Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга III - Кондратий Биркин

— Это не так легко, государь мой!

— Для графа ничего нет невозможного.

Дня через два жена трактирщика сообщила своей соседке о скормом прибытии в Потсдам какого-то знаменитого графа Каэтани, с которым дружны короли и государи всего света. Стараниями кумушек-вестовщиц эта молва разнеслась по всему городу. Одни недоумевали, другие смеялись, третьи верили. Начальник гарнизона, полковник, сподвижник покойного Фридриха Вильгельма под Фербелином, нахмурил брови и проворчал:

— Не мешало бы унять дерзкого враля!

Дня через два Антонио Беллуна был приглашен к полковнику, у которого он встретил и бургомистра города Потсдама.

— По долгу службы, — начал последний, устремляя на Антонио испытывающий взгляд, — мы обязаны наблюдать за спокойствием города во всех тех случаях, когда оно нарушается вздорными и нелепыми слухами, Бог весть с какой целью распространяемыми.

— Я вас не понимаю! — спокойно отвечал Антонио.

— Позвольте узнать, с какими умыслами вы пускаете в ход…

— Нелепые сказки, — подхватил полковник.

— Какие сказки?

— Про вашего господина графа. Как вы смеете говорить, что его светлость, наш всемилостивейший курфюрст удостоит его своей благосклонностью?

— Если он «всемилостивейший», почему же ему и не удостоить графа своим вниманием? Он покровитель ученых, благодетель своих подданных…

— Это мы очень хорошо знаем, — перебил полковник, — но чем ваш граф может заслужить его милость? Ученых у нас и своих довольно. Два года тому назад целую академию основали…

— А четыре года назад, — перебил бургомистр, — в Галле основали университет!

— Все это доказывает только, что его светлость любит науки и ученых.

— Мы отклонились от главного предмета нашего разговора, — сказал полковник. — Мы пригласили вас сюда не для похвал его светлости, который в них не нуждается, а затем, чтобы попросить вас сказок не рассказывать. Какую шубу московский царь вашему графу подарил?

— Не царь московский, а император китайский. Это правда.

— И что у графа целые мешки бриллиантов?

— Это вздор. О мешках с бриллиантами я не говорил, а что у графини бриллиантов наберется на несколько сот тысяч — это верно!

Полковник и бургомистр переглянулись.

— Так у вашего графа свои золотые рудники?

— Именно.

— Далеко? В Китае, в Индии или в Америке?

— Нет, у него в кармане.

— А-а, — усмехнулся бургомистр, — он обладает кошельком Фортуната… философским камнем, может быть?

Антонио утвердительно кивнул головой.

— Чтобы вы удостоверились в истине моих слов, — сказал он, вынимая из кармана коробочку из слоновой кости, — позвольте подарить вам, от имени его сиятельства, два кусочка этого металла.

И Антонио положил на стол два кусочка золота величиной в маковую головку. Бургомистр и полковник, под обаянием притягательной силы золота, бросились к столу.

— Золото?! — воскликнули они.

— Нет, медь! — презрительно улыбнулся Антонио. — Покажите золотых дел мастеру, что он вам скажет? Потрудитесь послать за ним сейчас же!

На лицах полковника и бургомистра выразились и удивление, и ласка, и радость.

— Слыхал я об адептах, — сказал полковник, — но признаюсь, не верил в возможность делать золото! Будь сказано не в обиду вашему графу, но все алхимики до сих пор оказывались пройдохами и обманщиками!

— Извините, не все. Пятнадцать лет тому назад Сендивогий в присутствии императора Фердинанда III превратил в золото несколько фунтов свинца…

— А Швецер обманул саксонского курфюрста.

— Мало ли было обманщиков! Но этих огнепачкателей не следует смешивать с настоящими адептами. Одно дело — золото, другое— томпак. Бывали, например, штукари, чеканившие из золота монеты клеймом медных монет, потом закрашивали их под цвет меди и, опуская в кислоту, будто бы превращали их в золото… тоже делали и с гвоздями, и с свинцовыми пулями, но это мошенничество, и за подобные штуки следовало бы таких штукарей на виселицу…

Явился ювелир. Не говоря ему, что перед ним куски искусственного золота, полковник попросил испытать подаренные ему и бургомистру куски металла. Ювелир, свесив их, попробовал па камне и крепкой водкой и произнес:

— Чистейшее золото! В обоих кусках 18 1/2 унции, стоимостью до 140 талеров… Если вам угодно продать их мне, я сию минуту отсчитаю вам эту сумму…

— Нет, нет! — воскликнули бургомистр и полковник, хватаясь за куски.

— Позвольте подарить вам небольшую крупинку! — любезно сказал Антонио, подавая ювелиру кусок золота с горошину величиной.

Ювелир, рассыпаясь в благодарностях, обомлел от восторга и по знаку бургомистра вышел.

— Прекрасно! — сказал полковник. — За подарок благодарим, но чем вы можете доказать, что это золото работы вашего графа?

— Еще проще, — язвительно возразил Антонио, — скажите, чтобы я сказал вам, из какого металла оно добыто и какие составы входят в приготовление философского камня… Вы уже слишком многого хотите!

Полковник покраснел.

— Виноват… — пробормотал он, — но сомневаться извинительно, когда речь идет о чудесах…

— Чудес тут никаких нет, я только хотел доказать вам, что шарлатанством и истинным адептом такая же разница, как между артистом и ярмарочным фигляром. Вы убедились?

— Убедились, что вы дали нам по кусочку золота…

— Сделанного графом Каэтани. Затем можете, когда он сюда придет, и лично с ним познакомиться.

— Скоро он намерен приехать?

— Недели через две. По его поручению я приискиваю ему квартиру.

— Если его сиятельству угодно сделать мне честь, — сказал бургомистр, — я с радостью предложу ему помещение у меня в доме.

— А я, — сказал полковник, — готов вам содействовать в доставлении его сиятельству всевозможных удобств.

— Весьма вам благодарен, господа! — покровительственным тоном отвечал Антонио.

Когда он уходил, полковник и бургомистр проводили его до сеней, напрашиваясь на продолжение приятного знакомства.

Прошло три недели.

В Берлине у профессора химии Галле сидело в гостях несколько ученых собратьев и вели шумную, оживленную беседу. Речь шла об алхимии, по поводу письма, полученного из Потсдама одним из собеседников и извещавшего о прибытии в этот город графа Каэтани. Народ толпился на улицах (писал очевидец) и приветствовал графа восторженными кликами.

— Шарлатан! Скоморох, — говорил доктор Вагнер.

— А если?.. — перебил его адъюнкт Герман.

— Никакого если быть не может! Вздор, обман, плутни.