Невеста рока. Книга первая - Деннис Робинс

— Можете ненавидеть меня за это, если хотите, но позвольте мне оставаться бессовестным. Мне бы не хотелось, чтобы вас волновала цена, которую я заплачу.

Она отерла губы, влажные от его страстных поцелуев, и отвернулась.

— Что ж, прекрасно, — промолвила она. — Я буду вашей, и вы заплатите мне… Через неделю.

После его ухода она, словно пьяная от усталости, медленно побрела наверх. Жгучая смесь ненависти и желания, которую она испытывала к своему возлюбленному, сжигала ее, словно жаркое пламя.

Сейчас в огромном тихом доме горел лишь один огонь, помимо свечи, которую она несла. Это лился свет из спальни Люсьена. Дом был полон странных сумрачных теней. Она с отвращением бросила взгляд на оставшийся после ночного пира беспорядок, который спустя некоторое время должны будут ликвидировать слуги.

Дверь в спальню Люсьена была приоткрыта. Она слышала, как он позвал ее, и знала, что его чуткий слух уловил ее шаги. Она подошла к изножию постели. Маркиз раздвинул тяжелые занавеси. Его лицо под колпаком с кисточкой было сморщенным, сильно искаженным болезнью. Он сидел, облокотившись на гору подушек. Елена увидела, как сильно подточила его болезнь со времени их приезда в Лондон. И острая боль пронзила ее сердце. Несмотря на отсутствие сексуального влечения к мужу, она подумала, что в день его смерти вместе с ним умрет и часть ее самой. Та часть, которую он воспитал в ней, которая была его детищем. Ведь этот резкий и довольно порочный старик был бесконечно добр к юной квартеронке, подумала она и, бросившись к нему, прижалась щекой к его изможденному морщинистому лицу.

— Дитя мое, — произнес маркиз таким знакомым голосом, — какой недуг овладевает тобою? Почему я вижу слезы в твоих глазах, когда ты должна заявить о своем полном триумфе?

Она подняла на него глаза. Он заметил, что они полны боли и муки.

— Заявить о триумфе, — вторила ему она. — Да я ощущаю себя как на сельском дворе, загаженном навозом и пометом домашней птицы. Я ненавижу их всех — их бесполезность, глупость, чванливость, их беспредельный отвратительный снобизм — и их жизни, не наполненные ничем, кроме пустоты. О да, я получила несказанное удовольствие, увидев распростертой у моих ног Генриетту Хамптон, которую, как больную свинью, выволокли из моего дома. И Клариссу Растинторп, которая, вспомнив обо мне, чуть не умерла от страха. Было приятно, когда мне целовали руку те, кто раньше презирал меня, когда я была в услужении у леди Памфри. Наслаждение видеть Гарри Роддни, который при виде меня корчится, как рыба, пойманная на крючок. Но чего все это стоило? И куда это приведет? Что я выиграла от этого?

Маркиз, закрыв глаза, захлопнул книгу, лежащую у него на коленях.

— Господи! — сухо произнес он. — Я вижу, как печаль переполняет тебя. Ты грустишь и к тому же немного устала. На тебя слишком сильно подействовала эта встреча с прошлым, дорогая. И, подобно мне, ты пресытилась. Прискорбно, если твоя жажда увидеть смятение своих врагов изжила себя. А может, я просто ошибался, вообразив, что ты будешь наслаждаться восторгом отмщения?

Елена проглотила комок в горле.

— Эта сладость все больше горчит, Люсьен.

— Ты разочаровываешь меня, — тихо проговорил он. — Ты принимаешь поражение и смиряешься с ним. А это — выражение слабости, уверяю тебя.

Она встала возле него на колени, взяла его сухую костлявую руку и приложила к своему лбу; этот жест означал покорность.

— Простите меня, Люсьен. Мне не хотелось разочаровывать вас. Из всех мужчин мне не хотелось бы разочаровывать вас, — повторила она.

Он вздохнул и нахмурился.

— Ты моя жена, посему не стой передо мной на коленях. Вся беда заключается в том, что ты по-прежнему влюблена в этого проклятого молодого человека.

Кровь прилила к щекам Елены. Она стремительно вскочила на ноги, глаза ее сверкали, зубы стучали.

— Будет то, чему суждено сбыться. Клянусь, что я намереваюсь убить его.

— Вот теперь я вижу перед собой мою Елену, и меня это радует гораздо больше, — произнес маркиз. — Возможно, тебе станет намного легче, если ты уберешь его со своей дороги.

— Да, — решительно проговорила она сквозь зубы.

— Ну, и каковы твои планы?

Она рассказала. Он кивнул и произнес:

— Превосходно! Просто превосходно! Да будет так. И пусть мне больше никогда не приходит в голову, что я женился не на той женщине, которая мне нужна, — сардонически добавил он.

Призрачная печальная улыбка появилась на ее губах.

— Вы всегда делились со мной вашей силой. Поверьте же мне еще раз, и я не потерплю поражения, Люсьен.

— Ты устала, милая. Пойди отдохни.

— Всю эту неделю до моей встречи с Гарри я не желаю устраивать никаких светских приемов, — проговорила она тихо. — Мне бы очень хотелось провести эту неделю возле вас, занимаясь вместе с вами науками.

— Это было бы неплохо, — сказал Люсьен. — Раз ты очистила свой организм от яда и полностью управляешь собой, то я с радостью поделюсь с тобой новостью.

— Какой же?

— Я списался с молодым Байроном. Его интересует одна книга из моей библиотеки, и он заедет к нам в гости.

— С нетерпением буду ожидать этого, — неуверенно проговорила она.

Недавно весь Лондон заговорил о лорде Джордже Гордоне Байроне. Несмотря на изуродованную ногу и хромоту, он был удивительно красив и обладал исключительным поэтическим талантом. Примерно год назад Люсьен подарил Елене новую книгу стихов Байрона, которая распространялась только в узком кругу. Люсьен был одним из немногих обладателей экземпляра стихотворения «К Мэри», считавшегося слишком непристойным для широкой публикации. Елена знала, что Люсьен высокого мнения о Байроне.

— Этот молодой поэт имеет огромный успех у женщин, дорогая, и, возможно, он заинтересует тебя, — добавил маркиз.

— Он — возможно, — кивнула Елена.

Маркиз прищурился. Он испытывал страшную головную боль. И думал о том, как долго ему осталось жить. Внезапно он ощутил такую слабость, что ему не хотелось общаться даже со своей молодой очаровательной женой.

— Иди-ка спать, моя дорогая, и задерни у меня портьеры. Слишком много солнца… — сказал он устало.

Она задернула тяжелые бархатные занавеси и, прошептав: «Спокойной ночи и доброго утра», грациозной воздушной походкой удалилась из спальни маркиза.

Глава 26

Маркиз оставался в постели почти всю неделю. Как и можно было ожидать от переменчивого английского климата, погода изменилась, стало намного холоднее. Проливные дожди и порывистый ветер царили на улицах Лондона, сотрясая распускающиеся деревья.

Люсьену все время было холодно. В его спальне постоянно пылал камин, и в комнате установилась такая жара, что Елена задыхалась, но это не мешало ей весь день находиться подле постели больного мужа. Она читала ему вслух и вместе с ним трудилась над древним папирусом, присланным из Верхнего Египта после последних раскопок. Люсьен переводил папирус с арабского на английский.

Елена больше не обсуждала с мужем свои личные дела, она выглядела бледной и напряженной, а маркиз делал вид, что ничего не замечает.

Казалось, эффект недавнего приема мало занимал ее. Тем временем ведущие газеты были заполнены лестными откликами, от всех гостей приходили благодарственные письма, а из самых знаменитых домов Лондона госпоже маркизе одно за другим последовали приглашения. Она приказала Обри отвечать на них отказом. Все, кто приезжал с визитом — в основном это был нескончаемый поток поклонников, страстно желающих возобновить знакомство с ней, — отсылались восвояси. Это также было поручено секретарю, который учтиво сообщал, что мадам больше не устраивает званых приемов до начала мая.

Генриетта Хамптон прислала письмо с бурным выражением извинений в роскошном букете цветов. Елена с презрительной усмешкой разорвала письмо Генриетты на мелкие кусочки, а цветы отослала в помещение для служанок. Великая Генриетта приносила свои извинения Фауне — это было забавно! Елена не ответила на письмо.

Сам принц прислал огромную корзину роз из королевского дворца вместе с запиской, написанной собственноручно; такая высокая честь заставила бы учащенно биться от радости и гордости сердце любой светской дамы. Но когда Обри поставил позолоченную корзину с розами к ногам Елены и она увидела подпись принца, ее это не тронуло. Она думала о другом: сможет ли она вообще от чего-нибудь взволноваться, не считая того случая, когда речь шла о Гарри и о том, что произойдет по окончании этой недели. Она чувствовала себя так, словно все ее жизненные дороги вели к этому единственному зловещему пункту. Она, казалось, управляла и своей собственной, и его судьбой и в то же время двигалась вместе с ним навстречу неумолимому року. Фауна, Елена, кто бы она ни была, стала просто инструментом судьбы.