The Cold War: A New History - Джон Льюис Гэддис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Причина заключалась в том, что стабильность в советско-американских отношениях стала цениться превыше всего. Попытки создать защиту от наступательных вооружений, как утверждалось, могли нарушить хрупкое равновесие, от которого, как предполагалось, зависело сдерживание. Это имело смысл, если мыслить статично - если предположить, что ядерный баланс определял "холодную войну" и будет определять ее до бесконечности. Рейган, однако, мыслил эволюционно. Он видел, что Советский Союз утратил свою идеологическую привлекательность, что он теряет экономическую мощь, которой когда-то обладал, и что его выживание в качестве сверхдержавы больше нельзя считать само собой разумеющимся. Это делало стабильность, по его мнению, устаревшим и даже аморальным приоритетом. Если СССР разваливается, то что может оправдать дальнейшее пребывание восточноевропейцев в заложниках "доктрины Брежнева" или, если уж на то пошло, американцев в заложниках не менее одиозной концепции взаимного гарантированного уничтожения? Почему бы не ускорить распад?
Именно на это была направлена Стратегическая оборонная инициатива. Она поставила под сомнение аргумент о том, что уязвимость может обеспечить безопасность. Она поставила под сомнение Договор о противоракетной обороне 1972 г., являвшийся центральным элементом SALT I. Она использовала отсталость Советского Союза в области компьютерных технологий, в которой русские знали, что не могут идти в ногу со временем. И это подрывало позиции движения за мир, поскольку весь проект рассматривался с точки зрения снижения риска ядерной войны: конечная цель SDI, как утверждал Рейган, заключалась не в замораживании ядерного оружия, а в том, чтобы сделать его "бессильным и устаревшим".
Последняя тема отражала еще одну особенность Рейгана, которую почти все в то время не замечали: он был единственным сторонником отказа от ядерного оружия, когда-либо занимавшим пост президента США. Он не скрывал этого, но возможность того, что правый республиканский антикоммунистический руководитель военного ведомства может быть еще и антиядерным активистом, противоречила столь многим стереотипам, что почти никто не обратил внимания на неоднократные обещания Рейгана, как он выразился в речи об "империи зла", "сохранить Америку сильной и свободной, пока мы ведем переговоры о реальном и проверяемом сокращении мировых ядерных арсеналов и однажды, с Божьей помощью, об их полном уничтожении".
Рейган был глубоко привержен идее СОИ: это был не тот козырь, от которого можно отказаться в ходе будущих переговоров. Однако это не мешало использовать его как блеф: до создания ПРО Соединенным Штатам оставались годы и даже десятилетия, но речь Рейгана убедила все более пугающихся советских руководителей в том, что это вот-вот произойдет. Они были убеждены, - вспоминал Добрынин, - "что огромный технологический потенциал Соединенных Штатов снова дал о себе знать, и восприняли заявление Рейгана как реальную угрозу". Измотав свою страну догоняющими ракетами, они внезапно столкнулись с новым витком конкуренции, требующим умений, которыми они не надеялись овладеть. А американцы, казалось, даже не вспотели.
Реакция Кремля была близка к панике. Еще будучи главой КГБ, Андропов пришел к выводу, что новая администрация в Вашингтоне может планировать внезапное нападение на Советский Союз. "Рейган непредсказуем, - предупреждал он. "От него можно ожидать чего угодно".ьЗатем последовала двухлетняя разведывательная тревога: агентам по всему миру было приказано искать доказательства того, что такая подготовка ведется. Напряжение стало настолько сильным, что когда 1 сентября 1983 г. южнокорейский авиалайнер случайно вторгся в советское воздушное пространство над Сахалином, военные власти в Москве предположили самое худшее и приказали сбить его, в результате чего погибли 269 гражданских лиц, в том числе 63 американца. Не желая признавать ошибку, Андропов утверждал, что инцидент был "изощренной провокацией, организованной американскими спецслужбами".
Затем произошло нечто еще более страшное, не получившее широкого освещения. Соединенные Штаты и их союзники по НАТО уже не первый год проводят осенние военные учения, но ноябрьские учения, получившие название "Able Archer 83", предполагали более высокий уровень участия руководства, чем обычно. Советские спецслужбы внимательно следили за этими маневрами, и по их сообщениям Андропов и его ближайшие помощники сделали краткий вывод о неизбежности ядерного нападения. Это был, пожалуй, самый опасный момент со времен Кубинского ракетного кризиса, но никто в Вашингтоне не знал об этом, пока хорошо поставленный шпион в лондонской штаб-квартире K.G.B. не предупредил британскую разведку, которая передала информацию американцам.
Это, безусловно, привлекло внимание Рейгана. Давно обеспокоенный опасностью ядерной войны, президент уже начал серию тихих контактов с советскими официальными лицами, в основном не получивших одобрения, направленных на разрядку напряженности. Кризис с Эйблом Арчером убедил его в том, что он достаточно сильно надавил на русских, что настало время для очередной речи. Она прозвучала в начале рокового для Оруэлла года, 16 января 1984 г., но Большого Брата нигде не было видно. Вместо этого в строках, которые мог сочинить только он сам, Рейган предложил передать советско-американские отношения в надежные руки Джима и Салли, Ивана и Ани. Один из сотрудников Белого дома, озадаченный рукописным дополнением к готовому тексту, негромко воскликнул: "Кто написал это дерьмо?".
И снова старый актер попал в точку. В следующем месяце Андропов умер, и его сменил Константин Черненко, дряхлый старик, настолько зомбированный, что не мог оценивать тревожные или не очень сообщения разведки. Не сумев предотвратить развертывание ракет НАТО, министр иностранных дел Громыко вскоре нехотя согласился возобновить переговоры по контролю над вооружениями. Тем временем Рейган баллотировался на переизбрание и как "ястреб", и как "голубь": в ноябре он победил своего оппонента от демократов Уолтера Мондейла. И когда в марте 1985 г. в возрасте 74 лет Черненко умер, это выглядело слишком буквальным подтверждением предсказаний Рейгана о "последних страницах" и исторических "пепелищах". В то время президенту было уже семьдесят четыре года, и у него наготове была еще одна фраза: "Как я смогу добиться чего-нибудь от русских, если они продолжают умирать от меня?".
VII.
"Мы не можем так дальше жить", - вспоминает Михаил Горбачев, обращаясь к своей жене Раисе в ночь перед тем, как Политбюро назначило его в возрасте 54 лет преемником Черненко на посту Генерального секретаря КПСС78 . Это было очевидно не только для Горбачева, но даже для оставшихся в живых старцев, которые его выбирали: Кремль не мог продолжать оставаться домом для престарелых. Со времен Сталина на вершину советской иерархии не поднимался
