Личный мотив - Клер Макинтош

Я обнял тебя и прижался щекой к твоей щеке.

– Бедняжка… Я позабочусь о тебе.

Ты откликнулась на мои объятия, и я начал легонько тебя раскачивать, но ты отстранилась. Я ненавидел, когда ты так упиралась. Это было все равно что отказ, тогда как я пытался утешить тебя. Я стиснул зубы и сразу заметил настороженность в твоих глазах. Я был рад увидеть это – это показывало, что ты следишь за тем, что я думаю и что делаю, – но в то же время это вызвало у меня раздражение.

Я поднял руку к твоей голове и услышал, как ты судорожно втянула воздух, дернувшись и крепко зажмурив глаза. Я остановил руку и, проведя ею по твоему лбу, осторожно снял что-то с волос.

– Денежный паучок, – сказал я, разжимая кулак, чтобы показать его тебе. – Это к удаче, верно?

На следующий день тебе лучше не стало, и я настоял на том, чтобы ты оставалась в постели. Я принес сухих крекеров, чтобы успокоить твой взбунтовавшийся желудок, и читал вслух, пока ты не сказала, что у тебя разболелась голова. Я хотел вызвать доктора, но ты пообещала, что сходишь в больницу, как только она откроется в понедельник. Поглаживая тебя по голове и следя, как твои ресницы подрагивают во сне, я думал о том, что тебе сейчас снится.

В понедельник утром я ушел, когда ты еще спала. На подушке я оставил записку с напоминанием пойти к врачу. С работы я перезвонил тебе, но ответа не последовало. И хотя с этого момента я звонил тебе каждые полчаса, ты не брала трубку домашнего телефона, а твой мобильный был выключен. Я безумно нервничал, и к обеду решил съездить домой и проверить, все ли с тобой в порядке.

Твоя машина стояла перед домом, и когда я вставил ключ в замок входной двери, то понял, что она до сих пор заперта на задвижку. Ты сидела на диване, обхватив голову руками.

– Ты в порядке? Я просто с ума схожу!

Ты подняла на меня глаза, но ничего не сказала.

– Дженнифер! Я звонил тебе все утро. Почему ты не брала трубку?

– Я выходила ненадолго, – сказала ты, – а потом… – Недоговорив, ты вдруг умолкла без всяких объяснений.

Во мне кипела злость.

– А ты не подумала, что я переживаю за тебя?

Я схватил тебя за ворот свитера и рывком поставил на ноги. Ты закричала, и этот звук отключил во мне способность нормально мыслить. Не выпуская твой свитер, я протащил тебя через всю комнату и прижал к стене, а пальцы мои сжали твое горло. Сквозь пульсирующие толчки крови в висках я чувствовал твой пульс, частый и напряженный.

– Пожалуйста, не надо! – воскликнула ты.

Медленно и осторожно я придавил пальцами твою шею, отстраненно глядя на свою все сильнее сжимавшуюся руку, словно она принадлежала кому-то другому. Задыхаясь, ты издала какой-то сдавленный звук.

– Я беременна.

Я тут же отпустил тебя.

– Не может быть.

– Тем не менее.

– Но ты же на таблетках!

Ты заплакала и тяжело опустилась на пол, обхватив руками колени. Я стоял над тобой и пытался осознать то, что только что услышал. Ты была беременна!

– Должно быть, это случилось, когда я болела, – сказала ты.

Я присел и обнял тебя. Я думал о своем отце, о том, каким холодным и неприступным он был по отношению ко мне, и тогда я поклялся, что никогда не буду относиться так к своему ребенку. Я надеялся, что это будет мальчик. Он будет меня уважать – он захочет быть таким, как я. Я не мог сдержать улыбку, расплывавшуюся на лице.

Ты разомкнула руки и посмотрела на меня. Тебя трясло, и я погладил тебя по щеке.

– У нас будет ребенок!

Глаза твои все еще блестели, но постепенно напряженное выражение уходило с твоего лица.

– Так ты не сердишься?

– А почему я должен сердиться?

Меня охватила эйфория. Это изменит все! Я представлял себе, какой у тебя будет большой тугой живот, как ты будешь зависеть от того, чтобы я заботился о твоем здоровье, как будешь благодарна мне, когда я буду растирать тебе ноги или приносить чай. После рождения ребенка ты бросишь работу, и я буду обеспечивать вас обоих. Я четко видел перед собой наше будущее.

– Это чудесное дитя! – воскликнул я. Я схватил тебя за плечи, и ты вновь напряглась. – Я знаю, что между нами не все было гладко в последнее время, – сказал я, – но теперь все будет по-другому. Я буду заботиться о тебе. – Ты посмотрела мне прямо в глаза, и я почувствовал, как на меня накатывает чувство вины. – Теперь у нас все будет хорошо, – заверил я. – Я так люблю тебя, Дженнифер.

На твоих глазах снова выступили слезы.

– Я тоже тебя люблю.

Я хотел сказать тебе «прости» – прости за все, что я делал с тобой, за каждый раз, когда я причинял тебе боль, – но эти слова, застряв у меня в горле, так и не были произнесены. Вместо этого я сказал:

– Никогда никому ничего не говори.

– Что не говорить?

– Про наши ссоры. Пообещай мне, что никому и никогда об этом не расскажешь.

Продолжая держать тебя за плечи, я почувствовал, как твое тело подалось под моими пальцами. Глаза твои округлились, в них появился страх.

– Никогда, – едва слышно сказала ты. – Я никогда не скажу об этом ни единой живой душе.

Я улыбнулся.

– А теперь перестань плакать, ты не должна подвергать ребенка стрессу. – Я встал и протянул руку, чтобы помочь тебе подняться на ноги. – Тебя тошнит?

Ты кивнула.

– Ляг на диван. Принесу тебе одеяло.

Ты запротестовала, но я подвел тебя к дивану и помог лечь. Ты носила моего сына, и я был намерен заботиться о вас обоих.

Перед первым походом на УЗИ ты очень волновалась.

– А что, если там что-то не так?

– Почему там должно быть что-то не так? – спросил я.

Я взял на работе отгул и сам повез тебя в больницу.

– Он уже умеет сжимать пальчики. Правда, удивительно? – сказала ты, прочтя об этом в одной из многочисленных книжек про младенцев. Ты теперь постоянно думала о своей беременности, без конца покупала всякие журналы и не вылазила из интернета в поисках советов по родам и вскармливанию грудью. О чем бы я ни говорил, разговор неминуемо сводился к детским именам или списку вещей, которые нам нужно купить.

– Удивительно, – ответил я, хотя все это уже слышал от тебя раньше.

Твоя беременность протекала не так, как я этого ожидал. Ты была одержима желанием продолжать работать в том же режиме, что и раньше, и, хотя не отказывалась от того, чтобы я приносил тебе чай или массировал ноги, не выглядела такой уж благодарной мне за это. Ты больше внимания уделяла еще не родившемуся ребенку – ребенку, который пока что даже не догадывался, что о нем уже говорят, – чем собственному мужу, находившемуся у тебя перед глазами. Я представил себе, как ты склоняешься над новорожденным, совершенно не обращая внимания на мою роль в его рождении, и перед глазами внезапно возникло воспоминание, как ты часами играла с крохотным котенком.

Когда оператор УЗИ намазывала тебе живот гелем, ты крепко сжала мою руку и не отпускала ее, пока не раздался приглушенный звук сердцебиения и ты не увидела на экране маленькую мерцающую точку.

– Это головка, – сказала узистка, – а сейчас вы можете различить его ручки… Смотрите, он вам машет!

Ты счастливо рассмеялась.

– Он? – с надеждой в голосе спросил я.

Женщина подняла на меня глаза.

– Пока что это только образное выражение. Пол мы еще долго будем не в состоянии определить. Но ребенок выглядит здоровеньким, и размеры соответствуют срокам. – Она распечатала снимок с монитора и вручила его нам. – Мои поздравления!

Прием у акушерки был через час, и, дожидаясь его, мы сидели в приемной в окружении других пар. У противоположной стены расположилась женщина с гротескно большим животом, из-за которого она была вынуждена сидеть, широко раздвинув ноги. Я все время отводил глаза в сторону и испытал облегчение, когда ее вызвали в кабинет.

Акушерка взяла у тебя голубую папку, проверила все записи, уточнила твои данные и выдала распечатки с рекомендациями по диете и уходу за здоровьем в период беременности.

– Она уже и так эксперт в этом, – сказал я. – Она прочла столько книг, что просто не существует чего-то, что она еще не знает.

Акушерка оценивающе взглянула на меня.

– А что насчет вас, мистер Петерсен? Вы тоже уже эксперт?

– Мне это не требуется, – сказал я, встретившись с ней глазами и выдержав ее взгляд. – Не я же ношу этого ребенка.

Она ничего мне не ответила.

– Я только проверю ваше давление, Дженна. Закатите рукав и положите руку на стол.

Ты на миг заколебалась, и я не сразу понял почему. Стиснув зубы, я откинулся на спинку стула, наблюдая за этой процедурой с напускным безразличием.

Синяк на твоей руке был покрыт зеленеющими разводами. За последние несколько дней он заметно побледнел, но держался упорно – с ними всегда так было. Хоть я и понимал, что это невозможно, но иногда мне казалось, что ты специально цепляешься за них, чтобы напоминать мне о случившемся, провоцировать во мне угрызения совести.

Акушерка снова ничего не сказала, и я немного расслабился. Она измерила твое давление, которое оказалось немного повышенным, и записала результаты в карточку. Потом она повернулась ко мне.