Франко. Краткая биография - Габриэлла Эшфорд Ходжес

бы выразить восхищение и восторг мои и моего народа, с глубоким волнением следящего за славной борьбой, которую считает своей собственной». Выражая сожаление, что он вынужден скрывать свою поддержку за занавесом нейтралитета, генералиссимус выражал надежду, что Германия предоставит ему необходимое вооружение и снаряжение, дабы Испания могла вступить в войну. Хотя Гитлер, убежденный, что Великобритания стоит на грани поражения, не собирался платить цену, которую требовал каудильо, вскоре его охватили те же сомнения, что терзали Франко во время гражданской войны. Необъяснимая ошибка фюрера, когда он не использовал до конца свое военное преимущество и не вторгся в Великобританию после успеха в Дюнкерке, напоминала многочисленные отклонения Франко во время марша на Мадрид.

Решение Муссолини вступить в войну в июне 1940 года — которое министр иностранных дел Испании Бейгбедер в присутствии посла Соединенных Штатов назвал «безумием» — и его неосторожное обещание Франко, что «в новой организации Средиземноморья, которая возникнет в результате войны, Гибралтар будет возвращен Испании», еще больше укрепили агрессивные намерения каудильо. Два дня спустя, по словам взволнованного Хоура, он решил изменить статус испанского нейтралитета на «ошибочную и ничего хорошего не предвещавшую» позицию «невоюющей страны». Тем не менее опасение, что это означало неминуемое вступление Испании в войну на стороне держав «оси», не имело под собой основания. Франко не собирался и пальцем пошевелить без массивной помощи от немцев.

В начале 1940 года, пока испанцы тысячами умирали от голода, генералиссимус преспокойно проводил время, обучаясь живописи. Подобно Гитлеру, который частично изливал свою энергию, как до прихода к власти, так и потом, проектируя невероятные гигантские фрейдистские монументы собственному величию, Франко занялся конструированием и сооружением огромного мавзолея в честь националистов, павших в гражданской войне. «Долина павших», которая должна была сравниться с «величием памятников древности, бросившим вызов времени и забвению», по сути, поддерживала в стране пламя ненависти, оставшейся в наследство от гражданской войны. Этот мемориальный комплекс, с одной стороны, не давал угаснуть слабым надеждам Франко на личное бессмертие, с другой — отражал глубоко укоренившееся у него опасение, что народу необходимо солидное, постоянное напоминание о нем, каудильо, после смерти. По затратам на его сооружение мемориал не уступал дворцу-монастырю Эскориалу Филиппа II, а на его строительстве (растянувшемся на два десятилетия) были заняты более двадцати тысяч республиканцев, которые, как полагал Франко, тяжким трудом должны «искупить свои преступления». Многие из них получили увечья, болезни и просто умерли во время этой гигантской и разорительно дорогой акции.

Не имея возможности напрямую участвовать в боевых действиях, Франко решил устроить дипломатическую войну в Испании, выдерживая ледяную дистанцию с британским и американским послами и с чрезвычайной теплотой встречая в Эль-Пардо германского посла Эберхарда фон Шторера. Он сделал еще большие уступки Гитлеру, предоставив возможность германским подводным лодкам производить ремонт и пополнять запасы воды и продовольствия в испанских портах, немецким разведывательным самолетам летать с испанскими опознавательными знаками и немецкой авиации вести боевые действия с испанских военно-воздушных баз. 14 июня, в день, когда немцы вошли в Париж, Испания заняла Танжер, что каудильо посчитал первым шагом в масштабном возвращении африканских колоний.

Относясь со вполне понятным недоверием к Франко, французское правительство, возглавляемое Петеном, попыталось предотвратить объявление Испанией войны Франции, попросив каудильо выступить в качестве посредника и призвать немцев к прекращению военных действий. Хотя Франко и согласился на это, он тут же отправил Вигона к Гитлеру с официальным предложением: Испания вступает в войну в обмен на «поставки военного снаряжения… авиацию для нападения на Гибралтар… содействие немецких подводных лодок для защиты Канарских островов». Во время сорокапятиминутной встречи фюрер выразил удовлетворение, что Франко действовал «без лишних слов», и «свою благодарность за поведение испанской прессы». Он также выразил надежду, что «тесные отношения Испании с Южной Америкой могут помочь в правильном освещении в латиноамериканских странах истинного положения дел в качестве противовеса дурному влиянию, оказываемому Северной Америкой». Однако Гитлер никак не отреагировал на предложение каудильо вступить в войну.

В день подписания франко-германского перемирия генералиссимус приказал своему послу в Париже, Хосе Феликсу де Лекерике, потребовать французские территории в южном и восточном Марокко. Игнорируя сомнительные утверждения Франко, что это необходимо для подавления волнений среди местных племен, а также чтобы избежать захвата этих территорий немцами, французский военный комендант незамедлительно уведомил испанского верховного комиссара Марокко, что любые испанские набеги на французскую территорию будут сурово караться.

Ничуть не огорченный этим афронтом, 22 июня Франко лаконично сказал английскому послу, что Великобритании пора кончать с войной, заявив буквально: «Вы все равно никогда не сможете выиграть ее», добавив затем, что в противном случае это может закончиться «разрушением европейской цивилизации». Отвергнув американскую помощь в обмен на испанский нейтралитет, Франко вновь предложил Германии вступить в войну на ее стороне. Однако и в этот раз ему отказали. Уже отягощенный своими, как он их называл, «нахлебниками» (итальянцами), Гитлер был противником притязаний Испании во французском Марокко, опасаясь, что это может вызвать высадку там британского десанта. Желая иметь собственные базы в Марокко и на Канарских островах, фюрер строго уведомил Франко, что вряд ли ему понадобится помощь Испании в войне, которую он рассчитывал выиграть своими силами. Потеря Ягуэ, ярого германофила, которого каудильо вынужден был снять с поста министра военно-воздушных сил за его политику реабилитации офицеров-республиканцев, а также за то, что он оказался замешан в заговоре против Франко, нанесла еще один удар по прогерманской позиции генералиссимуса. Это, впрочем, не помешало Франко, Бейгбедеру и Серрано Суньеру принять участие в безумном плане: оказать помощь немцам в «задержании» герцога Виндзорского в Португалии и использовать его против «клики Черчилля» в мирных переговорах.

Сэр Сэмюэл Хоур продолжал прилагать все усилия, чтобы обеспечить испанский нейтралитет. Энергично пополняя карманы высокопоставленных армейских чинов и предлагая британскую помощь для облегчения продовольственного кризиса в Испании, Хоур даже намекнул Бейгбедеру: если Франко будет вести себя правильно, Гибралтар и другие «пожелания» Испании несколько позднее могут быть обсуждены. Кроме того, из опасения, что свержение каудильо спровоцирует германское вторжение в Испанию, англичане не оказывали даже моральной помощи республиканцам. А ведь те надеялись, что в качестве составной части войны против фашизма западные демократии выступят против каудильо.

Прибытие из Берлина адмирала Канариса, поклонника Франко, еще больше подстегнуло милитаристский энтузиазм генералиссимуса. Но 6 июля Канарис не оставил никаких сомнений насчет того, что, по крайней мере на текущий момент, Германия не заинтересована в участии Испании в войне. Он, однако, запросил разрешения на пересечение территории Испании германскими войсками, если англичане вторгнутся в Португалию или Португалия вступит в войну