Судьба (книга третья) - Хидыр Дерьяев

— Аманмурад! — приподнялся со своего места Сухан Скупой. — Я скажу… Говорят, большевики хотят перемешать в одну кучу всех наших жён. Не будет разницы — твоя жена, моя жена. Все — общие. Как же это понимать? Ведь в каждом доме нужна своя хозяйка, чтобы кипятить чай, печь чурек. Неужто большевики настолько глупы, что не понимают этого?

Сухан Скупой уселся, отдуваясь, и важно поглядел кругом, довольный тем, что сказал умную речь.

— Нехорошо поступают болшобики, — поддержал его один из аксакалов. — Люди рассказывают, что они всех встречных берут за бороду и не отпускают до тех пор, пока человек трижды не произнесёт: «Бога нет! Бога нет! Бога нет!»

В разговор вступили другие старики.

— Да-да, требуют отречения. А кто не отречётся, тому на месте голову рубят.

— А можно сказать, что прикажут, а про себя молитву прочитать — и аллах простит.

— В отношении жён молитва не поможет!

— Испытывает аллах рабов своих тяжким испытанием…

На сбор вместе со стариками пришли и несколько молодых парней, любопытствующих, что интересного привёз из города арчин Аманмурад. Один из парней заметил, почёсывая затылок:

— Оно не совсем плохо, если жёны общими будут, А то у нас богатые по четыре жены имеют, а бедняк, если и женится раз, то всё равно на жену со стороны посматривает да облизывается, потому что денег не хватает полностью калым выплатить.

Парии одобрительно засмеялись. Старики заругались, отплёвываясь и суля нарушителям обычаев адские казни. Аманмурад грозно прикрикнул:

— Вы, молодые, если пришли, то сидите тихо и слушайте, что скажут умные люди! Ваше мнение никого не интересует. Тут речь о жизни и смерти идёт, а вы зубоскалите!

— Чего уж пугать! — заметил первый парень. — Вы из большевиков настоящих злодеев сделали. Не видали мы их, что ли? Такие же люди, как и все, зря вы на них напраслину валите.

— А что, неправду говорят, да? — вытаращился на него Сухан Скупой, смаргивая с коротких ресниц пот.

— Конечно, неправду! — стоял на своём парень. — Такими сказками только женщин да детей напугать можно.

— Запиши! — приказал Аманмурад своему мирзе, приглядываясь к парню. — Запиши имя этого умника! Развелось их нынче, как мышей в недородный год… Люди! — обратился он к собравшимся. — Нас сегодня вызывали в штаб. Это не просто какое-нибудь место, это — штаб! — Аманмурад многозначительно поднял палец. — Наш аул должен дать фронту пятнадцать вооружённых всадников! Это — мало, с других потребовали больше. Но мы отстояли своих. Мирза, огласи имена всех ответственных яшули!

Писарь развернул бумагу, откашлялся и прочёл имена пятнадцати человек.

— Все слышали? — спросил Аманмурад. — Каждый из названных аксакалов должен подготовить для войны одного человека — сына, зятя, работника. В общем, кого хочет. Если не подготовит, сам пойдёт в штаб и будет держать ответ перед большим начальником.

Аксакалы подавленно молчали. Аманмурад продолжал:

— Это ещё не всё, люди! Каждый из названных яшули обязан отвезти к железной дороге десять арб сена и выгрузить его возле саксаулового склада. Тише, люди, я ещё не кончил! Сено будете брать там, где его увидите. В случае, если хозяин сена воспротивится, забирайте силой. Для этого к каждому из вас будет приставлен вооружённый джигит. Он арестует строптивца и отправит его в штаб, а оттуда прямая дорога — на фронт. Понятно?

Аксакалы закивали тельпеками:

— Понятно.

— Всё очень понятно.

— И это ещё не всё! — повысил голос Аманмурад. — Вчера ночью шпион большевиков разрушил печь в городской пекарне и поджёг пекарню.

— Разваливать тамдыр — большой грех, — ввернул Сухан Скупой. — Не посчастливится тому, кто это сделал.

Посчастливится или нет, но печь разрушена. У нас в каждом доме есть тамдыр для чурека. Пусть хозяйки сделают по несколько лишних выпечек. Три арбы чурека должны быть отправлены к станционной чайхане. Там стоят вагоны, где у вас примут чурек. Понятно?

Ответом было гнетущее молчание. Аксакалам казалось, что, скажи они «понятно», арчин придумает новый побор, и они молчали, уставясь в землю.

— Надо помочь фронту, люди! — предупреждающе напомиил Аманмурад. — Это — приказ штаба. Кто не выполнит, с того крепко спросится. Идите, люди, торопитесь!

Яшули с кряхтением и вздохами стали расходиться. Сухан Скупой задержал Аманмурада.

— Слушай, братишка, моего сена и до половины зимы не хватит. Как быть? Сам знаешь, что первый урожай клевера червь съел.

— Того, что у тебя, на две зимы хватит, — сказал Аманмурад.

Сухан Скупой сделал плачущее лицо.

— Не говори так, дорогой! Скотины разве мало у меня?

— А кто тебя заставляет собственное сено везти? Посмотри вокруг — у кого увидишь лишнее, там и возьми.

— Не отдадут, братишка!

— Мне скажешь. Я живо управу найду!

— А-а… Ну, дай тебе бог здоровья — успокоил ты меня, А с чуреком как быть?

— Очень просто: прикажи женщинам, чтобы напекли побольше.

— Муки у нас совсем нет.

— У соседей займи, но испеки. Каждый дом должен дать тамдыр чурека. Я сам сейчас своим женщинам пойду прикажу, чтобы начали тесто месить.

— Занять не у кого, братишка! — канючил Сухан Скупой. — Мы уж сколько дней у соседей занимаем. Никто больше давать не хочет.

— Что же, теперь голодным будешь сидеть? — недоверчиво спросил Аманмурад.

— Придётся. Выхода нет.

— Почему вовремя зерно не смолол?

— Да уж две недели, как на мельницу десять возов отправил! Очередь, говорят, большая. И что за жизнь пошла, прости, господи!

— Ладно, Сухан-ага, если у тебя такое положение, то иди своих соседей поторопи и поскорее отправляй.

— Это я сумею! — обрадовался Сухан Скупой. — И всё?

— Хватит с тебя и этого, — великодушно сказал Аманмурад.

— Вот спасибо тебе, братишка! — Сухан Скупой сунул в рот кончик бороды, пожевал, выплюнул отгрызен-ные волоски. — С этим я быстро управлюсь, будь спокоен, — пообещал он Аманмураду.

Так же, как Аманмурад, поступали и другие арчины — всем был дан одинаковый приказ. И, как обычно, страдать пришлось наиболее бедным и безответным.

— У меня сена совсем нет! — слышалось в одном месте. — Одной корове до весны не хватит! Берите у того, кто лишнее припас!

— Последний чувал муки остался! — жаловались в другом месте. — Отдадим её — как сами жить станем?

— Не трогайте моего сына! — умоляли в третьем. — Единственный сын! У других — по три, по пять сыновей в доме. Пусть они одного пошлют!

— Умри ты сегодня, а я завтра! Моего — пошли, а твой отсиживаться за его спиной будет?

— Не пойдёт мой сын на войну, хоть убейте меня иа месте!

— Уйди с дороги, старик, а то прикладом двину!

— Вах, сыночек мой… инер мой… ягнёночек! Своим молоком тебя выкормила — на смерть посылаю!

— Не плачь, джан-эдже, не всех убивают на фронте!

— Братец, вот коурмы возьми, на дорогу…

— Быстрее, парень, быстрее собирайся!

— Береги жеребёнка, отец! Если подо мной коня убьют, хоть какая замена будет.

— Береги себя, любимый! Помни, что я и сын твой бога за тебя молить будем. Возвращайся невредимым!

— Эй, парень, халата похуже не мог найти? Одного вида твоего большевики испугаются!

Усиливающийся гул боя, горестные вопли женщин, плач детей, ругань джигитов, рёв верблюдов и ржание копей, скрип арб, гружённых сеном и чуреком, — всё это уливалось в дикую какофонию бедствия. И сизый дым, клубами поднимающийся из всех тамдыров и стелющийся над аулами, довершал впечатление большой беды.

К полудню стали появляться на дорогах первые беглецы с фронта. Чем дальше, тем больше их становилось. И вскоре трудно было различить, кто собирает налог, а кто спасает собственную жизнь. Дезертиры не просто бежали, они безобразничали всюду, где могли это сделать безнаказанно. Отнимали у дайхан верблюдов и лошадей, хватали на сёдла баранов. В некоторых местах даже похищали девушек.

Последнее послужило поводом к серьёзному возмущению дайхан. Мы пойдём помогать белым, говорили они, а белые тем временем разграбят наше имущество и покроют позором наших дочерей? И дайхане стихийно начали собираться в отряды по десять, двадцать и более всадников. Один из таких отрядов численностью в сорок сабель появился в западных песках. Через конных нарочных он держал связь со всеми окрестными аулами, и если где случался грабёж, всадники немедленно двигались навстречу грабителям. Пойманным на месте преступления пощады не давали — их расстреливали тут же, не слушая ни оправданий, ни мольбы о милости.

Грабежи прекратились. Вскоре после этого отряд присоединился к регулярным частям Красной Армии.

Для борьбы с врагом и игла — колун

Сено и хлеб белым удалось кое-как собрать. Но с набором «добровольцев» дело не ладилось. С великим трудом, действуя уговорами, угрозами, силой, арчины собрали требуемое количество людей. Некоторые, покорившись своей участи, прибыли в указанное им место сбора. Однако многие из парней не доехали до города. Часть попряталась по арыкам, найдя временное пристанище в зарослях кустарника и камыша, часть ушла в пески.