Двор халифов - Хью Кеннеди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подобно Шехерезаде из «Тысячи и одной ночи», поэт понял, что только красочный рассказ может спасти его жизнь. Он поведал, что с ним приключилась самая удивительная сказка, и попросил разрешения ее рассказать. Халиф, конечно, согласился — заявив, что если история действительно интересная, то, может быть, он и пощадит поэта. Когда Ибрахим закончил, халиф немного помолчал, а зятем произнес: «Эго удивительно! А можешь привести меня к тому месту?» — и когда Ибрахим ответил, что может, Гарун расслабился и пригласил его сесть и выпить.
На следующий день он вернулся на старое место, как и договорились; корзина и девушка-рабыня была там же. Снова Ибрахима тянули наверх, девушки обрадовались, увидев его, и поблагодарили Аллаха за его спасение. Поэт провел там ночь, а покидая девушек, сказал что у него есть брат, к которому он очень привязан: нельзя ли привести его и познакомить с ними? Они ответили, что рады будут его видеть. Он договорился о свидании на следующий день, и, явившись к Гаруну, рассказал обо всем.
Когда подошло время, Ибрахим и Гарун отправились вместе, предварительно переодевшись. Они подошли к дворцу, вошли в корзину, но, как позднее рассказывал Ибрахим, «Аллах послал мне предупреждение». Поэт велел девушкам оставаться за занавеской и не дать его спутнику услышать от них ни слова, пока он не даст сигнал, если будет уверен, что выбранные ими песни и стихи вполне приличны. Они согласились и не выходили из-за укрытия. Гарун и Ибрахим много выпили. Гарун приказал Ибрахиму не обращаться к нему по титулу, но когда Ибрахим принял сверх меры, то сказал по ошибке: «О, повелитель правоверных…» Тут девушки подскочили за занавеской и мгновенно исчезли. Тогда Гарун повернулся к поэту и произнес: «Ты избежал ужасной судьбы. Если бы хоть одна из них показалась тебе, я отрезал бы тебе голову! Пошли!»
Выяснилось, что девушки принадлежали ему, и что он рассердился на них и запер их в помещении, на крыше которого все и происходило. На следующий день халиф послал евнухов, которые вернули девушек назад в его дворец. Поэту выдали 100 000 дирхемов, а девушки позднее прислали подарки с заверениями благодарности.
Не стоит верить этой истории, которая вполне может быть старинной народной сказкой, переработанной в современном стиле, но вполне понятно, что она исторически интересна и является живой иллюстрацией существовавшего в багдадских литературных кругах представления о гареме халифа. Рассказ восходит к некоему Ахмеду ибн Аби Тахиру — авторитету в области истории литературы и анекдотов, который умер в 893 году. Поэтому он относится к периоду, наступившему спустя полвека после смерти халифа, и показывает, как развился мифический образ легендарного халифа и его гарема. Таинственный дворец, самоуверенные и нахальные девчонки, отнюдь не стесненные своим пленением, ревнивый халиф и умный, быстро соображающий поэт, легко нарушающий социальные нормы своего времени — все это явно плод литературной фантазии.
Трудно сказать, основан ли рассказ на каких-то реалиях правления Гаруна или он отсылает к реалиям времени, в котором жил его автор, — но ясно, что к середине девятого века гарем халифа был изолированным миром, в котором могло случиться что угодно, а удовольствие и опасность вполне сосуществовали во времени и пространстве.
Женщины правящей семьи не всегда пребывали в изоляции от дворца халифа и светского общества. В восьмом и в начале девятого века известные при дворе дамы имели в Багдаде собственные дворцы. Хайзуран владела в Багдаде дворцом, который позднее стал принадлежать военачальнику Ашинасу — это говорит о независимости данного жилища, которое явно не являлось частью дворца халифа. Дочь Мансура Асма имела дворец на восточном берегу рядом с дворцом сына Махди Убейд Аллаха{320}. В следующем поколении любимая дочь Махди Банука имела дворец с землями, а рядом располагался дворец ее сестры Аббасы{321}. которая, по слухам, позднее завела скандальные отношения с Джафаром Бармакидом. Зубейда во время правления своего сына Амина построила дворец на землях западного берега, которые ранее принадлежали одному из Бармакидов. Ее кузина, Умм Абд Аллах бинт Иса ибн Али, имела дворец в торговом квартале Карха, «где живут продавцы меда»{322}. Одна из дочерей Гаруна, Умм Хабиб, приобрела дворец на восточном берегу во время правления Мамуна; этот дворец в некотором роде стал приданым для дочерей халифов, не имевших собственных дворцов. К концу девятого столетня такую функцию стал исполнять дворец Махди в Русафе, также расположенный на восточном берегу Тигра{323}.
Жена Мамуна Буран унаследовала свой дворец в прекрасном месте на том же восточном берегу от своего отца, старейшины при дворе Мамуна. Когда она стала пожилой, много лет спустя после смерти мужа, халиф Мутадид, человек, который вернул в 892 году столицу халифата из Самарры в Багдад, попросил, чтобы дворец был передан ему под резиденцию. Пожелание халифа невозможно было не выполнить, и Буран пришлось смириться с потерей:
она попросила несколько дней отсрочки, чтобы могла выехать и передать ему дворец. Затем она отремонтировала дворец, оштукатурив, побелив его, обставив самой лучшей и изысканной мебелью, развесив занавеси на порталах. Она заполнила шкафы всем, что моею быть полезным для халифа, и наняла слуг и прислужниц, чтобы удовлетворяли все могущие появиться просьбы. Выполнив все это. она переехала и сообщила халифу, что он может перебираться в новую резиденцию.
Мутадид остался доволен, и дворец Буран стал сердцевиной дворца последующих халифов Аббасидов{324}. Нет никаких сомнений, что Буран была хозяйкой собственного дома.
Передача Буран своего дворца халифу отметила конец прежней эры. После возвращения халифата в Багдад мы больше не имеем сведений о том, чтобы принцессы владели собственными дворцами или городскими домами. Насколько мы можем судить, хурам теперь находился в помещении Дворца Халифата — огромной, расползшейся во все стороны резиденции, которая образовалась на месте дома Буран на восточном берегу Тигра. Кажется, эта выдающаяся женщина имела свои апартаменты внутри данного комплекса, и вероятно, именно с этого времени гарем впервые выделился как отдельное женское помещение внутри дворца.
Похоже, что в девятом веке дворец, первоначально