Франко. Краткая биография - Габриэлла Эшфорд Ходжес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Переговоры с Берлином были временно прерваны в начале мая, когда Франко приступил к проведению целой серии праздничных мероприятий, посвященных своей победе. При этом он постоянно подчеркивал фашистский характер режима, его неразрывную связь с имперским прошлым Испании и лишний раз старался унизить измученных республиканцев. Во всех столицах главных провинций состоялись эффектные празднества, кульминацией которых стала церемония торжественного вступления Франко в Мадрид 18 мая. Как с горечью отмечал один каталонский консервативный политик: «Словно не чувствуя и не понимая нищенское, отчаянное положение, в котором находилась Испания, и не думая ни о чем, кроме своей победы, он решил отправиться в праздничное турне по стране, подобно тому, как матадор после удачной корриды делает круг по арене, чтобы собрать аплодисменты». 19 мая прошел парад победы, растянувшийся на двадцать пять километров. Двести тысяч солдат, а также итальянские танки и кавалеристы, легион «Кондор» Гитлера, фалангисты, карлисты, легионеры, мавританские наемники, португальские добровольцы и конная милиция андалусийских латифундистов в триумфальном марше волнами прошли по разрушенным войной улицам и перед каудильо. В своей речи Франко поклялся уничтожить политические силы, которые потерпели поражение, добавив в качестве реверанса в сторону Гитлера, что всегда будет выступать против «иудейского духа, который способствовал созданию альянса крупного капитала с марксизмом».
28 мая Франко присутствовал на благодарственном богослужении в честь его победы. Это было эффектное театральное представление, напоминавшее о тесных узах, связывавших средневековую церковь с великими королями-воинами прошлого. Каудильо мечтал о таком же тесном сотрудничестве со своими союзниками из «оси». 23 мая он очень эмоционально выразил «непреходящую благодарность Испании» легиону «Кондор» по случаю его отъезда из страны. Серрано Суньер отправился вместе с итальянскими подразделениями в Рим для участия в грандиозном праздновании победы, где оптимистически заявил, что через год-другой «Испания будет в составе «оси».
Победа Франко тем не менее не сделала его более великодушным по отношению к собственному отцу. В пьесе Салома дон Николас отмечает, что Франсиско «постоянно находился в окружении епископов, позировал во всех соборах… но никогда даже не упоминал, что у него была семья». Наблюдая парад, посвященный победе своего сына, литературный дон Николас, вернувшийся в Мадрид в конце войны, говорит: «Сегодня твой день, который ты ждал с детских лет, день, который твои пустые темные глаза всегда видели в будущем… Все подчиняются тебе и повинуются тебе… Все боятся тебя, все, кроме меня!»
В действительности же никакой внешний лоск и великолепие не могли скрыть тот факт, что Испания была не в состоянии участвовать в европейской войне, ни тем более проводить дорогостоящую экспансионистскую политику. Экономика лежала в руинах, а сильно сокращенная армия (но все равно непропорционально большая) не могла играть сколь-нибудь значительную роль в Европе. Отнюдь не смущенный подобными соображениями, Франко затеял игру, дипломатически опасную, но психологически полезную, объявив, что установил связь между «фальшивыми демократиями» и международным масонством и коммунизмом. Республиканцы окончательно раздавлены, теперь ему был необходим новый враг, и каудильо стал изливать свою ненависть на «коварный Альбион». Даже Гитлера, который считал, что было бы неразумным «и для Испании, и для нас, если испанское правительство заранее раскроет свои карты в отношении позиции, которую оно займет в возможной войне», поразила воинственность Франко. Фюрер, естественно, не желал, чтобы Испания создавала себе и ему трудности, в то время как сам он делал все возможное, чтобы удержать англичан и французов в стороне «от проблем, которые не были в его компетенции».
5 июля даже фанфарон Франко вынужденно признал, что, хотя «Испании трудно оставаться в стороне от конфликта», стране необходим «спокойный период для внутреннего восстановления». Тем не менее он поспешил заверить Берлин, что Испания будет сохранять большую армию, чтобы противостоять «притязаниям» англичан и французов. Немцы, успокоенные поведением Франко, с удовлетворением сделали вывод, что он будет занимать позицию «бдительного нейтралитета».
Но нейтралитет каудильо оказался не столь бдительным в самой Испании, где ситуация не находилась под полным контролем. Разрозненные остатки республиканской армии вели партизанскую войну против режима в горах Астурии, трения между фалангистами и карлистами переросли в открытое противостояние, а генерал Кейпо де Льяно, царствовавший в своей полунезависимой вотчине Андалусии, относился с открытым пренебрежением к «толстячку Пакито». Конечно, Франко не собирался терпеть подобное неподчинение, но он не хотел и ввязываться в личные конфликты с военными. Возможно, каудильо опасался, что выяснение отношений может вызвать вооруженный мятеж. Руководствуясь хорошо развитым инстинктом самосохранения, в конце июля он сумел решить эту проблему, вызвав Кейпо в Бургос для «консультаций». Затем Франко продержал генерала несколько дней в отеле, пока не сумел спровадить его в Италию во главе военной миссии. Чиано похвалил каудильо за «умный ход», который «позволял избавиться от Кейпо де Льяно и поставить его на место». Даже сам Франко был удивлен, с какой легкостью ему удалось разрешить ситуацию. Это укрепило его уверенность в том, что он сумеет справиться с проблемами и на других фронтах.
Между тем фаланга воспользовалась восторженным отношением каудильо к фашизму, взрывной ситуацией в Европе и растущими домашними трениями, чтобы укрепить свое влияние в стране в качестве единственной партии. Это вполне устраивало Франко при условии, что он сохранит в своих руках основные рычаги власти. 31 июля каудильо подтвердил, что фаланга является единственной партией Испании. Военнослужащих и членов военных организаций обязали вступить в нее, было также решено использовать фашистское приветствие на всех политических мероприятиях. Франко еще более укрепил свое могущество с принятием 8 августа 1939 года декрета об управлении государством, который предоставлял ему «высшую власть и право издавать законы общего порядка», а также издавать «специальные» декреты и законы без предварительного обсуждения с кабинетом министров. К всеобщему неудовольствию политиков, Франко быстро установил армейские порядки, которые так любил в Марокко и Сарагосе: по возможности спихивая ответственность за каждодневные дела на других, подлинную власть он держал в своих руках.
Франко ввел элементарную военную философию — психологию единоначалия — в экономической и политической сферах. Убежденный, что его личного авторитета достаточно, чтобы удержать экономику на плаву, он дал своим министрам карт-бланш на все, что им вздумается, лишь бы это не представляло опасности его глобальным политическим целям, а сами министры не имели собственных политических амбиций. Восседая, подобно восточному деспоту, на заседаниях правительства, сопровождавшихся злобными сварами, он оставлял у членов кабинета ошибочное впечатление, что они участвуют в создании политического курса,
