Двор халифов - Хью Кеннеди

ценная вещь — безрукавка с рядом больших рубинов спереди и сзади, которая раньше принадлежала Аттике, жене халифа Омейяда Абд альМалика (685–705). Она переходила из рук в руки в царской семье Омейядов, а после переворота Аббасидов Умм Салама, жена первого халифа новой династии Саффаха, добилась, чтобы безрукавку отдали ей{339}. Теперь, более чем сто лет спустя, безрукавка стала священной реликвией, и когда Зубейда передала ее Буран, это послужило знаком, что та становится ведущей фигурой в хураме.

Этой ночью Мамун и Буран впервые спали вместе. Чтобы наполнить спальню ароматом, была зажжена свеча (или свечи), изготовленная из серой амбры и весившая более 3 килограммов. Серая амбра — это похожее на воск вещество, получаемое из спермы кита, которое составляло основу самых редких и самых дорогих духов того времени. Обычно ее находили плавающей в море или выброшенной на берег. Как многие очень дорогие предметы роскоши, она не всегда адекватно воспринималась потребителями — по крайней мере, Мамун пожаловался, «по ее дым слишком раздражает, так что слугам пришлось забрать эту свечу из амбры и замени гь ее обычными. Согласно более позднему рассказу, эта проблема оказалась не единственной в брачную ночь. Когда Мамун возлег с невестой, то обнаружил, что у нее как раз наступили месячные; ему пришлось отстраниться. На следующий день, когда главный судья Абу Юсуф подошел к нему с поздравлениями, Мамун с откровенностью, которая может удивить современного читателя, ответил маленьким стихотворением про жеребца, который приготовился атаковать поднятым копьем, чтобы пустить кровь — но его остановила кровь с другой стороны{340}.

На следующее узро Мамун выполнил одно из обещаний, данных Буран. Ибрахим ибн Махди, который, по-видимому, прибыл из своего убежища на лодке, прошел от берега реки к дому, где поселился халиф. Его допустили к монарху. Когда занавес отодвинули, и Ибрахим оказался лицом к лицу с Мамуном, он бросился на пол, но халиф сказал: «Дядя, больше не волнуйся!» — и Ибрахим поднялся и поцеловал его руку. Затем ему подарили почетные халаты. Халиф послал за лошадью и опоясал ею мечом, прежде чем они вышли на публику, чтобы показать, что Ибрахим прощен и восстановлен в милости.

Праздники продолжались две недели, так как ведущие лица страны всячески демонстрировали свое богатство и щедрость. На одном пиру, который затем долго упоминался в историях и легендах, Хасан написал на листочках названия имений и разбросал записки среди гостей. Тот, кто смог подобрать листок, мог сразу же ехать в поместье и объявлять его своей собственностью. Согласно другой версии этой истории, гостям раздавали шарики мускуса. Внутри каждого из них находилась бумажка с названием поместья, именем девушки-рабыни или приметами коня; получившие такую бумажку мужчины шли к должностному лицу, которое подтверждало, что они действительно получают этот выигрыш{341}.

Число одариваемых не ограничились несколькими приближенными персонами. Солдаты армии Мамуна, которые обычно платили за свое содержание из собственного жалования, были рады обнаружить, что теперь за все заплачено халифом, а том числе за пищу и фураж для их животных. И погонщикам верблюдов, сдавшим их в наем, и лодочникам — всем досталось от царских щедрот. А среди женщин, как описывают, прошло даже соревнование по величине трат, и когда одна из них заявила, что истратила 25 миллионов дирхемов, Зубейда уничтожающе ответила, что это ерунда, и что она истратила от 35 до 37 миллионов.

Но эта щедрость не пропала безответно — Хасану было отдано богатое поместье в Силхе и налоговые сборы провинции Фарс на юго-западе Ирана за целый год. Насладившись его двухнедельным гостеприимством, Мамун, его свита и молодая жена покинули хозяина и направились в Багдад, прибыв домой 5 февраля.

Буран и Мамун прожили вместе только восемь лет — до смерти халифа. Похоже, детей у них не было, но Буран сопровождала мужа во время кампании против византийцев и находилась с ним у его смертного одра. Она пережила мужа, поселилась, как мы видели, в собственном дворце в Багдаде и умерла в почете, в весьма преклонном возрасте восьмидесяти лет{342}.

Рассказ о свадьбе Буран — история об экстравагантности и щедрости. Свадьбу использовали для того, чтобы показать всему миру великолепие нового двора и прогнать память о гражданской войне, лишениях и разрухе. Это было также собрание царской семьи, призванное залечить внутренние раны, продемонстрировать общее примирение и возврат благосклонности халифа ко всем родичам. Однако она не положила начало тенденции. Ни один из последующих халифов дома Аббасидов не был рожден в браке, и ни одна из цариц-матерей, которые заправляли в хураме, не была замужем за отцом своих детей.

Девушки, составлявшие гарем халифов, происходили из самых различных земель и были представительницами разных культур — но так как исламские законы запрещали обращать в рабство мусульман, они обычно доставлялись извне империи. Некоторые девушки приобретались в качестве добычи после поражения врагов халифа.

В горах северного Ирана, на южной оконечности Каспийского моря, достаточно долго существовали независимые местные княжества. Хотя внешне они выказывали послушание халифам, но во многих вопросах фактически оставались полностью независимы от Багдада. Ислам медленно распространялся в этих отдаленных регионах, а старые обычаи этих мест все еще сохранялись после того, как давно исчезли в равнинных и более урбанизированных районах Ирана. Этими княжествами правили династии, ведущие свое происхождение с доисламских времен эпохи Сасанидов, а в некоторых случаях князья даже утверждали, что принадлежат к младшим ветвям старой персидской царской династии. В любом случае местные жители очень часто продолжали отрицать догмы ислама. Поэтому когда войска Аббасидов совершали набеги в эти районы, захваченных в плен принцесс здешних династий привозили в гаремы аббасидской знати.

Именно таким образом Махди среди прочих пленников получил наложницу по имени Бахтария, которая стала матерью его сына Мансура{343}. Матерью халифа Мамуна была дочь знатного человека из Бадгиса (современный западный Афганистан), которую привезли в гарем Гаруна после самоубийства его отца. Семья матери халифа Мутасима, Мариды, происходила из далекой Согдианы в центральной Азии, хотя сама девушка выросла в иракской Куфе{344}. Может быть, не было случайным совпадением, что семья Мариды происходила именно из той части Центральной Азии, откуда ее сын впоследствии набирал свою тюркскую стражу — из которой, в свою очередь, сформировалась новая военная аристократия девятого века.

Ни одна из этих женщин не являлась супругой халифа или другого знатного лица, которому принадлежала — но их аристократическое происхождение, безусловно, было частью их привлекательности. Политические контакты в странах их