Медовый месяц - Инна Волкова

Я спустила ноги с кровати, понимая, что в ближайшее время вряд ли усну. Неожиданно я почувствовала сильный голод. Весь день я ничего не ела, и теперь в животе призывно урчало. Организм требовал подкрепления физических сил. Я оделась и вышла из комнаты. В коридоре было темно. Я нащупала в углу выключатель и обнаружила, что свет не зажигается. Наверное, лампочка перегорела. Я на ощупь передвигалась по длинному коридору. Мне нравилось, что он такой длинный, словно туннель. В моей квартире коридор совсем маленький и короткий. Но сейчас мне было не по себе. Я почувствовала страх. Эта темнота напомнила мне ту ночь на холме, о которой я так хотела забыть. И хотя я понимала, что здесь мне ничего не угрожает, я в полной безопасности, все равно я не могла справиться с охватившим меня страхом. Я остановилась, не рискуя сделать ни одного шага. Ну не могу же я вечно так стоять, подпирая стену, пока не включится свет! На миг мне почудилось, что сейчас из мрака выйдет убийца, тот, кто перерезал горло Эле. Подойдет ко мне молча и полоснет по моему горлу острой бритвой. И я даже не успею закричать и позвать на помощь. Это было чертовски глупо, но я почти поверила в это страшное видение. Я зажмурилась и решила быстро прошмыгнуть в кухню, щелкну выключателем — и тогда эти дурацкие видения исчезнут, их вспугнет свет. Я сделала шаг, но тут со стороны кухни послышался осторожный шорох и чьи-то вкрадчивые шаги, приближающиеся в мою сторону. Я вцепилась пальцами в стену, словно она могла меня спасти, открыть потайную дверцу. Я боялась открыть глаза и боялась пошевелиться. Он подошел совсем близко ко мне и, наверное, от неожиданности едва не налетел на меня. Коснулся плечом и тут же отпрянул в сторону, удивленно бросив короткое:

— Черт возьми! Это еще кто?

Из моей груди вырвался вздох облегчения, и я едва не рассмеялась. Ну какая же я дура и трусиха! Это был вовсе не маньяк. А мой дорогой свекор. Теперь я снова могла его так называть. Ведь после бурной ночи с мужем я почти избавилась от его власти надо мной. Так я думала в тот момент.

— Это я, — отозвалась я. — Извините, если я вас напугала.

— Да все в порядке, просто я не ожидал кого-то здесь встретить. Что ты здесь делаешь?

Хороший вопрос. Что на него ответить? Стою и дрожу от страха, воображая самые нелепые картины в своем перевернутом сознании. Не хочется показаться перед ним последней дурехой и трусихой.

— Я шла на кухню, чтобы выпить чая. Во мраке я плохо ориентируюсь, поэтому остановилась, чтобы глаза привыкли к темноте. В коридоре лампочка перегорела, — я словно оправдывалась.

— Во всем доме нет света. Наверное, неполадки на линии. Я тоже собирался выпить чая. Пошел искать свечку.

Он стоял совсем близко, так близко, что я чувствовала его дыхание и едва уловимый запах одеколона. Мне нравился этот запах. Ненавязчивый, с ароматом лимона. Пашка пользуется слишком сильным одеколоном, хотя и дорогим. Давно хотела сказать ему, чтобы он перешел на более легкие запахи.

— Вы давно вернулись? — спросила я, хотя и так это знала, потому что слышала шум открываемой двери. Но молчать было неловко.

— Давно. Людмила сразу легла спать.

— А вы?

— Я тоже спал, но потом проснулся, словно кто-то меня разбудил.

— И меня…

— Терпеть не могу этот дурацкий обычай набивать пузо после похорон и напиваться, словно свиньи, — неожиданно резко произнес он.

— И я тоже. — Я вдруг почувствовала, как мое сердце снова, забилось чаще, только уже не от страха, а от другого чувства, которое все сильнее овладевало мною.

— Ну что, пойдем поищем свечку? — предложил он.

— Я, пожалуй, пойду спать. Раз света нет, то я пойду, — я растерялась и от волнения заговорила отрывисто и нервно.

Наша близость становилась опасной. Я вдруг поняла, что моя уверенность по поводу избавления от моих чувств к этому человеку весьма преждевременна. Его власть надо мной еще так сильна! Даже звук его голоса заставляет чаще биться сердце. Я собралась уходить, пока еще могла владеть собой, но он слегка сжал мою руку.

— А как же чай?

— Мне расхотелось. Завтра утром выпью, и вообще… — Я не знала, что «вообще». Говорить становилось все труднее, потому что с каждой секундой все тяжелее было сдерживаться.

Он не убирал свою руку с моей руки. В темноте я могла видеть его лицо, смутно, словно сквозь пелену. Но я и так хорошо помнила и знала его облик, я изучила его, когда смотрела на него спящего. Я впитала в себя каждую морщинку, каждую черточку. И мне снова, как тогда, безумно захотелось прикоснуться губами к его щеке, к его глазам, к его губам, которые я так и не решилась поцеловать. Он молчал, я тоже, но никто не уходил. Странная сцена. Двое стояли в темном коридоре, в опасной близости друг от друга, и никто не решался сделать первый шаг. Словно школьники, терзаемые муками первой страсти, но боящиеся переступить барьер, отделяющий их от взрослой жизни.

Я закрыла глаза. Будь что будет. Я сделаю этот первый шаг. И пусть потом я пожалею об этом и стану раскаиваться. Я все равно это сделаю. Но я не могла решиться. Странная робость сковала мое тело. Он решился первым. Я не успела очнуться, как почувствовала его губы на своих губах. Я оказалась прижатой спиной к стене и сквозь легкий халатик ощущала ее прохладу. Мне нравилась эта прохлада, она остужала мое сердце и мое тело, которое горело словно в огне. Но тем не менее я слабо прошептала:

— Не надо…

Должно быть, это жалкие остатки совести и благоразумия сделали робкую попытку заявить о себе, но потерпели сокрушительное фиаско. Он никак не среагировал на мои слова или просто не расслышал их. Лишь сильнее впился в мои губы и прижал к себе. Я чувствовала исходящую от него силу и в то же время нежность. Нежная сила, возможно ли подобное сочетание? Сейчас мне казалось, что возможно. Я разом забыла обо всем на свете. О своих страхах, муках совести, о часах любви, проведенных недавно с Пашкой. Что значили его ласки и поцелуи в сравнении с властным и решительным захватом моего тела и моей души? Всего моего Я. Это был именно захват, несмотря на то, что я сдалась на милость победителя почти без боя. Я сама просила его: «Завоюй меня, возьми меня!» Я все сделала для этого. У меня не было больше сил сопротивляться. Ни сил, ни желания. Я хотела его, как никогда не хотела никого в жизни. Ни того бородатого мужчину из детства, отца моей подружки, по которому сходила с ума. Ни робкого синеглазого мальчика с длинными ресницами, с которым целовалась впервые в жизни. Это было в восьмом классе, по всем правилам первого поцелуя, — холодной зимой в темном подъезде под аккомпанемент томящихся плотью кошек. Ни моего милого Пашку, первого мужчину в моей жизни и моего законного супруга, в верности и любви к которому я клялась не далее как каких-нибудь полчаса назад. Мне казалось, что мое сердце сейчас разорвется, с такой силой оно колотило по ребрам, и это не было художественным преувеличением. Мой щеки горели под его быстрыми страстными поцелуями, мои губы пылали от прикосновения его губ. И поначалу я даже не могла отвечать на них. Все мои силы ушли на то, чтобы хоть немного овладеть собой, прочувствовать и принять то, что происходит со мной. Я принимала его, впитывала исходящую от него страсть, нежность. Я пила ее, словно волшебный нектар, словно терпкое вино. И никак не могла напиться. Наконец, я смогла ответить на его порыв. Я обнимала его тело, такое сильное и гибкое, я сжимала его изо всех сил. Я отвечала на его поцелуи, и на этот раз они не были крадеными, а самыми настоящими. На миг мне показалось, что скрипнула дверь комнаты. Мы оба замерли, с трудом сдерживая прерывистое дыхание. Прислушались. Но слава богу, никто не вышел. По-прежнему было тихо и темно. Даже этот эпизод не отрезвил нас. А ведь это было очень неосторожно — предаваться страсти, рискуя в любой момент быть застигнутыми нашими супругами. Надеюсь, они мирно и крепко спят и видят сны. Но даже этот риск лишь подогревал нас, придавал особую остроту нашим чувствам.