Преодоление - Михаил Одинцов

Черноволосый, широкоскулый, плотный капитан Тулков, хмурясь, стоял перед подполковником Сохатым.

- На кого сердишься: на меня или на себя? - Сохатый, продолжая разглядывать командира эскадрильи, улыбнулся и достал папиросы. - Садись. Если хочешь - кури и рассказывай, как ты пытался сегодня к праотцам дорогу отыскать?

Тулков сел, но курить не стал.

- Старший лейтенант Хохоня устроил аварийную ситуацию.

- Не хочу знать никакого старшего лейтенанта. Ты летал инструктором, тебе и отвечать. Мало ли что неумеха может выдумать. - Сохатый замолчал, сердито поглядывая на потупившегося капитана. - Не умеешь - не берись. Такое наше правило... Рассказывай подробно!

- Товарищ подполковник, не пойму я его. - Голос звучал искренне. Воевал он, имеет три ордена, был старшим летчиком в расформированном полку, а у меня такое впечатление, что он никакого понятия о полете на штурмовике не имеет.

- Ну-ну, интересно!

- Самолетом управляет, точно пьяный: ни скорости постоянной, ни высоты, ни курса полета. Не летит, а плавает в проруби... Заходит на посадку, а мне в самолете сидеть противно. Я ему и говорю: "Уходи на второй круг! Снова зайдешь. Постарайся!" Молчит. Рулями не работает, а шурует, как метлой по тротуару. Пять раз сказал: "Уходи на второй круг!" Никакой реакции: продолжает издевательство над самолетом. Взорвался я, кричу: "Черт с тобой, садись!.. Поломаешь самолет, морду набью! Под суд пойдешь!" Когда я был уже в полной уверенности, что садимся, он ни с того ни с сего молча дает газ и пошел на второй круг. Когда это случилось, я ему приказал: "Не трогать самолет! Я управляю!" Если бы не послушался, не знаю, чем бы все кончилось... После вдвоем летели. Одному больше не доверил.

- Какой же вывод? - Сохатый задумался. - Может, с ним что-нибудь случилось? Спрашивал?

- Не спрашивал, но догадываюсь. Оставаться в армии не хочет. Вот и симулирует неуменье. Небось настроился на гражданку. Вы ведь знаете, многие хотят уйти. В ГВФ, в полярную авиацию. Экзотику ищут. Начитались про Чкалова, Громова. Новыми знаменитостями желают стать. А тут какой-то штурмовик: полет по кругу, на полигон, в зону. Войны нет - ни славы, ни орденов.

- Злой ты сегодня, Тулков. А может, всегда такой, да не высказывался? - Сохатый прищурился, разглядывая его в упор.

- Будешь злой. Из-за дурака чуть в ящик не сыграли. Полвойны отлетал, а в таком идиотски-беспомощном состоянии бывать не приходилось.

- Не зарекайся. Может, и не раз еще придется. Авиация штука сложная.

- Ладно, командир. Не злой я и не плохой. Только еще дурак по молодости.

- Ишь ты, как повернул. Молодец... Где Хохоня?

- Велел подождать ему на улице. Там, наверное.

- Позови, в разговор не лезь. Слушай.

...Доклад летчика о прибытии по вызову Сохатый слушал вполуха. Внимательно глядел на рослого и белобрысого офицера, пытаясь понять его. В словах, в интонации Сохатому слышался какой-то неуловимо-знакомый акцент, как будто давно встречавшийся и позабытый.

- Садитесь, старший лейтенант... Разговаривать желательно откровенно, чтобы расстаться со взаимным уважением. Согласны?

- Согласен, товарищ командир!

"Волнуется. Напряжен. Надо его расположить на разговор", - подумал Иван Анисимович.

- Скажите, откуда и что означает фамилия ваша? Не думайте, что обидеть хочу.

- Кировский я, вятский. Фамилия наших краев. А означает, - летчик ухмыльнулся, подняв глаза на командира, лицо порозовело. - Хохоня - значит щеголь.

- Ишь ты, - Сохатый улыбнулся. - Подходит она к вам: и одеты форсисто, и парень симпатичный. Слышу слова пришепетываете, а не пойму, откуда знакомо. Бывал я в тех краях. - Помолчал немного, согнал улыбку с лица. Только вот полеты не по фамилии, тут рассогласование получилось. Как же так: воевали, ордена имеете, а "горбыля" чуть не разбили? Объясните, если можете!

- Волновался да подзабыл. Давно не летал.

Хохоня замолчал. Сохатый с продолжением разговора не торопился. Стал закуривать... Летчик молчания не выдержал:

- Два ордена я заработал воздушным стрелком, а пилотом стал только в конце сорок четвертого.

- Сколько же вы не летали и почему?

- Месяцев пять... Посадку плохую сделал. Отругали вместо того, чтобы поучить. Когда стал проситься летать, сказали, что сейчас не до меня. Расформирование подошло... И в новом полку скоро месяц, как по нарядам специализируюсь.

- Наряд - тоже служба. А с полетами, действительно, плохо. В полку сейчас летчиков и самолетов больше, чем бывало в дивизии. Где размещать и куда ставить - не знаем. На полеты летчики становятся в очередь. Вот и подумайте, почему вы месяц не главным делом занимаетесь... - Сохатый помолчал. А потом спросил громко:

- Летать-то хотите?

Брови у Хохони тревожно взлетели вверх. Он поднял голову и внимательно посмотрел на командира. На лице, в глазах изумление и оскорбленность.

- Конечно, хочу. Кто не хочет - тот не летчик.

- Всяко, Хохоня, бывает. Иной человек на войне значился, но от нее, злодейки, убегал, хитрил, чужой спиной или грудью прикрывался. Попробуй назови его правильным словом, крик подымет. Так и летчики: иной уже летать не хочет, а прямо об этом сказать еще стесняется, надеется без заявления демобилизации дождаться. Случится такое, и он со слезой в голосе речь прощальную скажет и с почетом уедет строить свою новую жизнь... Значит, хотите летать? А где? В армии или в гражданской авиации?

- Товарищ командир! - Летчик встал. - Оставите - служить буду. До генерала трудно, а до ваших чинов постараюсь, - улыбнулся открыто.

- Хвалю за откровенность. Не от меня зависит. Но желание запишем. Вопросы есть?

- Нет.

- Готовьтесь летать! Сначала с Тулковым, потом со мной. Можете идти.

Хохоня вышел.

Тулкову было стыдно. Он ждал нагоняя, сам теперь удивляясь, как он мог полететь с подчиненным, даже не поговорив толком с ним, не изучив личного дела и летной книжки.

Сохатый решал, как ему поступить с Тулковым. "Парень совестливый и понятливый. По всему видно, сам себя осуждает. Пощажу самолюбие - духом воспрянет и в другой раз не промахнется. Шумом командирству не научить, а уверенность и самостоятельность подорвешь".

- Вот что, Тулков, я тебе скажу. Ошибки фронтового демократизма и недоученность наша в боях - на войну списывались... Теперь же гибель людей и разбитые самолеты только на свой счет записывать будем. Все понятно?

- Дошло, товарищ командир.

- Составить план ввода в строй новых летчиков эскадрильи и доложить. Другие командиры то же сделают. Можешь идти.

Оставшись один, Сохатый задумался, недовольный и собою, и командиром эскадрильи, и летчиком. Разговор получился какой-то обтекаемый. И вышел от него Хохоня вроде победителя. "Не умею. Ну и что? Я в этом не виноват. Вы научить должны". Обрадовался как будто искренне предстоящим новым полетам...