Невеста рока. Книга первая - Деннис Робинс

— Елена, — хрипло произнес он. — Взгляните на меня… позвольте мне вкусить хоть немного нектара ваших восхитительных губ! О, желанная… если бы вы могли упорхнуть со мною отсюда, от де Шартелье… от всех… исчезнуть и остаться вдвоем навсегда!

Она тихо рассмеялась.

— Неужели вы думаете, что я брошу Люсьена, который дал мне все?

— Я тоже буду делать для вас все! Он… он не сумеет сделать вас совершенно счастливой! Я тот, кого вы любите, не так ли?

— Разве я когда-нибудь говорила вам это?

— В моих мечтах — да, да! — пылко воскликнул он.

Ее глаза наполнились внезапным гневом.

— А в прошлом?

Он не понял значения ее слов, но не подал вида и произнес:

— Да, когда я писал вам, когда вы находились в Бастилии. По-моему, мы всегда любили друг друга, все время. И мы желали друг друга, моя несравненная.

Ему следовало бы дать пощечину, однако она просто промолчала, мрачно глядя на его осунувшееся лицо, на темные круги под глазами, под его зелеными сверкающими глазами. Он страдал из-за нее! Превосходно! Никогда еще он не испытывал таких мук, как сейчас испытывал из-за нее!

Внезапно она поняла, что должна убить его. Сначала сделать своим любовником, а потом уничтожить, и прежде чем он сделает свой последний вздох, дать ему понять всю глубину ее страдания.

«О, великий Боже, я схожу с ума, так страстно я желаю его поцелуев, пусть будут они для него первыми и последними!» — в ужасе призналась она себе.

Она позволила ему погладить ее растрепанные локоны, прижать жаждущие губы к ее губам. Мгновение спустя она ответила на его страстную ласку. Ее губы жадно впились в его рот, ее руки обвились вокруг его шеи.

— Дорогая, любимая, страсть моей души! Я жажду тебя! — почти со слезами проговорил он. — Скажи, что ты тоже любишь меня, умоляю! Я так долго ждал этого мига!

— А я… дольше, — с горечью произнесла она.

Уже ничего не осознавая, он сжал ее в объятиях.

— Вы делаете мне больно! — вскричала она.

— Я обезумел от любви! И своею болью заглажу свою вину. Я умру в твоих объятиях! — пылко добавил он.

— Тогда умрите, — проговорила она, опустив длинные ресницы, которые скрыли беспредельное отчаяние в ее взоре.

Он снова неверно истолковал значение ее слов, страстно лаская ее.

— Елена… Елена… ты хочешь этого? Ты станешь моей? О чудо мое, даже если я недостоин тебя, я докажу, что это не так!

Она, задрожав, отпрянула вновь. Еще не время. И она произнесла:

— О Гарри… оставьте меня.

Его лицо опять приобрело страдальческое выражение. Он хотел что-то сказать, но она резко перебила:

— Уходите! Я не стану видеться с вами неделю. В один из этих семи дней я пришлю вам своего посыльного и сообщу, где мы встретимся.

Его лицо опять прояснилось.

— Дорогая… сладость моя… как пожелаете! А прежде я пришлю вам столько цветов, чтобы можно было устлать ими путь, по которому вы проедете! Боже, неужели это правда? Неужели я не в бреду?! Но, может быть, мы встретимся раньше?

— Нет… спустя неделю вы приедете ко мне. Но я приеду туда первой. — Ее глаза прищурились, мысли метались в голове.

— Куда? Скажите мне сейчас!

— Нет. Я пришлю вам письмо… Итак, спустя неделю, начиная с этого дня, — тихо проговорила она.

Гарри все еще сжимал ее в объятиях, лаская ее великолепные кудри. Указательным пальцем он нежно проводил по ее тонким бровям, восхищаясь их безупречной формой. И все-таки, как всегда, он был сбит с толку этой женщиной. До сих пор ему казалось, что он приближается к ней и все же — постоянно находится на некотором расстоянии от нее. Он чувствовал себя так, словно совсем не знал и не понимал ее.

В течение недель и месяцев, которые он проводил в ее обществе, он все больше удивлялся не только ее красоте, но и ее эрудиции. Одно время не интересовавшийся серьезными материями Гарри Роддни, живя с Джеймсом Уилберсоном, значительно пополнил свой интеллектуальный багаж, ибо мистер Уилберсон был не только деловым человеком, но и писателем. И Гарри просто наслаждался диспутами с Еленой, особенно пребывая в Бастилии, когда они блуждали по ее владениям, которые она в шутку называла «морским королевством». В дни, когда маркиз страдал от своего хронического недуга, Гарри выпадало несказанное блаженство проводить много времени наедине с Еленой. Часто холодными вечерами они сидели около огромного камина, читая или беседуя, прогуливались в горах или ездили верхом. Она была великолепной наездницей, и Гарри проводил незабываемые часы, когда легким галопом скакал рядом с ней через упругие торфяники, любуясь тем, как нежный бриз с моря развевает ее пышные волосы и заставляет покрываться румянцем ее щеки. Он открыл так много различных сторон ее натуры — таких прелестных сторон! И все же иногда наступали мгновения, когда она решительно, а временами даже жестоко повелевала ему удалиться, и тогда ее ласковые глаза становились суровыми, как скалы, на которых возвышалась Бастилия. Скалы, о которые человек может разбиться насмерть. Однажды он упрекнул ее в том, что она просто забавляется с ним, ведет себя так, словно презирает его или возмущается им. И всегда, когда он спрашивал, искренне ли она к нему относится, получал уклончивый ответ. И он оставался подле нее, раздираемый сомнениями и опасениями, что ему снова придется довольствоваться тем малым, что она уделяла ему. Он, пренебрежительно отзывающийся о каждом, кто становился рабом женщины, теперь сам очутился в положении ее раба. Стоило ему лишь подумать о Елене, как он тут же попадал в некий умственный тупик. Он знал ее хорошо и все же не знал вовсе. Она никогда не рассказывала ему, почему вступила в брак с маркизом без любви. В одном Гарри был уверен: она сделала это отнюдь не из-за материальных соображений. Ее, как и Люсьена, больше радовало приобретение какой-нибудь прекрасной картины или иного произведения искусства, чем все драгоценности, о которых мечтает каждая обычная женщина.

Когда Елена позволяла ему обнимать себя, он был ее господином, а она в эти минуты являла собой извечно покорную женщину, ожидающую своего завоевателя. Однако когда они беседовали, казалось, что она намного старше и мудрее его, в ее присутствии он чувствовал себя порой невежественным мальчишкой.

Он становился все более беспокойным и неуверенным в себе, что стало сказываться на его работе. Только вчера дядя Джеймс призывал его к себе и уже не в первый раз убедительно просил жениться и обрести равновесие в жизни.

— Сейчас твое имя постоянно связывают с маркизой де Шартелье. А ради чего? — требовательно вопрошал мистер Уилберсон в крайнем беспокойстве за судьбу приемного племянника. Ведь Гарри стал ему дороже собственного сына, и он страстно желал, чтобы молодой человек женился, завел детей и начал вести более размеренный образ жизни.

Но Гарри понимал, что, поскольку существует Елена де Шартелье, ни одна женщина не может стать его женой. Если ею не станет сама Елена, что, скорее всего, невозможно.

Если и был на этом свете человек, которого Гарри ненавидел, так это Люсьен. Он ненавидел его не только как преграду между Еленой и собою, а из-за характера этого человека. Гарри ненавидел постоянную презрительную усмешку на тонких губах маркиза и странную власть над волшебным созданием, на котором тот был женат.

Утром после приема Гарри Роддни, исполненный надежды, которую в него вселила Елена, в полном смятении мыслей и чувств, сгорая от страсти, упал перед ней на колени и, обхватив ее талию руками, уткнулся лицом в ее платье. Она чувствовала, что он дрожит, как в лихорадке.

— О Боже, я так люблю вас, что чувствую себя где-то посередине между небесами и адом! — прошептал он.

Она опустила свои загадочные глаза на его склоненную голову и сказала:

— Это все, что вы можете мне сказать, Гарри? Неужели вам не хватает смелости поговорить со мною искренне теперь?

Он поднял на нее свое измученное лицо — ее слова так часто были совершенно непостижимы для него.

— Что бы вы хотели от меня услышать? — грустно изрек он.

— Неужели у вас нет совести? — прошептала она.

И даже сейчас, порывшись в темных закоулках своего сознания, он не заметил ничего многозначительного в этом вопросе, предположив, что она намекает ему на невозможность их союза. Он поднялся и с улыбкой произнес:

— Я никогда не устыжусь одного — беспредельной любви к вам.

Она учащенно задышала и прищурилась.

— А вы намного хуже обычного предателя, — процедила она сквозь зубы. — О, бессовестный! О, оставьте, оставьте меня, я требую!

Лицо Гарри залилось краской. Она всегда была такой — только что уступчивой, но в следующее мгновение — уже ожесточенной и злой. Необъяснимая, сводящая с ума, потрясающая женщина! И поскольку он не знал того, что, по ее мнению, должен знать, он ответил ей совершенно невпопад: