Четверо в каменном веке, не считая собаки. Том 1 - Дмитрий Селиванов

Михаил попробовал опереться на травмированную ногу. Та заметно болела, но держала. Главное — боль тупая, как при ушибе, а не острая. Если отстраниться от нытья в колене, то можно на него опираться. Он спрятал очки от греха подальше. Перехватил копьё двумя руками. От древка осталось около метра. Использовать, как посох получалось плохо. Зато в ближнем бою этого должно хватить.

— Ну, что, граждане бандиты, хулиганы, тунеядцы? Потанцуем?

И сам оскалился в ответ на рычание Чука. Зубы человека смешно сравнивать даже с другими крупными обезьянами, а со специализированным хищником — тем более. Но церемонии соблюдены — вызов принят. И подросток прыгнул, целясь в горло человека.

* * *

— Эх, парень. Не встречал ты ещё людей. Не знаешь их повадок. Но извини, мне бешеные собаки не нужны.

И Михаил воткнул кортик в глаз хищника, убивая быстро и гуманно.

За мгновение до этого вместо горла волк схватил зубами подставленное древко копья. Мужчина не стал бороться с тушей, весящей не меньше его. Падая назад, он повернулся боком и воткнул остриё в землю, фиксируя голову хищника. Волк ещё не понял, что надо быстро освободить пасть и продолжал сжимать челюсти. Впрочем, попробуйте отжаться на руках с раззявленным ртом — девять из десяти, что захотите закрыть его. Волк тоже продолжал рычать, дергался, но выплюнуть палку не пытался. Спасаясь от когтей, человек прижался к зверю как можно плотнее. Это не медведь и не кошка, волки в таком положении почти не могут работать лапами. Главное — не попасть под задние когти, которыми хищник попытается распороть живот.

Но долго так не может продолжаться, и Михаил не стал мешкать. Последнюю речь он произносил, уже доставая кортик. А через секунду снова постарался вжаться в тело противника, обхватив его руками и ногами, не давая ему подтянуть задние лапы.

Затих. Волк затих.

Оттолкнувшись, вождь встал и хмуро оглядел всех. С тёзкой всё понятно: человек, его божество, снова доказал, что круче всех. Гек прячет взгляд. Вроде признак подчинения. А Стерва смотрит прямо. Надо доводить ситуацию до конца. Он сам уставился, сгибая взглядом. Это человек умеет лучше зверей — смотреть не мигая, заставляя себя отключать рефлекс моргания.

— Ну! С-с-стер-р-рва.

Полушипение-полурык доконал волчицу. Она отвела взгляд. Потом глянула исподтишка, но человек не сводил глаз с её переносицы. Заскулив, волчица легла на спину, подставляя горло.

— То-то же!

Пребывая в том же состоянии хищного возбуждения, чувствуя, что мозги кипят от ярости, мужчина перевёл взгляд на Гека. Пришлось поворачивать его морду. Тот через пять секунд последовал примеру матери. Мишка сдался сразу. Но про него и разговор не шёл. Просто попал под горячий взгляд.

Наконец, его отпустило. Михаил поглядел на дело рук своих.

— М-да… А что с трупом делать?

С трудом встав вертикально — колено после экстремальной нагрузки заболело сильнее, он поглядел, чем занимаются остальные. Народ наверняка что-то делал. Не могли они ничего не делать. Но за гребнем не видно. Надо идти. Или?.. По закону волков сильный пожирает слабого. Должен ли он обозначить, что поедает Чука? Например, сняв шкуру. И вообще, есть ли у волков каннибализм?

Михаил подошёл к трупу. В таком, вытянутом, виде тот казался гораздо больше. И грудь, вздыбленная поднятыми лапами, выпирает. Как только одолел? Почти ведь взрослый волк.

Он наклонился и выдернул кортик. Потом выдернул из земли копьё. Хорош воин, блин — оставил всё оружие и бодался взглядами, оставаясь, в принципе, безоружным. А если бы Стерва психанула и прыгнула — чем бы отбивался?

Михаил снова поглядел на труп. А шкурка-то ровная. Жилетку-безрукавку смастерить, что ли? Как у тех троих, которые из леса. Скосил глаза на волчицу. Интересовало именно её поведение. Вроде сидит и ждёт чего-то. Эх, была — не была! Михаил проткнул кортиком шкуру на горле и сделал первый разрез вдоль грудины.

Через полчаса он закончил. На земле расстелена шкура шерстью вниз. В ней лежит кусок мяса, завёрнутый в лопух, и стоит голова. Михаил связал у шкуры лапы крест-накрест и поднял на плечо: ничо так, терпимо. Мясо он решил вырезать чисто в ритуальных целях. Во-первых, показать этой хвостатой, что он самый сильный, если побеждает и пожирает напавшего. А во-вторых, уже ритуальная сторона охотника: всегда попробовать кусок добычи. Зажарит и съест хоть немного. Если что — вдруг не съедобно, то отдаст четвероногим. Они всё равно уже пристроились слопать своего мертвеца. Каннибализм, однако.

Голову тоже не хотелось оставлять. Пока непонятно, как её обработать. Но тут ведь как? Опыт — он сын ошибок трудных. Не попробуешь — не узнаешь. И волкам вроде как проще безымянное мясо жрать, чем того, кто известен.

* * *

С грузом на плече шагать стало ещё тяжелее. Михаилу приходилось сильно наклоняться, чтобы получалось опираться на обломок. Гребень обрыва приближался. Снизу уже слышались голоса людей, шум и ржание. Наконец, Михаил смог присесть на гребне, спустив натруженные ноги.

— М-да, картина маслом — неандертальцы убили табун лошадей и празднуют победу.

Народ действительно расслаблялся: разделали лошадей и жарили мясо над углями. Ещё пять шкур тоже ободраны и завязанные стояли рядом, явно с мясом внутри. В стороне лежала гора костей и требухи. А вот остальные трое лошадей почему-то валялись не переработанные. Только через несколько секунд до Михаила дошло, что эта добыча очень даже живая, только связана: лошади шевелились, ржали, пытались порвать верёвки, которыми им стянули все четыре ноги. Теперь понятно, откуда эти стенания. Особо жалостливо выглядел мелкий жеребёнок, плачущий возле связанной матери. Ему на шее затянули петлю, привязав к кобыле. Но он и сам бы, наверно, не ушёл.

Все обернулись на реплику предводителя.

— О, вождь вернулся. А мы ждём, ждём. А тебя всё нет.

Голос замполита явно поплыл. В принципе, понятно. Охота, потом разделка тушек. Последним каждый раз занимался Михаил. Сегодня пришлось Андрею, чтобы не терять драгоценное светлое время суток. Вот и расслабился.

— А что это вы за цирк с конями устроили? Повязали, как менты гопоту.

— Не все лошади напоролись смертельно. Некоторых оглушило или потоптали родичи. Вот мы им камнем в лоб — и повязали. Тут конь, две лошади. Одна, вроде, на сносях. И вот, одна с жеребёнком. Если не они сами, то, может, мелочь станет домашней.

— Добрэ! Цэ добрэ! А кажи минэ, гарный хлопэц, шо это вы попойку устроили, а добычу домой не несёте?

— Да отнесли уже часть. Ирка на тачке укатила и мы часть на загривке.