Личный мотив - Клер Макинтош
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Жду с нетерпением.
– Отлично, – сказал Рей. – Том куда-то идет после школы, и я сказал, что подхвачу его в семь, так что мероприятие наше будет коротким.
– Нет проблем. Означает ли это, что Том начинает заводить друзей?
– Думаю, да, – сказал Рей. – Мне он вряд ли скажет, кто это. Надеюсь, мы выясним больше, когда на следующей неделе сходим в школу, но нельзя сказать, что я жду этого момента, затаив дыхание.
– Что ж, если вам нужен внимательный слушатель в пабе, не стесняйтесь в плане выговориться, – сказала Кейт. – Но имейте в виду, что посоветовать что-то насчет мальчишек-подростков я не смогу.
Рей засмеялся.
– Честно говоря, мне было бы приятно поговорить о чем-нибудь другом, а не о подростках.
– Тогда буду рада предоставить возможность отвлечься.
Кейт усмехнулась, и Рею вдруг вспомнился вечер, когда они стояли перед дверью ее квартиры. Интересно, думает ли об этом Кейт хоть иногда? Пока он размышлял, стоит ли спросить об этом, Кейт уже шла к своему рабочему столу.
Рей вынул телефон, чтобы послать Мэгс сообщение. Он уставился на экран, пытаясь подобрать слова, которые не разозлили бы ее, но при этом и не были бы откровенной ложью. Ему вообще не нужно искажать истину, подумал он: пойти выпить с Кейт ничем не отличается от того, чтобы пропустить по кружке пива со Стампи. Рей проигнорировал звучавший в голове внутренний голос, который очень доходчиво объяснял, почему именно это далеко не одно и то же.
Вздохнув, он положил мобильный в карман, так и не написав сообщение. Проще будет вообще ничего не говорить. Взглянув в открытую дверь своего кабинета, он увидел макушку Кейт, сидевшей за рабочим столом. Она определенно предоставляла возможность отвлечься, подумал Рей. Он только не был вполне уверен, что отвлечение это происходит в правильном направлении.
40
Прошло две недели, прежде чем я рискнула появиться на людях, когда ярко-лиловые синяки на моих руках стали бледно-зелеными. Меня передергивает от осознания того, как шокирующе эти ушибы смотрятся на моей коже, хотя два года назад это было такой же неотъемлемой частью меня, как цвет моих волос.
Меня выгоняет из дома отсутствие собачьего корма, и я оставляю Боу в коттедже, чтобы поехать на автобусе в Суонси, где никто не обратит внимания на какую-то женщину в супермаркете, с опущенными в пол глазами и шеей, завязанной шарфом, несмотря на теплую погоду. Я иду по тропинке в сторону парка трейлеров и не могу отделаться от ощущения, что за мной следят. Я оглядываюсь, потом в панике решаю, что смотрю не туда, и снова оборачиваюсь, но там тоже никого нет. Я кружу на месте, перед глазами мелькают черные пятна. Я на грани истерики, страх до боли сдавливает грудь, и я уже то ли иду, то ли бегу и наконец вижу снятые с колес фургоны парка и низкое здание магазина Бетан. Мое сердце начинает успокаиваться, я пытаюсь снова взять себя в руки… В такие моменты тюрьма становится желанной альтернативой той жизни, которой я живу.
Автостоянка возле Бетан предназначена для тех, кто остановился в парке трейлеров, однако близость побережья делает ее привлекательным вариантом для любителей пеших прогулок, отправляющихся отсюда по тропе вдоль берега. Бетан обычно не возражает, но в сезон вывешивает большие таблички «Частная парковка» и выскакивает из магазина всякий раз, когда видит, как выбравшаяся из машины семья начинает вытаскивать вещи для пикника. В это же время года, когда парк закрыт, немногочисленные оставленные на стоянке машины принадлежат владельцам, прогуливающим здесь своих собак, и отважным пешим туристам.
– Ты тоже можешь ею пользоваться, конечно, – сказала Бетан, когда мы только познакомились.
– У меня нет машины, – ответила я тогда.
Она сказала, что мои гости могут парковаться здесь, и никогда не высказывалась по поводу того, что у меня их нет, за исключением Патрика, который оставлял здесь свой «лэнд ровер», когда шел ко мне. Я прогоняю это воспоминание из головы, прежде чем оно успевает там зацепиться.
Сейчас здесь стоит несколько автомобилей. Видавший виды «вольво» Бетан, какой-то незнакомый мне фургон и… Я щурюсь и мотаю головой. Этого не может быть! Это не может быть моя машина! Меня прошибает пот, и я судорожно глотаю воздух, пытаясь сообразить, что же все-таки вижу. Передний бампер треснут, в центре ветрового стекла место удара – размером с кулак, с паутиной разбежавшихся трещинок.
Это точно моя машина.
Все это просто не укладывается в голове. Уезжая из Бристоля, я бросила свой автомобиль. И не потому, что думала, что полиция будет его искать, – хотя эта мысль у меня проскакивала, – а потому, что не могла на нее смотреть. На миг мне кажется, что полиция могла найти ее и пригнать сюда, чтобы проследить за моей реакцией, и я испуганно оглядываюсь, как будто сейчас на меня со всех сторон могут наброситься вооруженные люди.
В этом сбитом с толку состоянии я не могу сообразить, насколько это важно, – если важно. Но, должно быть, все-таки важно, иначе полицейские не стали бы так настойчиво расспрашивать меня, что я сделала с машиной. Мне необходимо от нее избавиться. Я вспоминаю детективные фильмы. Смогла бы я столкнуть ее со скалы? Или сжечь? Для этого понадобятся спички и жидкость для зажигалок или, может быть, бензин – да и как я могу поджечь ее на глазах у Бетан?
Я бросаю взгляд на магазин, но не вижу ее там, поэтому набираю побольше воздуха в легкие и иду через парковку к своей машине. Ключи торчат в замке зажигания, и я уже не колеблюсь. Открыв дверь, я сажусь за руль. Мгновенно на меня обрушиваются воспоминания о той аварии: я слышу вопль матери Джейкоба и свой собственный испуганный крик. Меня начинает трясти, я пытаюсь взять себя в руки. Машина заводится с первого раза, и я выезжаю с парковки. Если Бетан сейчас выглянула, она не видит меня, только машину и облако пыли, которое она поднимает, когда я еду в сторону Пенфача.
– Приятно снова оказаться за рулем?
Голос Иена звучит сухо и размеренно. Я резко жму по тормозам, и машину заносит влево, когда мои руки не удерживают рулевое колесо. Я уже схватилась за ручку двери, когда вдруг соображаю, что голос доносится из CD-плеера.
– Подозреваю, что ты скучала по своему любимому автомобильчику, верно? Не нужно благодарить меня, что вернул его тебе.
Голос его действует на меня незамедлительно. Я мгновенно становлюсь меньше, вжимаюсь в сиденье, как будто могу скрыться в нем, ладони у меня горячие и липкие.
– Ты не забыла наши свадебные клятвы, Дженнифер?
Я прижимаю руку к груди, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце.
– Тогда ты стояла рядом и обещала любить меня, почитать и слушаться, пока смерть не разлучит нас.
Он издевается надо мной, и слова клятвы, которые я нараспев произнесла много лет назад, совершенно не вяжутся с ледяным холодом его голоса. Он сумасшедший! Сейчас мне это совершенно очевидно, и я прихожу в ужас, вспоминая, что столько лет лежала в постели рядом с ним, не догадываясь, но что он способен на самом деле.
– То, что ты побежала в полицию со своими байками, это не почитание, Дженнифер, верно? Рассказывать им о том, что происходит за нашими закрытыми дверьми, это не означает слушаться меня. Ты только вспомни: я всегда давал тебе то, что ты просила…
Больше я это слушать не могу. Я бью по кнопкам магнитолы, и из нее с бесящей меня медлительностью выползает компакт-диск. Я хватаю его и пытаюсь сломать, но он не гнется, и я кричу на него, а мое перекошенное от злости лицо отражается на его блестящей поверхности. Я выбираюсь из машины и швыряю диск в кусты.
– Оставь меня в покое! – пронзительно кричу я. – Просто оставь меня в покое!
Стремительно и рискованно я еду между рядами живой изгороди по дороге из Пенфача вглубь территории. Меня неистово трясет; переключить передачу – сверх моих сил, так что я гоню на второй и мотор протестующее завывает. Слова Иена снова и снова звучат в моей голове.
Пока смерть не разлучит нас…
Неподалеку от дороги стоит полуразрушенный сарай, и никаких других домов поблизости я не вижу. Я сворачиваю на ведущую к нему ухабистую колею. Подъехав поближе, я вижу, что у сарая нет крыши, к небу тянутся голые стропила. С одной стороны в нем свалены в кучу старые покрышки и масса ржавеющего железа. Это подойдет. Я заезжаю в дальний конец сарая, приткнув машину в угол. На полу горой свален старый брезент, и я растягиваю его, обдавая себя брызгами вонючей застоявшейся воды, собравшейся в складках. Я натягиваю его на машину. В этом есть риск, но под грязно-зеленой тканью машина сливается с остальной частью сарая, и кажется, что здесь уже некоторое время никто ничего не трогал.
Я отправляюсь в долгий путь домой, который напоминает мне тот день, когда я приехала в Пенфач и когда ожидавшее меня будущее было намного более неопределенным, чем то, что осталось в прошлом. Теперь же я знаю, что меня ждет: еще две недели в Пенфаче, а потом возвращение в Бристоль, где меня осудят и я буду спасена.