу, хотя диспозиция предусматривала атаку изнутри на Шестую, и Казаков махнул рукой, «Тихо-тихо – к Шестой, – приказал он, – Бойтесь метальщиков с бутылками!»

«Первому и всем, мы в баше; в центре города пожар, взрывы гранат, бой ведут ополченцы; поворачиваем пулемёт в город». «Саня, я пошёл!» – это был голос Голубева. Это означало, что орудие с «Тариэля» подавило пулемёт на Четвертой, и теперь Коты и высадившиеся со «Сталина» (так уже успели прозвать самодельный панцерваген) Следопыты могли занять ее довольно безболезненно, тем более, что Третья была уже в руках охотников; они бежали по-над обрывом, почти не скрываясь.

С галереи ударил выстрел; один из «стажеров» упал – в ответ по галерее тут же ударило несколько очередей, потом на парапете лопнул осколочно-фугасный снаряд – и с галереи никто больше не стрелял. Сквозь проломы в стене, мимо мертвой, тлеющий башни «Сталин», вместо того, чтобы отходить на исходную, вполз в город и оказался на пустыре, на огородах, среди мирных огурцов и помидоров. Лишь впереди где-то, за ближайшим палисадом, дымился коттедж, виднелась железная крыша дворца, и бойцы с разбега, топча помидоры, дополнительной кровью брызгавшие на сапоги, устремились туда…

…«Защитник» ударил снизу, на предельном угле возвышения, в упор. Со «Сталина» рыкнул ДШК, от парапета полетели куски дерева. Наводчик в бронеавтомобиле поправил прицел, сорокапятка грохнула снова – башня словно подскочила и весело, будто в киношном боевике про индейцев, запылала. Уцелевшие рокеры ошалело скатывались вниз по лестнице, бросали оружие и дисциплинированно становились лицом к стене; Казаков подождал, пока над стенами не покажутся грязные физиономии «советских», и приказал поворачивать в сторону дворца. К тому времени, кажется, все башни были захвачены или брошены, кроме Пятой, примыкавшей непосредственно к герцогской резиденции, но оттуда, из этого массивного, трехэтажного дома, из окон. заложенных мешками с песком и прикрытых дубовыми толстенными ставнями, все ещё стреляли из пулемётов и ружей. Плац перед дворцом простреливался насквозь, пули то и дело взбивали в пыли весёлые фонтанчики – и никому не хотелось идти на штурм теперь, когда почти все уже позади.

«Сталин» медленно полз вслед за «Защитником»: было дымно, два или три коттеджа горели, в остальных были выбиты окна, и везде были трупы: рокер, висящий на заборе и утыканный стрелами, как морской еж; несколько ополченцев, у одного вместо головы – кровавая каша, Казакова замутило, но он заставлял себя смотреть, а дергающаяся смотровая щель открывала все новые сценки: горелое пятно, стена, заляпанная кровью и белесыми ошметками, какие-то кроваво-чёрные клочья на земле – здесь удачно кинули гранату или разорвался снаряд… «Защитник» выполз на пыльный плац, обогнул чёрный труп со стрелой в затылке, остановился, неторопливо навел орудие на провалы окон. «Т-доу!» – вдалеке с «Тариэля» разносили караульные вышки вокруг рабских бараков. Пулемётная очередь, бессильно, чиркнула по броне, раздались ещё выстрелы… Странные какие-то выстрелы – не очереди, а тарахтение, почему-то до боли знакомое… белый флаг в окне, тесня и отпихивая кровожадных ополченцев, откуда-то сбоку в окружении Котов вылезает геройский Голубев – принимать капитуляцию, но ведь выстрелы… черт, это же мотоциклы! «Назад!» – заорал Казаков, – «Они удирают, назад!», и тут же откликнулся Стась с реки: «Сань, там с тылов дворца дюжина мотоциклов выскочила! Они между рекой и стеной проскочили, сейчас вдоль поля чешут, я не успею!» Казаков знал, что «Защитник», и, тем более «Сталин» не успеет – пока бронетехника выберется из города, мотоциклистов и след постынет. Но все же, приказал сдавать назад, к воротам…