Двор халифов - Хью Кеннеди

сбежал. Пытаясь спастись, начальник полиции добежал до двери, которую вчера сам же приказал заложить кирпичом; тут его схватили и убили. Солдаты утащили тело к Тигру и прибили на деревянный щит, который пустили по течению.

Теперь солдаты начали открыто призывать к возвращению старого халифа, Муктадира. Визирь с управляющим не стали терять время и ретировались, оставив несчастного Кахира фактически в одиночестве. Тем временем дворцовые слуги, которые были в основном евнухами или фаворитами Муктадира, заперли ворота.

Жалкий и брошенный всеми Кахир обратился к единственному из своих сторонников, который оставался с ним, Абу’ль-Хайдже Хамданиду. В отличие от большинства придворных и военных, Абу’ль-Хайджа был арабом, бедуином из древнего и знатного племени Таглиб. Когда он готов был присоединиться к всеобщему бегству, Кахир вцепился в него и взмолился:

— Абу’ль-Хайджа, ты собираешься бросить меня?

Как говорит хроникер, в Абу’ль-Хайдже проснулась гордость, и бедуинский вождь не смог оставить человека, молившего о защите.

— Нет, именем Аллаха! Я никогда не оставлю тебя! — ответил он и вернулся.

Абу’ль-Хайдже с Кахиром необходимо было спасаться из дворца, полного теперь врагов или вероломных слуг. Если бы они пробрались в город, то могли бы спрятаться там или же покинуть столицу и присоединиться к племени Абу’ль-Хайджи на свободных равнинах Джазиры. Они попытались открыть дверь комнаты и обнаружили, что она заперта. Затем они услышали крики, С ними все еще оставался один ил старших слуг, Фанк по прозвищу Круглолицый. Он послал человека выяснить, что там за шум. Человек вернулся и сказал, что убит Абу’ль-Хайджа. Круглолицый велел как следует подумать, что он говорит, и трижды повторите, сказанное, а потом буркнул: «Абу’ль-Хайджа тут, дурак!» Тогда посланный сказал, что ошибся — убили Назука, начальника полиции.

Смерть Назука означала, что надежды спастись из дворца не осталось. От возможности бежать зависели жизни мятежников. Абу’ль-Хайджа потребовал, чтобы Круглолицый открыл дверь, которая вела к речному берегу, но верность того явно поколебалась: он ответил, что за этой дверью расположено еще множество дверей, и это беглецам не поможет. Но потом Фанк все-таки открыл дверь. Когда двое мятежников вышли наружу, то обнаружили себя на плицах водяного колеса, которое поднимало воду реки во дворцы. Держась за руки, они взобрались по плицам вверх. То, что они увидели, подтвердило их наихудшие опасения: насколько видел глаз, вверх и вниз по берегу, а также перед ворогами дворца толпились враждебно настроенные солдаты.

Кахир начал спускаться, и Абу’ль-Хайджа подбадривал его. «Иди, мой господин, — говорил он, — клянусь могилой [моего предка] Хамдана, я не оставлю тебя, пока жив!» Они спешно пересекли пустынный теперь Райский Дворец, в котором двенадцать лет назад византийские посланники были так поражены обилием ковров и вооружения, и вышли на открытую площадь. Туг они встретили раба, сидящего верхом на лошади. Абу’ль-Хайджа спросил, откуда тот приехал, на что человек ответил, что он прибыл через Нубийские ворота. Абу’ль-Хайджа понял, что это может оказаться путем к спасению. Он взял у раба лошадь и, сняв черные придворные одежды, переоделся в грубую шерстяную джуббу невольника. Он велел Кахиру ждать его и исчез.

Вскоре бедуин вернулся, однако новости оказались недобрыми. Он рассказал Кахиру, что добрался до Нубийских ворот и попросил хранителя ворот Джафара открыть их. Джафар ответил, что не может — сюда только что принесли голову несчастного Назука, а рядом собрались толпы солдат, пришедших поглазеть на нее. Им придется поискать другой путь из дворца.

Дворец, который казался таким впечатляющим и богатым византийским посланникам, стал для Абу’ль-Хайджя смертельным лабиринтом узких коридоров, запертых дверей и неверных слуг. Беглецы двинулись назад через Райский Дворец и другие дворы, пока не дошли до Дома Лимона. Здесь Круглолицый показал свое истинное лицо — он вдруг бросился назад и приказал нескольким слугам, которые еще оставались с ними: «Вперед и покончите с врагом вашего хозяина [Муктадира]!». Слуг было примерно десять человек, они имели луки и дубинки. Когда Абу’ль-Хайджа увидел опасность, он вытащил меч, обернул вокруг руки шерстяную джуббу вместо щита и атаковал. Слуги в ужасе разбежались, некоторые из них попадали в бассейн. Затем бедуин отступил в Тиковую Комнату в саду Дома Лимона. Слуги выбрались из бассейна, но Абу’ль-Хайджа снова атаковал их, и они отступили к двери в углу двора, попытавшись удрать через нее. Когда слуги открыли дверь, то обнаружили за ней пехотного офицера с луком и стрелами, а также двух чернокожих рабов, вооруженных мечами и щитами.

— Где он? — спросил офицер.

— В Тиковой Комнате, — ответили они.

— Идите и сделайте так, чтобы он вышел.

Слуги вернулись и стали оскорблять Абу’ль-Хайджу. Тот отреагировал, как они и рассчитывали. Он атаковал «как разъяренный верблюд», выкрикнув традиционный клич бедуинов, сражающихся с врагом, а затем возопил: «О, племя Таглнба, неужели я буду убит среди стен?» — то есть как житель города, а не в открытой пустыне, подобно настоящему бедуину. Офицер пустил в Абу’ль-Хайджу стрелу, которая вошла как раз под сосок, затем другую, которая попала в горло, и наконец третью. На этот раз рука стрелка дрогнула, и третья стрела попала в бедро. Абу’ль-Хайджа вырвал ее и разломал. Затем он вытащил стрелу из груди и попытался бежать, но вскоре силы покинули его. Один из чернокожих рабов подошел и отрезал ему правую руку, которая держала стрелу, а другой раб от резал голову. Затем один из евнухов схватил голову и убежал с нею — вероятно, чтобы получить награду.

Тем временем сторонники Муктадира на плечах принесли халифа с баржи на ступени Двора Девяностолетия, где так недавно пытался короноваться Кахир. Когда монарх прибыл, то первым же делом задал вопрос: что случилось с Абу’ль-Хайджой. Он послал за новостями служанку Зендан, чье жилище, как всегда, оказалось оазисом спокойствия в гуще всех описанных выше беспорядков. Зендан выяснила, что бедуин был в Доме Лимона. Муктадир немедленно попросил чернила и бумагу и собственноручно написал амнистию Абу’ль-Хайдже. Он вручил ее одному из евнухов, приказав поторопиться, или будет слишком поздно.

Но уже было поздно. Когда появился евнух, несший голову бедуина, Муктадир потребовал сообщить, кто его убил. Один из офицеров сделал евнуху знак хранить молчание и сказал, что бедуина атаковала смешанная группа. Евнуху, который надеялся на щедрое вознаграждение, повезло — он ушел живым. Муктадир помнил доброту Абу’ль-Хайджи к нему в недавнем прошлом и поддержку, которую получал от его семьи. Не было сомнений в искренности его горя — в течение нескольких последующих трудных лет Муктадир часто жаловался на потерю такого верного слуги халифов. Это продолжалось до тех пор, пока на поле сражения