Линка (СИ) - Смехова Ольга

Я припала на одно колено, видя, как Трюка выставила перед собой щит — красный, как и вся её магия. От света это спасало мало. В глазах девчонки скользнуло если и не удивление, то усталость. Презрение к нам в один миг словно корова языком слизнула, сменилось на улыбку. Не коварную, злую, как до этого, а настоящую, живую, добрую — словно Элфи делала благое дело. Свет журчал как ручеёк, а боль всё не приходила. Я чувствовала, как расслаиваюсь, что моё сознание начинает покидать меня, что я вот-вот закрою глаза — и ухну в блаженную тьму. Мне так хочется закрыть глаза и рухнуть туда с головой, так хочется перестать сопротивляться…

Зач-чем, зач-чем — вопрошали, жужжа у нас над головой, помощники Элфи. Им было непонятно, зачем мы боремся, почему не хотим стать частью — её? Богиня спустилась с небес, чтобы сделать благое дело. Она снизошла до двух пришелиц, до двух юродивых, до двух ущербных. Им не повезло — реальность выплюнула их в мир всего лишь недописанными, нерожденными идеями. Выкидыш искры, недоношенность таланта. Она хочет пустить их в себя, подарив тем самым вторую жизнь, а они, неблагодарные, сопротивляются, смеют сопротивляться!

Уши заложило от грохота — казалось, сам замок не выдержал нашего с Трюкой богохульства и решил лопнуть. Стены пошли трещинами, развалились, в конце концов — черная бесконечность утянула, поглотила в себя остатки кирпичей, обнажая перед нами черную ночь — нет, не ночь. Что-то другое.

Началось, промелькнула у меня мысль в голове. Началось — восторженно отозвалась нотка азарта, уже привыкшая к ночным бойням. Началось, устало вздохнула я, поняв, что замок растворяется в черноте мглы, оставляя нас всех наедине, друг с дружкой. Неизведанный мир черных стен, огромная коробка, которой накрыли сверху. Сюда меня утаскивала Юма, здесь же, в этой черноте, в которую я провалилась вместе с Аюстой и Черной курткой, и помогла её одолеть. Мышь неразделенной любви, скакала перед глазами голодным вурдалаком, обнажая гнилые зубы и синий шершавый язык перед тем, как Трюка пришла мне на помощь. Интересно, а мы всегда попадаем в одно и то же место, или каждый раз, при каждом столкновении искры — оно разное? Наверное, разное…

Несмотря на непроглядную тьму я видела Трюку — отчетливо и хорошо, как саму себя. Девочка стояла напротив нас — одна против двоих. Мы здесь — гости? Нет, мы жадные до чужого разбойники, что вторглись в её владения прямо во время городского патруля. Нагло, своевольно, безобразно вторглись и посмели огрызаться на все её попытки оказать нам гостеприимство. Мне почему-то захотелось ухмыльнуться — криво, некрасиво…

За спиной остроухой малютки ветер вьюнами поднимал невесть откуда взявшийся песок, малолетним проказником тащил его за собой, словно нить, норовил швырнуть прямо в лицо — горячей горстью.

Я бросила взгляд на Трюку, ожидая, что будет дальше. Единорожка молчала. Прежде, вытаскивая меня из передряг, не давая мне потонуть в желчи цинизма или погрязнуть в многообразии оттенков любви, сейчас она бессильно смотрела на свою противницу, тяжело дышала и, казалось, не знала что делать. Ветер сошел с ума и взвился, окружил собой маленькую рабыню — я было бросилась к ней, в благостном порыве спасти девчонку, но меня в тот же миг отшвырнуло волной — жаркой, горячей, нестерпимой.

— Трюка?

— Молчи, — единорожка щурилась. Она поедала глазами девчонку, задавая немой вопрос — что же дальше, малыш?

Песок окутывал девчонку. Песок далеких пустынь, песок приключений, вихрелетов, рыцарей на мотоциклах, песок непонятной свободы, песок рабства. Эльфа купалась в его волнах, застыв на одном месте в неестественной позе — словно кто-то заставил её остановиться прямо во время замысловатого странного танца.

Кругом, осеняя нас собственным величием, царил его темнейшество Мрак. Живой, голодный, жадный до хлеба и зрелищ. Хлебом, впрочем, он решил пренебречь. Песок в одно мгновенье разделился надвое, хлынул двумя потоками на руки девчонки и вот тогда блеснули острые, как злая сатира, клинки — целых десять, по одному на каждый палец.

— Драться, значит… значит, драться… — как-то неопределенно проговорила моя спутница, мотнула головой, словно смахивая мешавшуюся гриву, топнула копытом, копнув землю — землю? — под ногами. Неистово алый меч, без гарды и рукояти, острый как бритва треугольник, готовый в любой момент разить врага со всех сторон, казалось, явил себя не из внутренних сил искры Трюки, а из её злости. Покачиваясь в воздухе, он словно бы спрашивал у пустынной рабыни — ты правда этого хочешь? Правда?

Правда, совершенно спокойно отвечал звон крохотных лезвий на чудовищной перчатке. Мне вступиться, тут же подумала я? Влезть в их драку? Как разбойник, вооруженный кривым ножом и такой же ухмылкой? Теперь сравнение не казалось мне таким забавным.

Вступиться, ответил немой блеск глаз девчонки. Чего же ты ждешь, недоделок? Когда я наброшусь на тебя и распотрошу, как утку? Когда твоя искра потечет сквозь мои пальцы, вырываясь наружу? Я отпрянула, сделала шаг назад. Моё оружие… было ли у меня когда-нибудь оружие? В голову тут же стукнула мысль — с Трюкой я тогда пыталась бороться при помощи хлыста, так чем же плохо это оружие будет сейчас? Элфи, конечно, не лошадь, но…

Додумать мне не дали. Словно где-то щелкнул незримый переключатель, и беззвучной фурией девчонка рванулась к Трюке, как к самой опасной противнице из нас. Молния — маленькая, остроухая, жестокая, она градом ударов обрушилась на несчастную волшебницу, ловко уходя из под уколов алого клинка. Я металась из стороны в сторону, как загнанный зверь, не зная, что и делать. Ударить? Но в такой каше, в этом мелькании тел и блеске лезвий я могу попасть по Трюке.

Наверно, голова Лексы немилосердно трещала как после самой разудалой попойки. Наверно, сейчас ему было плохо, хотелось присесть и отдохнуть, провалиться в бездну собственного сна, чтобы дать нам, наконец, возможность выйти из него. Темь содрогалась от ужаса, все черти и бесы это мира сбежались, верно, посмотреть на битву века — два демона, одинаково сильных, одинаково жестоких, одинаково злых сошлись за клочок преисподней. Клинки звенели, шелестели, разрезали воздух на ремни, угрожающе свистели, обещая в любой момент отсечь — рог, ухо, клок волос, голову… Со стороны могло показаться, что они играются, что намеренно не портят друг дружку, что два умелых бойца сошлись выяснить в кулачной беседе, кто же из них, все-таки, лучший.

Лучшим быть сложно, грузно отозвался мрак. Лучшим быть хорошо — слишком уж холодно шепнула тьма. Лучшим — это значит хорошим? Последний голос рассмеялся, прямо у меня в голове, отозвался гулким звоном, заставил рухнуть на колени.

Недоделок. Недоделок, безделушка, игрушка, кусок плюша, рогатая образина — лезвия жуткой перчатки шелестели друг о друга, когда девчонка отходила в сторону для секундной передышки.

Мне нужно, очень-очень нужно, а ты опять стоишь на пути, тяжело отвечал красный треугольник меча, на миг вспыхнув чуть слабей.

Я отчетливо слышала их разговор. Пелена молчания — что Трюки, что Элфи вдруг прорвалась, лопнула, как переполненный пузырь, ворвалась в меня звоном, скрежетом, шелестом. Они не дерутся, почему-то поняла я, они беседуют — вот только беседа эта смертельная, опасная, злая. Укол насмешки, острота сатиры, мощь ругательства. Недоделок! Грязная девчонка! Остророгая образина! Пустынная оборванка…

Лезвие сверкнули, прежде чем вонзиться — всей пятерней, прямо в мягкую шерсть единорожки. Завис, ослаб треугольник меча, медленно растворяясь в воздухе, опадая тающей искрой. Голубая, но не кровь — нечто иное рванулось наружу из Трюки. Лошадь покачнулась — неуверенно, сделала шаг назад. На миг мелькнул её облик в мире людей — обычная, плюшевая игрушка, не совсем чистая, потрепанная. Словно этого было мало, Элфи вонзилась в Трюку и второй перчаткой — желая рвать, резать в клочки, драть с корнем, вырывать из нутра голубое нечто, медленно тающее во мраке. Тот с жадностью поглощал подношение, мне даже показалось, что благодарно урчал от вожделения и голода. Искра, с грустью поняла я. То, что даёт нам жизнь. Не кровь, конечно же, а сама жизнь. То, благодаря чему мы можем говорить друг с дружкой не используя при этом голос. То, что двигало мои шарниры, то, что заставляло меня чувствовать боль, то, что давало мне возможность учуять запах искры — вкусной и…