Невеста рока. Книга первая - Деннис Робинс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вам по-прежнему дурно, мадам? — с холодной улыбкой спросила Елена Генриетту.
— Н-нет… Хотя… я х-хотела сказать, да, — пробормотала та.
— Может быть, мне распорядиться, чтобы вам принесли сердечные капли?
— Нет, благодарю вас, госпожа маркиза.
— Вы так смотрите на меня… вы, верно, думаете, что мы с вами прежде встречались? — настойчиво вопрошала Елена, наблюдая за волнением на таком знакомом ей лице.
Генриетта сглотнула горячий комок.
— Я… я… когда-то знала одну молодую женщину, очень похожую на вас, мадам.
— Неужели? С таким же цветом волос и глаз?
— Да, хотя такое встречается крайне редко, мадам.
— И кто же мой двойник? — насмешливо осведомилась Елена.
Генриетта нервно перебирала жемчужины ожерелья, украшающего ее грудь. Сверкающая улыбка и проницательный взгляд огромных глаз маркизы приводили ее в трепет. Сейчас ей казалось, что на нее действительно взирает юная квартеронка, как это было в последнюю их встречу — возле смертного одра Джорджа Памфри. Эти огромные, наполненные слезами глаза, глядящие в ужасе и муке… она словно опять вдыхала гнилостный запах тлена, исходящий от смертного ложа Джорджа. Генриетта ощутила страшную слабость. Ей не хотелось ни терпкого вина, ни изысканных блюд, ожидавших гостей. Ее лицо позеленело, и она рассеянно смотрела по сторонам. О Боже, не хватало еще рухнуть в обморок здесь, на этом знаменитом балу, на глазах у половины лондонского света!
Елена наблюдала за ней. Да, это было ее возмездие! Она понимала, что Генриетта потрясена до глубины души, голова ее идет кругом, ее сейчас стошнит. И Елена вспомнила, как несчастную, растерянную девочку вырвало на ковер миледи, за что она была избита до полусмерти миссис Клак.
— Может, вы желаете удалиться? — участливо спросила она. — У вас очень нездоровый вид, мадам. Прошу вас, обопритесь на мою руку.
Генриетта вцепилась в ее руку. Ее охватил стыд за неприличное недомогание. И чем дольше она оставалась рядом с хозяйкой дома, тем сильнее чувствовала, что какой-то дьявольский рок связывает ее с перевоплощенной Фауной. Лицо ее горело. Нелепое украшение на голове давило невыносимой тяжестью. Ей казалось, что сейчас земля разверзнется под нею и поглотит ее. Она пыталась пробормотать извинения. Елена ласково проговорила:
— Знаю, что вы сейчас чувствуете, моя дорогая. Когда-то, еще ребенком, меня стошнило на изысканный ковер, только что привезенный из Парижа. Надо отвести вас в мою туалетную комнату. Давайте пойдем быстрее…
Но Генриетта не могла идти быстрее. Ее толстые ноги больше не подчинялись ей. Последние слова маркизы поразили ее, словно вспышка молнии, и она окончательно обессилела. Она молча смотрела в глаза Фауны. Все раздирающие ее сомнения теперь обратились в животный ужас, ей становилось ясно, что она сошла с ума. Да, она сошла с ума, и грехи, совершенные ею в прошлом, неумолимо преследовали ее. Сознание вины лишило ее дара речи. Недомогание усилилось. Гости с любопытством и удивлением смотрели на нее. Она видела лоснящееся от жира обеспокоенное лицо Эдварда… Взволнованное лицо Клариссы. Красивое, презрительное лицо Энтони Леннокса, когда-то бывшего ее любовником, а теперь ставшего одним из самых непримиримых врагов. Что же имела в виду маркиза, рассказав ей о том, как маленькую девочку стошнило на ковер, привезенный из Парижа? Она имела в виду ее собственный ковер, лежащий в будуаре дома Памфри. Фауна! Это Фауне стало плохо в ту ночь, когда ее привез Джордж.
Генриетта вскрикнула и рухнула на пол. Сквозь туман она слышала вокруг взволнованные восклицания. Ее роскошный наряд измялся, перья на голове обвисли, нижние юбки были в полном беспорядке, джентльмены прыснули со смеху, увидев ее подвязки… она лежала на полу в луже собственной рвоты, распространяя дурной запах, и осознавала, что больше никогда не посмеет появиться в обществе. Ее время закончилось, завершилось наивысшим позором, и именно в ту ночь, когда она намеревалась стать закадычной подругой новой маркизы! Последним ее воспоминанием, перед тем как провалиться в глубочайший обморок, было то, как Елена склонилась над ней, поправила ей платье и проговорила:
— Бедняжка! Боюсь, с ней случился внезапный приступ.
Однако Кларисса — ее лучшая подруга Кларисса — резко бросила:
— О-ля-ля! Гадкая Этта слишком много выпила, вот что я вам скажу!
После этого Генриетта впала в спасительное забытье.
Глава 25
Леди Хамптон ехала домой. Точнее было бы сказать, ее вез домой муж, всякий раз разражавшийся гневом, когда обращался к ней. Она возвращалась домой (после второго замужества она жила в новом доме на площади Фицроу) в полуобморочном состоянии, истерически рыдая, думая о Фауне, ее сбежавшей невольнице, ставшей маркизой де Шартелье. Она рыдала и стенала до тех пор, пока Эдвард про себя не решил, что его супруга не в своем уме и ее надо немедленно показать врачу.
Как Хамптон понял, с Генриеттой все кончено. И он возненавидел ее. Он не любил и своих толстых, капризных и вечно хныкающих дочерей. Завтра же он отправится в Мадрид, куда его приглашает старинный испанский друг, и никогда не вернется к Генриетте. «Да как можно вернуться после этого отвратительного скандала, произошедшего на глазах половины Лондона! Дальше она будет жить одна, и вряд ли так называемые друзья станут навещать ее в весьма заслуженном одиночестве», — думал про себя Эдвард.
После отъезда Генриетты с бала одна из ее так называемых подруг — а в действительности «лучшая» подруга — с угодливым видом подбежала к маркизе, пытаясь снискать ее расположение. Елена медленно проходила среди гостей, одаривая всех любезными словами, как подобает знатной леди и настоящей хозяйке дома, и при этом с загадочной улыбкой слушала болтовню глупой Клариссы.
— Вы, разумеется, чужестранка среди нас, мадам, но уверяю вас, у бедняжки Генриетты чрезмерная склонность к вину. До чего шокирующее зрелище, не правда ли? — доверительно спросила Кларисса.
— Вас, кажется, смутила мысль, что я похожа на кого-то, кого когда-то знала леди Генриетта, — с серьезным видом сказала Елена.
Кларисса расстегнула пуговички на своих белых лайковых перчатках и опять захихикала. Все завистливо смотрели на нее. Конечно, ведь она беседовала tête-à-tête с очаровательной маркизой, которая совершенно пленила весь Лондон. И Кларисса ощущала безудержную радость. Завтра она все расскажет Генриетте и будет наблюдать, как ее жирное расстроенное лицо исказится от слез и зависти.
— О мадам, она совершенно… совершенно не в своем уме, и я-то знаю, что она подумала! — воскликнула Кларисса.
Елена смерила ее таким долгим пристальным взглядом, что внезапно глупая женщина почувствовала себя крайне неловко. А Елена думала: «Ты ложный друг всем без исключения… безвольная и бессовестная, ведь ты хотела невинную шестнадцатилетнюю девушку выдать замуж за отвратительного карлика!»
Но вслух она сказала:
— Прошу вас, мадам, скажите, на кого же я так удивительно похожа?
Кларисса прикусила губу. Чем дольше она смотрела на Елену, тем большую неловкость испытывала. «По правде говоря, Генриетту не в чем было винить, ибо если снять с маркизы ее роскошный наряд и драгоценности, то она вполне могла бы оказаться той невольницей», — думала Кларисса.
— Я… мне бы не хотелось этого говорить… все это весьма нелестно и нелицеприятно, дорогая маркиза… та девушка была прекрасна, но очень низкого происхождения в сравнении с вашим благородным.
Елена поморщилась. Ее ресницы дрогнули, и она тихо проговорила:
— У вас ведь трое сыновей, как мне известно?
— Да, считаете, что я поступила неблагоразумно? — глупо хихикнула Кларисса.
— Напротив, весьма благоразумно, мадам. А еще я слышала, что у вас был черный паж… очень забавное маленькое чудовище.
Глаза Клариссы расширились от изумления. Однако, вовлеченная в эту импровизированную беседу, она ответила:
— Увы, это случилось три года назад. Зоббо умер… умер, бедняга, от печали. Его жизнь была сильным разочарованием. Он не мог жениться. А та, которую я хотела сделать его женой, исчезла незадолго до свадьбы.
— Кого же вы имели в виду? — сурово спросила Елена, и в ее глазах загорелся зловещий огонек. Клариссу понесло навстречу ледяной ванне, ожидающей ее, о чем она по глупости своей даже не догадывалась.
— Да красавицу квартеронку, когда-то принадлежавшую Генриетте Хамптон (тогда она была замужем за лордом Памфри), которая, увы, сбежала.
— Ей разве было так скверно в услужении у миледи Хамптон?
— Кто знает, мадам… может ли вообще быть счастлива черная невольница, — глупо хлопая ресницами, ответствовала Кларисса и снова захихикала.