Утоли мои печали - Алюшина Татьяна

Григорий даже очки снял, чтобы рассмотреть хоть что-то – ни фига не увидел, но смог сориентироваться более точно.

И в этот момент он почувствовал, как его сильно дернули за веревку, привязанную на талии. Какого?! – возмутился новоявленный полярник. Что, ждать устали, дергают они!!

Веревку снова дернули, гораздо сильнее, так что Григорий повалился на снег. Вершинин тут же поднялся и со злостью сильно дернул веревку в свою очередь, ответного дерганья не последовало, и он продолжил спасательную операцию.

На Бакланова Григорий наткнулся, можно сказать, чудом, споткнувшись об него. Тот был без сознания. Опустившись в снег на колени возле главы экспедиции, Вершинин с обмиранием сердца понял, что дела у них шваховые! У Игоря оказался открытый перелом правой ноги, и хоть бедро и было перетянуто ремнем, как жгутом, кровью уже пропиталась вся штанина ниже колена. Вторая нога, судя по всему, тоже была поломана. Тащить его в таком состоянии, в такую погоду убийственно.

И что делать?

И в момент непростого размышления снова резко дернули за веревку, да так, что Григорий плюхнулся на задницу от силы рывка.

Да какого хрена?!!

Он поднялся на ноги. Они что, идут за ним, что ли? – мелькнула у него шальная мысль, и Вершинин сделал глупость, которая, по сути, спасла им с Игорем жизни – он пошел назад по веревке, думая, что идет навстречу коллегам, которые решили пойти за ним следом.

Ну, для чего-то же они его дергали, да еще с такой силой?

Не станцию же у них, на самом деле, ветром снесло!

Он успел отойти от Игоря буквально метров десять, когда из снежно-вихревого месива прямо перед ним высунулась морда белого медведя!! На медведе виднелась навитая веревка – зверь запутался в ней, вот так и дергало.

На несколько секунд медведь и человек замерли, совершенно охренев от такой встречи «в верхах», первым в себя пришел медведь, раззявил пасть, оскалился и заревел, обдавая Григория смрадным запахом из утробы.

– А-а-а-а!!! – в ответ дико заорал Вершинин и, сдирая варежки, суетливо дрожащей рукой пытался попасть в карман и матерился до самого бога.

Он вообще не помнил, как сообразил, что надо сделать!! На подсознании механизм какой-то сработал!!

Но сделал единственно возможное! И успел! Успел выхватить из кармана фаер и дрожащими, ставшими вмиг непослушными пальцами выковырнул нитку запала, дернул со всей дури и сунул почти в медвежью морду! Тот оглушительно взревел, перекрывая даже вой бури, закрутил по-дурному башкой, а Вершинин, увязая в снегу, побежал назад.

Откуда у него взялись силы и, главное, как он умудрялся что-то соображать, он и понятия не имел. Но практически одним броском закинул бесчувственного Игоря на плечо и рванул к пристани. Оскальзываясь на обледенелых бревнах, он бежал к еле различимой в бурановом месиве лодке, засыпанной снегом. Одной рукой прижимая к плечу Бакланова, в другой продолжая судорожно сжимать горевший фаер…

И в тот момент, когда Григорий практически добежал, медведь понял, что добыча ускользает, по всей видимости сильно осерчал и бросился за ними! Григорий успел перекинуть Игоря в лодку без всякой осторожности – не до нее сейчас!

Он развернулся к несущемуся на него полутонному убийце и, прицелившись, насколько это было возможно – без очков, которые потерял при встрече с белым «другом», слезящимися от рези глазами, в мощных порывах ветра, – швырнул фаером! И, не глядя на результат, прыгнул в лодку, забыв обо всем на свете, но именно в этот момент его со всей дури рвануло назад за веревку.

Вершинин рухнул на деревянный настил, почувствовав, как из легких выколотило ударом воздух, увидел прямо перед собой деревянный столбик, на который крепилась лодка канатом, завязанным особым морским узлом.

Твою ж мать!! Про канат и про веревку, удерживающую его самого, он забыл.

Григорий протянул руку, дернул за петлю каната, и тот, развязавшись, как бы нехотя стал сползать с причала в море.

Вершинин перевернулся на спину, непослушными пальцами разлепил клапан кармана на груди, вытащил перочинный нож и, ломая ногти, открыл лезвие…

Позади ревел зверь, и Григорий почувствовал, как под тушей медведя прогнулся настил. Вершинин вскочил на четвереньки, буквально доскакал, как полярный олень, до уже медленно отплывавшей лодки и кинулся в нее рыбкой с причала, упал, сильно стукнувшись ребрами о бортик, оказавшись туловищем в лодке, а ногами ухнув в воду, и в такой позе принялся судорожно заводить мотор, дергая изо всех невозможных сил за шнур завода.

И произошло очередное чудо – движок завелся с первого же рывка, Григорий ухватился за ручку двигателя, крутнул и чуть не оказался в воде, все еще привязанный к медведю, запутавшемуся в веревке.

– А-а-а-а-!! – орал он, перерезая веревку лезвием ножа в замерзших, совсем переставших гнуться пальцах, и кричал: – Сволочь!!

И одновременно случились два события – он таки разрезал веревку, а медведь прыгнул за ним в лодку, которая успела отойти на несколько метров. Григорий почувствовал удар по ноге, но крутнул ручку, в которую вцепился мертвой хваткой, прибавляя еще оборотов. Лодка послушно запрыгала по волнам, удаляясь от медведя, попытавшегося плыть за ними, но задержанного все той же веревкой. Вершинин сбросил обороты и неуклюже, коряво, раскорячкой какой-то залез в лодку.

Как он в снежном месиве умудрился найти причал возле станции, он не понимал толком – вроде как через бесноватость вьюги мелькнуло что-то, как огонек в окне, вот на него и правил. И уперся носом лодки не в сам мостик, а в берег возле него.

Ну а уж как доставал, взваливал на себя и тащил по склону к станции все так же бесчувственного Бакланова, этого Вершинин уже совсем не помнил, словно в полубеспамятстве находился.

Ввалился со своей ношей на станцию и только там обнаружил, что медведь его все же достал – штаны от середины бедра правой ноги были порезаны на лоскуты, как ножом, и кондовая, дубленая кожа на берце располосована на три куска. Каким-то чудом нога сильно не пострадала, лишь истекали кровью три глубоких борозды на бедре, пройдя через колено одной полосой и продолжаясь на голени двумя. Их даже зашивать в больнице не стали, сказали: сами заживут, вот и зажили, оставшись на всю жизнь памятью о том, как сказочно, мистически ему повезло – чуть-чуть бы глубже вонзились медвежьи когти, и трындец Грише Вершинину – артерия прямо под разрезом находилась, нога в клочья и истек бы кровью. Повезло.

Бакланов же был плох, какую могли помощь они ему оказали, благо Федин имел начальное медицинское образование. Но требовалась экстренная эвакуация – ну, с этим все понятно – до нормализации погоды. Но случилась и еще одна напасть!