Лисий капкан - Елена Попова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Какой диагноз? – прошептала я.
– Черепно-мозговая травма, перелом руки, сломаны два ребра. Вчера сделали трепанацию… – Она вдохнула воздуха, а на выдохе разрыдалась на весь тихий двор. – Это ведь из-за меня всё! Из-за меня его сбили!
– Тише, тише… – Я обняла дрожащую женщину, а она продолжала плакать в мое плечо и винить себя.
– Во всем виновато мое сердце.
– Сердце? – переспросила я.
– Несколько лет назад у меня обнаружили редкое наследственное заболевание – синдром Бругада. Однажды я едва не умерла на глазах Егора. После приступа он настоял, чтобы я оставила работу. Он учился, таксовал, подрабатывал охранником в ночных клубах, чтобы зарабатывать на лекарства и скопить денег на операцию, которую порекомендовали врачи. А потом он начал приходить побитый… Долго не сознавался в чем дело, но копилка начала быстро заполняться купюрами. Потом все-таки сознался, что участвует в этих боях без правил за деньги, но завяжет с ними, как только накопит полную сумму на операцию. Почти накопил, – расплакалась женщина. – И себя загубил.
Я плакала вместе с ней. Что я наделала? А он еще разорял свою копилку на дорогого щенка лабрадора, на серьги и другие подарки для меня.
– Ой-ой, – резко приложив руку к груди, застонала мама Сокола, – что-то мне как-то… – И я едва успела ее подхватить.
– Тетя Оля, вы слышите меня? – Я наклонилась к ее лицу. – Очнитесь! Что с вами? Помогите! Кто-нибудь! Вызовите скорую! – Я кричала на весь двор, держа ее как тряпичную куклу. К нам подбежал мужчина, сел на бордюр, переложил ее к себе на руки, и закричал: «Скорее всего, инфаркт! Звони в скорую!»
Машина реанимации была во дворе через десять минут. Я передала тетю Олю в руки врачей, спросила, в какую больницу ее повезут, завела домой Фараона, прыгнула в свою машину и поехала в больницу.
Глава 41
Просидела в больничном коридоре до пяти утра. Дождалась врача, который обследовал мать Егора, и он рассказал, что Ольга Григорьевна пришла в себя. Я подробно расспросила его о синдроме Бругада и операции, которая сможет помочь. Врач сказал, что если не установить кардиовертер-дефибриллятор, то девяносто процентов из ста, что она может умереть внезапно.
И впервые за долгие годы работы моего отца кардиохирургом я обратилась к нему с просьбой.
– Пап, прости, что звоню в пять утра, но я не могу ждать. Дело очень важное. Нужна твоя помощь!
Мы долго разговаривали, а через четыре дня, когда состояние тети Оли улучшилось, отец прислал за ней машину с медиком. В Ярославле ее разместили в одной из наших клиник, провели обследования, взяли необходимые анализы и назначили дату операции.
* * *
– Спасибо мам! Думаю, через пару дней хандра отступит.
– Ой, что-то мне совсем не нравится твой голос, дорогая! Может, нам с папой все-таки приехать?
– Нет-нет, температура спала, горло уже не такое красное. Да и папе скоро проводить сложную операцию.
– Кстати, ты так толком и не рассказала, кто эта женщина. Твоя соседка?
– Это мама моего… м-моего…
– Молодого человека?
– Угу…
– Ты ничего о нем не рассказывала! – И в этот момент по второй линии зазвонил неизвестный номер.
– Мы только начали встречаться.
– Он из твоей группы?
– Нет, он с четвертого курса, – ответила я, глядя на экран: кому так приспичило со мной поговорить? Неизвестный так и продолжал трезвонить.
– Мам, мне звонят, извини.
– Конечно, Мирочка. Лечись!
Мама скинула, а я так и не успела ответить на звонок. Интересно, кто это мог быть? Мне редко поступают звонки с неизвестных номеров. В основном звонят из фармацевтических компаний, предлагают ознакомиться с их ценами на препараты. Но они это делают в дневное время, а не в восемь вечера.
Я всё держала палец над кнопкой вызова и не решалась набрать номер, предчувствуя что-то неладное.
Телефон завибрировал, и на дисплее снова высветился тот же номер. Я нажала на зеленую трубку.
– Алло!
– Коваленко Эля?
– Да, здравствуйте!
– Следователь Волков! – И мое сердце грохнулось в пятки. – Завтра в одиннадцать часов вам нужно приехать на допрос по делу Егора Соколова.
– Мне? Зачем? Я же с ним мало была знако…
– Адрес запишите! – перебил он и продиктовал улицу, номер дома и кабинет. – Если не явитесь, вызовем повесткой! – строго добавил и скинул.
– Боже… – прошептала я. Телефон выскользнул из рук и упал на ламинат. – Фараош… – Я подняла к себе на колени собаку. – Кажется, я попала, дружок.
Глава 42
Этой ночью я не сомкнула глаз. В голову лезли жуткие картинки, как меня прямо из следственного отдела уводят в наручниках. Как отец Сокола кричит мне в лицо: «Я засажу тебя до конца твоей жизни!», как мать Сокола кидается на меня, крича: «Что ты сделала с моим сыном?», как я стою в зале суда перед кучей наших общих знакомых и сначала рассказываю детали того вечера на озере, а потом еще одного вечера, на том же озере, спустя почти четыре года. Затем судья стучит своим молотком и произносит: «Пять лет колонии строгого режима!»
Мама тонет в слезах, отец еле-еле держится, Макс кричит, что убьет тех, кто был на озере четыре года назад… Но мне всё еще важно одно: кто из Соколовых был тогда на озере? И как я буду смотреть в глаза Егору? Презрительно? Виновато? Если, конечно, он выкарабкается к тому времени и тоже будет в суде.
Без двадцати восемь позвонила Ритка.
– Эй, Коваленко! Ты чего не звонишь?
– Зачем? – спросила я, надевая спортивки.
– Как это? Ты разве за мной не заедешь? Или до сих пор температуришь?
– Не заеду, Рит, – вздохнула я, включила громкую связь и положила телефон на диван, чтобы надеть толстовку. – Мне нужно кое-куда съездить.
– Нормально! Детка, у нас сессия на носу! Про тебя и так преподы постоянно спрашивают!
– Тогда передавай им от меня привет! Пламенный! – гаркнула я.
– Ты чего это, Элич? Что хоть случилось-то?
– Скоро узнаешь. Скоро все узнаете…
– Ну, блин, заинтриговала… Ладно, не лезу в твои дела. А у меня, кстати, есть новость хорошая! Погоди, сейчас дверь запру и расскажу.
Послышался хлопок двери, скрежет замка, затем какое-то шебуршание, и Ритка радостно заявила:
– Короче, Сокол оклемался! – И я упала на диван. – Мы сегодня всю ночь не спали, переписывались в нашей беседке. Все так радовались за него. Вот не зря мы за него свечки ставили, правда? Эля, ау? Ты слышишь?
– А… да…