Нуреев: его жизнь - Диана Солвей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ленинград, 18 июня 1961 года
Через три дня после своего дебюта в Ленинграде Марго Фонтейн узнала, что один из танцовщиков Кировского отказался возвращаться на родину и остался в Париже. Эту новость ей сообщила балерина Джорджина Паркинсон после телефонного разговора с мужем в Лондоне. «Естественно, в Ленинграде об этом не говорили», – рассказывала Фонтейн, заметившая, что одна из балерин Кировского, до этого несколько раз застенчиво заглядывавшая к ней гримерную, теперь перестала заходить. Балериной, чье имя Фонтейн не назвала, была Алла Шелест. Как частая партнерша Нуреева, она оказалась в «группе риска». По словам Фонтейн, Нуреев впоследствии подтвердил, что именно эта балерина Кировского «вызывала у него наибольшее восхищение». Она была очень тонкой, восприимчивой артисткой, «не только блестящей балериной, но и художником» на сцене, и он «многому научился, наблюдая за ней». А Шелест в свою очередь отмечала: бегство Нуреева «нарушило всякое представление о нормальном ходе вещей. Он был первым. Невозможно понять, как эта идея могла прийти ему в голову. Я очень сожалела, что его потеряла».
Люба Романкова провела романтический уик-энд за городом со своим новым другом, лыжным инструктором. Домой она вернулась в воскресенье 18 июня. Девушку встретил без умолку трезвонивший телефон. Ее родители тоже уехали на выходные, в квартире никого не было. «Я бросилась к телефону, натыкаясь на все предметы под ногами, – вспоминала Любовь, – и услышала, как в трубке кто-то сказал: “Рудик сбежал на Запад”. Я, словно парализованная, застыла на месте. Мне эта новость показалась подобной смерти – я подумала, что никогда его больше не увижу».
Москва, 18 июня 1961 года
За сорок восемь часов после бегства Нуреева и экстренного совещания Комитета государственной безопасности председатель КГБ Александр Шелепин[134] приготовил докладную записку в ЦК КПСС. Судя по спешке, с которой Шелепин составлял свой отчет, советское руководство серьезно задел столь неожиданный удар по престижу страны. Вроде бы простой план по отзыву танцовщика с треском провалился, и Шелепину теперь предстояло как-то объяснять и улаживать крупный международный скандал, угрожавший подорвать доверие Запада к советскому режиму.
«Докладываю, что 16 июня 1961 года в Париже изменил родине Нуреев Рудольф Хаметович, 1938 года рождения, холост, татарин, беспартийный, артист балета Ленинградского театра им. Кирова, находившийся в составе гастрольной группы во Франции.
3 июня сего года из Парижа поступили данные о том, что Нуреев Рудольф Хаметович нарушает правила поведения советских граждан за границей, один уходит в город и возвращается в отель поздно ночью. Кроме того, он установил близкие отношения с французскими артистами, среди которых имелись гомосексуалисты. Несмотря на проведенные с ним беседы профилактического характера, Нуреев не изменил своего поведения».
Шелепин описал безуспешные усилия властей вернуть Нуреева в Советский Союз и изложил сведения о его семье в Уфе. В естественном желании обелить себя лично, Шелепин постарался переложить всю вину на резидентуру КГБ во Франции и партийных функционеров Кировского, одобривших кандидатуру Нуреева для гастрольной поездки в Париж. Ссылаясь на информацию, собранную им о Нурееве, Шелепин написал, что был с самого начала убежден в недопустимости его поездки за границу. Поскольку подготовкой и надзором за ходом гастролей занималось великое множество разных, зачастую дублировавших друг друга организаций, перевести стрелки было нетрудно. «Нуреев характеризовался как человек недисциплинированный, несдержанный и грубый, – добавил Шелепин, просмотрев характеристику, составленную на артиста в Кировском. – Ранее он не единожды выезжал за границу»[135].
Что касается доказательств политической неблагонадежности Нуреева до гастролей в Париж, то КГБ «не располагал материалами, компрометирующими его или его родственников». Иными словами, свидетельств диссидентской деятельности или подозрительных контактов с иностранцами не было. (Любопытный факт: о дружеском общении Нуреева с танцовщиками из американской труппы «Моей прекрасной леди» нигде и никогда не упоминалось.) Как бы там ни было, родственникам Нуреева вскоре предстояло оказаться вовлеченными в кампанию по возвращению «отщепенца» на родину.
Поскольку в планах Кировского театра на сентябрь 1961 года стоял первый гастрольный выезд в Америку, власти страны торопились замять скандал с Нуреевым. Для этого в Москве и в Ленинграде были созданы рабочие группы высокого уровня для выявления лиц, ответственных за бегство танцовщика, и наказания виновных. Расследование должно было начаться по возвращении артистов Кировского из Лондона.
Париж, 16 июня 1961 года
Первые часы после побега оказались для Нуреева не менее тягостными и тревожными, чем для тех, кто его любил и ценил. Пытаясь разобраться в нахлынувших на него чувствах, Рудольф осознал: его решение необратимо. Он больше не мог возвратиться домой. Да, он отчаянно желал разорвать свои путы. Но одна мысль о том, что он уже никогда не увидится с матерью, причиняла ему неописуемую боль. Подъехавшие Клара и Пьер застали Рудольфа измученным и плачущим. «Я никогда не думал, что так случится», – сказал он им. Мысли беглеца путались, важное мешалось с малозначимым.
«Я больше никогда не увижу мать, – рыдал танцовщик. – Я остался ни с чем. Туфли, парики, подарки – все улетело в Москву». По свидетельству Лакотта, Рудольф «пребывал в полнейшем замешательстве. Он был очень напуган. И вконец обессилел, просто лежал на кровати».
Клара и Пьер удалились в соседнюю комнату. Прослушав сообщения о бегстве Нуреева по радио, девушка высказала свое мнение: вернуть Рудольфа к жизни могло только скорейшее возвращение на сцену. Клара тут же подумала о единственном знакомом ей директоре балетной труппы – Раймундо де Ларрене.
Сметливый Раймундо мгновенно просчитал ценность танцовщика Нуреева и сразу предложил ему контракт. Невзирая на то что крайне эксцентричная маркиза де Куэвас намеревалась распустить труппу, Раймундо сумел убедить ее остаться владелицей и назначить Рудольфу месячное жалованье в восемь тысяч долларов, благодаря которому он стал одним из самых высокооплачиваемых танцовщиков в мире[136]. Такой гонорар Рудольф и Раймундо оговорили вместе. Нуреев еще в России научился оценивать свой
