Шамбала. Сердце Азии - Николай Рерих

Кончилась «Берендеевка» раньше, чем думали. Осень не ждет. Надо пройти Каракорум до осеннего, северо-восточного ветра. Путь на Шайок хорош, но длиннее на неделю. Кроме того, жители разобрали мосты на топливо, а вода в человеческий рост. Остается путь через Кардонг и Сасир перевалами. Много разных повелительных соображений заставляет ускорить срок пути. При большом караване делаешься подневольным.

И с конями, и с мулами, и с яками, и с баранами, и со псами мы идем по старому пути, но со знаками новых возможностей пойдем в горы. А там – вниз, к пустыням. Неужели сойти с гор? Но стихия песков тоже зовуща, а пустынные ночи и восходы тоже сверкающи. И в этом сверкании красоты – весь смысл и надежда.

Каракорум – «черный трон». За ним Китай – опять старая вотчина Будды.

На красном коне, с красным знаменем неудержно несется защищенный доспехами красный всадник[336] и трубит в священную раковину. От него несутся брызги алого пламени, и впереди летят красные птицы. За ним горы Белухи; снега, и Белая Тара шлет благословение. Над ним ликует собрание великих лам. Под ним – охранители и стада домашних животных как символы места.

Эта замечательная старинная тибетская картина принесена нам в последний день жизни в Ладакхе.

Кончают грузить яков. Сейчас идем! День сверкающий.

Глава 6. Лех – Каракорум – Хотан (1925)

18 сентября.

Наконец можно окончательно оставить всю кашмирскую ложь и грязь. Можно забыть полуразрушенный Сринагар. Можно забыть, как [чиновники] играют в поло и гольф, когда население гибнет в заразах и полном отупении. Можно отвернуться от Кашмира. Можно забыть нападение вооруженных [провокаторами] бандитов на наш караван. Пришлось шесть часов пробыть с поднятыми револьверами. А в довершение всего – [отправленная] от нашего имени телеграмма, что мы ошиблись и нападения не было. Кто же тогда ранил семь наших людей? Можно пожать плечами на [такую наглость и] невежественность. Даже Моравская миссия в Лехе не отстала [в этом] и уведомила нас о согласии сдать нам один из их домов, если я дам подписку, что не будем заниматься «пропагандой религиозной, полурелигиозной и т. д.».

При этом никто не мог пояснить, что значит таинственная «полу… и т. д.». Кто же даст подписку в том, что не нарушит никому не понятных пределов «полу… и т. д.». Обошлись и без помещений миссии – во дворце ладакхского короля. Только в горах чувствуете себя безопасными. Только в пустынных переходах не достигает невежественность.

19 сентября.

Решительные сообщения приходят в последний час. Так мы узнали о подлинности преданий об Иссе: в Хеми лежит старый тибетский перевод с манускрипта, написанного на пали и находящегося в известном монастыре недалеко от Лхасы. Наконец узнали преемственность очевидцев. Сказки о подделке разрушены. Есть особый смысл в том, чтобы рукопись сохранялась в Хеми. Есть особое значение в том, что ламы так тщательно скрывают ее. Этой рукописи уместно лежать около Леха, где была проповедь Иссы об общине мира еще до проповеди в Палестине. Важно лишь знать содержание этого документа. Ведь рассказанная в нем проповедь об общине, о значении женщины, все указания на буддизм так поразительно современны. Понятно, почему рукопись сохранилась именно в Хеми.

Это один из старейших монастырей Ладакха, счастливо не разрушенный во время нашествия монголов и при гонениях на буддизм невежественными ордами Зоравара[337]. Укромное положение монастыря, быть может, помогло его сохранности. Путь великого общинника проходил из Индии около этого места. Ламы знают значение документа. Но почему миссионеры так яростно восстают и порочат рукопись? Неужели общинный облик Иссы и защита женщины им не нравится?

Порочить так называемые апокрифы всякий умеет; для порочения много ума не надо. Но кто же не признает, что очень многие «апокрифы» гораздо более основательны, нежели многие официальные свидетельства. Всеми признанная Краледворская рукопись[338] оказалась подделкой, а многие подлинники не входят в чье-то разумение. Достаточно вспомнить про так называемое евангелие эбионитов, или двенадцати[339].

Такие авторитеты, как Ориген, Иероним[340] («Adversus Pelagianos»), Епифаний[341], говорят о существовании этого жизнеописания. Ириней[342] во II веке знает его. Где же оно теперь? Вместо бесцельных споров лучше по-человечески продумайте факты и мысли, сообщаемые в жизнеописании «Иссы (то есть Иисуса), лучшего из сынов человеческих». Оцените, насколько содержание манускрипта близко современному сознанию. И подивитесь, как широко знает весь Восток об этом документе.

В конце концов важен не самый манускрипт, но важнее жизненность этой идеи в умах Азии.

Долго грузились на яков. Кони, мулы, яки, ослы, бараны, собаки – целое библейское шествие. Караванщики – целый шкаф этнографического музея. Прошли мимо пруда, где, по преданию, впервые учил Исса. Влево остались доисторические могилы, за ними – место Будды, когда древний основатель общины шел на север через Хотан. Дальше – развалины строений и сада, так много нам говорящие. Прошли каменные рельефы Майтрейи, при дороге напутствующие дальних путников надеждою на будущее. Остался позади дворец на скале, с храмом Дуккар – светлой, многорукой Матери Мира. Последним знаком Леха было прощание ладакхских женщин. Они вышли на дорогу с освященным молоком яков. Помазали молоком лбы коней и путников, чтобы придать им мощь яков, так нужную на крутых подъемах и на скользких ребрах ледников. Женщины проводили.

До самого Кардонга[343] подъем легкий. Жаркое солнце зашло, и к вечеру поднялся пронзительный ветер и холод. Лагерь пришлось разбить на голой арктической поляне[344] под режущим ветром. Кашмирцы лукаво не показали ладакхцам многие вещи. В сумерках под вихрем шла неописуемая суматоха.

Над нами стоял запорошенный снегом Кардонг. Высился неподступно.

20 сентября.

Поднялись на яках через перевал в три часа утра. Эти грузные мохначи действительно незаменимы своей мягкой поступью и устойчивостью. Конечно, при условии мирности. Дикий як совершенно неукротим.

Однажды тибетцы поставили для китайского полка необъезженных яков, и немедленно три четверти наездников оказались сброшенными на землю.

Подъем наш был нетруден. Вид с Кардонга величествен. Но вся северная сторона Кардонга представляет крутой, мощный глетчер. Спуск очень утомителен и опасен. Пришлось идти и ползти. Мы видели, как один груженый як сорвался и стремительно полетел по гладкому ребру ледника. Но на самом краю пропасти як весь сжался и крепко уперся своими короткими, крепкими ногами.