Государь (СИ) - Алексей Иванович Кулаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В Анастасовой обители… Когда еще мальцом был… Послушник Ефрем.
После каждого нового признания знахарь невольно утыкался глазом в верхушку креста, опасаясь новой волны жгучей боли.
— Христиан отвращал от веры православной?
— Нет!
— Кудесничал?
— Нет, царевич-батюшка.
— А воевода пишет, что да. Получается, нарочно на тебя кривду возводит? Чем же ты его так разозлил?..
Попытавшись немного разжать пальцы, горбун тут же ощутил болезненно-сильную хватку родовитого недоросля: хоть и юн был Максим Скуратов-Бельский, но воинскими упражнениями не пренебрегал. Собственно, как уговорил года четыре назад его дружок-царевич своего дядьку-пестуна принять еще одного ученика, так ни одного занятия не пропустил — так что и сила в его деснице была уже почти взрослая, и характерные мозоли от сабельной рукояти вполне ощущались. Как и холодная угроза в темно-карих глазах.
— Так это… Когда в Балахне начали строить государев Хлебный амбар, он свою землю под это устроение отдал. Перед тем как начинать, старшина артельный меня с лозой пустил; плохая там земля под каменное устроение оказалась. Воевода же нашего старшину не послушал, а потом, когда зерно стало сыреть и портиться, нас же и завиноватил! Как будто я порчу навел!.. На хлебушек!!! Недавно один из углов амбара вовсе на аршин в землю ушел, и восходняя стена завалилась мало что не полностью: сразу же и виноватых стали искать…
Задумчиво поигравшись с оголовьем трости, царевич Иоанн перекинул ее в левую руку и благодушно «удивился»:
— Какой воевода молодец, своего имения не жалеет на благо общее!..
Ткнув пальцем в сторону тут же встрепенувшегося писца, синеглазый судия повелел:
— Отправить в Балахну дьяка приказа Большой казны, проверить денежную роспись на устроение и содержание государева Хлебного амбара: и наособицу, кому и сколько заплатили за землю, на которой его возвели.
Немного помолчав, царевич Иоанн вдруг задал странный вопрос:
— Что для тебя лечение хворей: любимое дело, или ремесло?
Осторожно вздохнув и пожав костистыми из-за долгого недоедания плечами, Жданко честно признался:
— Мое это, царевич-батюшка. Я пока с артелью ходил, много разных умений перенял, и с того мог бы жить гораздо сытнее — но вот… Не отпускают меня травы.
— И книги, да?
Видя, как замешкался с ответом знахарь, судья махнул рукой, отзывая Горяина — который бережно перехватил и уложил на загодя приготовленный платок свою драгоценную ношу.
— Покажи руку.
Пока обвиняемый поскрипывал извилинами, правый кат ухватился за его запястье и распрямил заскорузлую от въевшейся грязи ладонь так, чтобы все присутствующие убедились в ее целости и сохранности.
— Теперь ты, монах: как зовут?
Обличитель, подпертый сзади послушником своей обители и парой равнодушных к его сану дознавателей, настороженно представился:
— Инок Покровской обители Илинарх.
— Бери крест и ответствуй на два простых вопроса; а затем я оглашу свой приговор.
Просто так взять чудотворную реликвию было никак невозможно, поэтому чернец для начала наложил на себя крестное знамение и почтительно приложился губами к крупному темному сапфиру в центре украшения-символа. Лишь после этого он принял обеими руками наперсный крест, с превеликим почтением огладив следы неумолимого времени в виде едва заметных царапинок на золоте и сколов на старинной полировке вделанных в оправы самоцветов.
— Готов, честной отец?
Вновь приложившись к зримому символу веры, схимник подтвердил:
— С Божией помощью!
— Вот и славно. Указом отца моего, Великого государя, царя и великого князя Иоанна Васильевича всея Руссии, и постановлением Стоглавого собора, духовным властям запрещено пытать и держать в узилищах любых подданных Дома Рюрика. Ответствуй мне пред свидетелями: был ли в твоей обители знахарь Жданка пытан водой, голодом или побоями?
— Нет! Ибо сказа-а-а!?!
Дернувшись всем телом и издав невнятный вопль, инок отбросил прочь фамильную реликвию царской семьи. Пока юный Скуратов-Бельский, пав коленом на кирпичный пол, торопливо поднимал и обтирал от грязи наперсный крест царевича Иоанна, тот не без успеха изобразил гнев:
— Как смеешь ты бросать под ноги символ веры нашей⁈
Понятливые дознаватели тут же подхватили под локти подергивающегося монаха, вздернув-выпрямив его так, что Илинарх фактически повис перед родовитым недорослем в воздухе: тот же, на два раза пройдясь по кресту чистым платком, вложил его в правую руку недавнего обличителя и прижал поверху своей ладонью.
— Вопрос прозвучал: ответствуй, иноче. Ну?!?
Что дознаватели, что Горяин держали крепко и цепко, поэтому монах предпочел просто зашептать молитву — не увидев нехорошей усмешки на лице семнадцатилетнего судьи.
— Молчание твое толкую как признание вины Покровской обители, о коей непременно извещу и отца с братом, и владыку Филиппа. А теперь второй вопрос… Хм. Как звать тебя, честной отец?
Сутулый знаток разрешенных и отреченных рукописей с готовностью сделал шаг вперед:
— Леванидом наречен, царевич-батюшка!
— Не напомнишь ли ты нам, что гласит двадцать третья глава Второзакония?
На несколько мгновений задумавшись, схимник понятливо уточнил:
— Стих девятнадцатый?
Благожелательно кивнув, судия подтвердил:
— Верно.
— «Не отдавай в рост брату твоему ни серебра, ни хлеба, ни чего либо иного, что можно отдавать в рост».
Покосившись на так и висящего в воздухе бледного Илинарха, инок Леванид самостоятельно добавил:
— Тако же и Евангелие от апостола Луки учит нас: «Но вы любите врагов своих, благотворите, и взаймы давайте, не ожидания ничего; и будет вам награда великая, и будете сынами Всевышнего; ибо благ Он и к неблагодарным, и к злым».
Внимательно оглядев представителя Свияжской епархии, Иоанн Иоанович вновь ему благожелательно кивнул, давая понять, что его понятливость и беспристрастное служение правосудию замечено.
— Ответствуй, иноче Илинарх: обитель твоя дает кому-либо зерно, серебро либо иное имущество в долг под загодя оговоренную лихву, нарушая тем самым каноны веры?
Чернец начал молча дергаться в руках катов. Отвечать он не желал (не на ТАКОЙ вопрос!), но и терпеть боль от жгущего руку креста тоже было… Пока возможно, но надолго ли это?
— И опять твое молчание красноречивее иных слов. Довольно с него, Горяин!
Старший сын верного пса царского тут же выдернул из чужих пальцев чудотворный наперсный крест, окунув его в поднесенный ковш с водой. Вытянул из рукава кафтана уже знакомый платок, насухо обтер реликвию и с поклоном вернул владельцу.
— Покажи нам всем свою ладонь, поп.
Не дожидаясь реакции плохо соображающего инока Илинарха, дознаватель самостоятельно разогнул его пальцы и задрал ладонь повыше, дабы все могли увидеть багровый ожог в форме креста.
— Слова твои суть ложь, и вера
