Вечный слушатель. Семь столетий европейской поэзии в переводах Евгения Витковского - Антология

Озеро Ильмень

Тут все — иное. Самообманамипрельстилось сердце, стало заботитьсяо мнимостях — взалкало много,но лишь себя наконец узрело.

Вот постепенно вечер кончается,расплывчат контур низкого берега,до самых облаков пространствочистым становится, разрастаясь.

Огни рыбачьей лодки далекиевидны, а парус прочь удаляется,и птицы прядают в полете,влаги озерной касаясь быстро.

Потом луна всплывает, как колокол,звонить к вечерне — но колоколенкамолчит во мраке: ибо церковьизорвана — птицам гнездиться негде.

Ночь ниспадает, волны о волны бьют,шепчась в камнях прибрежных. Порою здесьтвое привет расслышит сердце:он — ледяной от дыханья далей.

Новгород в 1941 году: Монастырская церковь

Зачем идешь ты этою лестницей,где каждый шаг тем глуше под сводами,чем выше ты по ней восходишь, —ты замедляешь стопы в смятенье.

Что ни стена — то лики старинные,их взор суровый просто ли выдержать?Нет, сотни взоров! Так беги жеили смотри на одни ступени.

И вот, пройдя сквозь сумерки вязкие,где стены, мнится, сомкнуты наглухо,ты взгляд подымешь — и увидишь:лучик спасительный бьет сквозь купол.

Кремль

Несокрушимый холм над рекой взнесен,несущей воды тяжкие в озеро, —а так безжалостно блистаетзлато крестов, куполов и кровель.

Не зрит слепой, как тени надвинулись,колокола глухому неслышимы,он и молитвам внять не может,что уносились веками в дали.

Но все затихло. Голосом бронзовымзвучит угроза из-за реки поройда ночью видится сияньегорних лампад, что людьми забыты.

Вечер

Прошу вас нынче, строфы Алкеевы,подать мне меру — ибо уста моиречей взыскуют, — близок вечер,требуя слов беспредельно ясных.

Но где найти их? День завершается,клоня чело в потемки багровые;здесь — грань для взора. Полыханьеогненных стен, что встают в закате.

Где сердце ныне? Где обрести уста?Смогу ль услышать песню ответную?Лиши купола огнем объяты,словно молитвы, кресты пылают.

Новгород в 1943 году: Память

Высо́ко стал над озером Новгород.Я знаю все, и сердце сжимается;И все же здесь, среди развалин,Мир и спокойствие затаились.

Всему есть имя! В доме разрушенномВо сне приходят воспоминания —Они, как чайки над рекою,Крики бросают в ничто, на ветер.

Еще на башнях тяжкие куполаВенчают город, песня возноситсяСреди руин, и только небоВсе собирает в единый образ.

Монастырская церковь

О Троица! Взыскуют троичностиабсиды три. В четверосогласииапостольски восходят главы,чтобы увенчаться крестом срединным.

Столпа четыре высятся, будто имвсю тяжесть мира должно поддерживать, —их не соединяют дуги,но средокрестье меж ними зримо.

Провалы окон, двери — в зияниях,нет крыши; клонится колоколенка;стоит, одним дождем омытый,древний сосуд благодати Божьей.

Вечер

Подобен берег лестнице взорванной;развалин груды к влаге спускаются,пылая белым, красным. Башня.Зелень разбитой церковной кровли.

Кустарник буйный — как предсказаниесвоей же смерти. Вот и седой потоквступает в озеро, как море, —столь же зовущее взор скитальца.

Туда, где взгляд не скован границами,где ночь молчит — и в день превращается,где сердцу место есть. Лишь месяцмерзнет серпом над равниной хладной.

На реке Великой

Вдали паромщик виден расплывчато,голубоватой далью оправленный —как бы в театре. Цвет медовыйпод облаками течет по краю.

Так нежен пламень под синевой небес.Все вдаль уходит, ветками тальниканадежно скрыто. Лишь во мракечерпает ведрами воду кто-то.

И сквозь листву подлеска вздымаетсялуны огромный шар, ярко-огненный,пугливый. На ветру усталомрезко и долго кричат вороны.

Время ожидания

Тишинаобъемлет красотув движениях бедер Дианы;в горной Грузии; в острие плавникаплеснувшей акулы; в луне над Владимиром,над обрывами берега Клязьмы;в пастушке, пришедшей к колодцу;в веренице летящих цапель.

Скоро ль придешь ты, чтобы мог я сказать:это было; или — будь по-другому —зажатым в зубах все равнопринесешь ты ответ:как вошла тишинав наше молчанье,когда мы надолго заснулидруг у друга во сне.

Лесной бог

Щербатая пасть,ветвистые лапы, глазаобросли камышом, дрожитголова над горбатой спиной —

через папоротники сюдатопает он, обдирает березы,сминаетветви ольшаника,над вороньими гнездамибудит он ветер.

Но, не зная покоя, люди за нимбредут — он убивает их внезапно,в минуты, когда они счастливы.Чу! В тумане шатается он,пьяный мякотью ягод. Ласточка,на его крикприлети, моя птица печали.

Старая песня

Далек мой шумящий сонночной, мой снег. Пробужденье —словно крик! Твое эхо — зов голубиный.Вот пришел я: дверьпод висячейкровлей, плетень на песке.

Давным-давно на зеленом островепобывал я на севере, где в изголовье моембыли волшебники — Диармуд и еще другие —с красными лицами. Я говорюо том, о чем умолчал.

Там на берегуобрывается полет ласточек.Лишь серебряные флюгеракричат сквозь ветер.

Двойная флейта

В краю пастушьем флейты послышались,с потоком ветра в полдень воспрянулидва голоса-взаимоборца,в зыбком сиянье взлетевших. Первый

стремится мимо веток шиповника,другой — прыжками следом проноситсяно склонам, по заросшем скалам,вздыбленным, свергнутым, округленным.

Тревожишь, Марсий, реку фригийскую,пока ночная рыба заплещется:в глубинах зашумит, застонеттам, в тростнике, где зверье уснуло.

Крещение Перуна

(Киев, 988 год)

Деревянного злобного бога,который летает вместе с грозой,коварный серебряный лик, —так Владимир сказал, —сбросьте с шторм, сбросьте в Днепр,пусть привяжут к хвосту кобылы его,пусть волочат его по песку, —так Владимир сказал.Тогда пришли с железными шестамимужи, двенадцать Владимировых мужей,били его, и он не возопил,так бросили они его в реку.

Огненный бог, плыви.Он плывет.С гневом кидает он перед темсвой жезл на деревянныймост. В испуге стоят пришлецы,монахи длинноволосые,Владимир стоит на мосту, он видит:дети бегут, бежит голытьбак берегу.Восстань из воды, кричат они,громовержец, выдь на свой брег,люди кричат,оседлай свою землю, как лошадь.

По стремнинам порогов летитк узкому брегу Перун.Там, где река рождается вширь,где холмы выступают из леса,в зарослях диких,падает ветер,на песчаную отмель несет он плачущийсеребряный лик.

Тамостался он, огненный.За днепровскими порогамив сумеркахподнялся громовержец,именем новым, Илья,наслал грозу, молнияпоразила идола, жезл разбила:растоптал громовержец новыйПерунов костер.

Вечно длится теперь на мостуборьба. Голытьбаслышит порой деревянного идола.Бейтесь, речет он,бейтесь, дети мои,я не вернусь.

Жертвенный камень