Дети погибели - Сергей Арбенин

– Это нам ни к чему, – сказал Петруша. – Раскол нас не касается. А ты скажи, где Баранников с Сухановым.

Он сделал движение, Комаров подумал – опять к голенищу потянулся, за ножом, – и торопливо выкрикнул:

– Эти сначала в Липецк поедут! А может, и уже там. Эти – за террор!..

– Эх! – вздохнул Петруша. – За террор, говоришь? Хорошие, видать, люди… Даже не хочется их резать-то. Но придётся.

Он спрыгнул со стола.

– Ты чего? – Комаров подпрыгнул на постели, забился в самый угол.

Петруша склонил голову, очки сверкнули.

«Размышляет! – догадался Комаров, едва понимая, что происходит. Сердце ухало и проваливалось в живот, и от этого в груди появлялась тянущая боль. – Свидетелей оставлять не любит… Значит, и меня…»

Он не успел додумать – раздался ласковый голос Петруши:

– Ладноть. Живи покуда. Может, их в Липецке и не найду. Вот тогда вернусь и, не обессудь, до смерти защекочу. По лоскутку твою бархатную кожу-то снимать буду. Очень уж интересно посмотреть: какая она у вас, генералов, кожа-то…

Он развернулся, откинул штору; окно оказалось открыто. Петруша вскочил на подоконник и исчез.

И тотчас же Комаров закричал:

– Эй! Кто-нибудь! Ивашка, Федька, – все сюда!..

И ослабел. Сердце никак не хотело возвращаться на своё место. Как сквозь пелену Комаров увидел вбежавшего со свечой камердинера, за ним маячил в белой рубахе до пят дворецкий.

– Врача… – выдохнул Комаров. И больше ничего не сумел сказать.

– Должно, с сердцем плохо… – сказал Ивашка. – Слышь, Егорыч, пошли Аглаю за доктором. А я ему покуда капель дам… Заработался, вишь, Александр Владимирович. Себя совсем не жалеет…

Той же ночью Михайлов встретился с Квятковским и Пресняковым.

Выслушав рассказ о бойне в Сестрорецке, Михайлов сказал:

– Значит, Петруша вырвался на свободу.

Он поколебался, потом вытащил из нагрудного кармана сложенную записку.

– Вот, сегодня получил… Первое письмо неизвестный наш доброжелатель Баранникову под дверь подсунул. А второе… Ну, это не важно. Главное, что получено оно от человека надёжного, которому можно безусловно доверять, и который уже много раз нам помогал…

– От Корфа, что ли? – поинтересовался Квятковский безучастным голосом.

Михайлов покраснел.

– Да, от Корфа… Понимаете, очень уж много людей в эту историю втянуто. Не хотел говорить… А как ты догадался?

Он поднял на Квятковского подслеповатые глаза. Квятковский улыбнулся:

– Да я сам у него на днях ночевал. Вот и пришло на ум: «надёжный, можно доверять, много помогал»… Сколько у нас таких? По пальцам можно перечесть.

Михайлов сказал:

– Ну, если считать – пальцев не хватит… Но к делу.

Он развернул записку и положил на стол.

Всё тем же каллиграфическим почерком на небольшом листке было выведено: «Близнеца зовут Петруша. Сегодня он был у квартиры господина Алафузова и интересовался им».

– Ух ты, почерк-то какой! – восхитился Пресняков. – Я сколько раз пробовал каллиграфией заниматься – руководства покупал, перья особые… Но такое… Это ж, господа, искусство!

– Искусство, – согласился Михайлов. – А теперь нам известна и кличка этого мастера.

Он кивнул на записку. Внизу, на самом краю листа, было написано всего одно слово: «Эхо».

– Гм, – промычал Квятковский. – А может, это слово случайно здесь? Ну, написано для тренировки… Видите, лист обрезан: может быть, это к записке и не относится.

– Сомневаюсь, – сказал Михайлов. – Только вот что. Думаю, что и Баранникова, и Суханова Убивец Второй знает по фотографиям. И даже, возможно, уже узнал, что в Питере их нет. Что он будет делать дальше?

– Поедет за ними в Липецк! – уверенно сказал Пресняков.

– Это откуда же у тебя такая уверенность? – спросил Квятковский. – Человек он, конечно, ловкий и хитрый, но внешность-то такая, что любой узнает! А его сейчас, после бойни в Сестрорецке, наверняка все жандармы ищут. Может быть, и сцапали уже!

Пресняков усмехнулся.

– Ты вспомни, что он на даче сотворил… Сцапаешь такого…

Михайлов поднялся.

– Ну, господа, медлить нельзя. Пора и нам в Липецк. Я еду сегодня вечером, через Москву и Киев.

– Так и мы сегодня вечером, – заявил Квятковский и подмигнул Преснякову. – С поезда на поезд – оно быстрее выйдет…

ЛИПЕЦК.

Июнь 1879 года.

– Господа! Здесь собрались те, кто поддерживает нашу новую тактику: беспощадный террор, решительный ответ белому террору. Под лозунгом «Смерть за смерть»! По методу Шарлотты Корде и Вильгельма Телля!..

Морозов, только что нелегально вернувшийся из Женевы, волновался, и, как обычно, начал говорить слишком красиво.

Народовольцы, расположившиеся посреди живописной поляны в окрестностях Липецка, пили вино, закусывали, лёжа на траве. Вера сидела за импровизированной скатертью-самобранкой. Геся с сачком для ловли бабочек бродила по краю поляны.

– Прежде всего в повестке дня вопрос о создании нового Исполнительного Комитета.

– Да этот вопрос чего обсуждать? – крикнул коренастый, уверенный в себе человек. – Давайте сразу дальше по повестке…

Морозов посмотрел на него.

– А вдруг найдутся те, кто против?

– Здесь?.. Ну, тогда я не знаю, зачем мы сюда отдельно от плехановцев приехали…

Михайлов поднялся, отряхнул брюки.

– Нет, мы всё же проголосуем. И если найдутся те, кто сомневается, – они смогут покинуть наше собрание до того, как мы начнём обсуждать оргвопросы.

Он оглядел собравшихся.

– Наша цель – беспощадный террор, как правильно сказал Николай, – продолжал Михайлов. – Но не только террор. А и дезорганизация. Лозунг «око за око» не совсем правилен. Мы должны всеми силами и средствами мешать жандармерии, охранке, полиции, любому царскому сатрапу, исполнять их прямые обязанности. Каждый наш удар – это удар не только по конкретному тирану, но и по всей системе, по монархизму! Если взрыв – он должен прогреметь на всю Россию!..

– Дельно, – заметил коренастый.

– Итак, теперь вот что. Те, кто сомневается в нашей тактике, могут сейчас же покинуть собрание. Мы их поймём и ни в чём не станем упрекать.

Он перевёл дыхание. Всё стихло. Стало слышно басовитое жужжание шмеля, кружившего над «самобранкой ». Двое-трое человек переглянулись. Поднялись.

– Извините нас, господа… Но… – сказал Попов.

– Не извиняйтесь, пожалуйста, – прервал Михайлов. – Мы же договорились: никаких обид. В конце концов, мы делаем одно общее дело. Только разными средствами.

– До встречи в Воронеже, – буркнул Попов, и, увлекая за собой остальных, двинулся к тропинке.

– До встречи! – повеселевшим голосом крикнул Михайлов. – Ну, а теперь можно приступить ко второму вопросу. Мы создаём новый Исполнительный комитет и дезорганизационную группу. Сегодня здесь присутствуют новые товарищи – «южане». Я думаю, будет правильно, если их поручители сначала расскажут о каждом из новичков, – а их трое, – а после выступят и сами нович…

Он замолк. Издалека раздался приглушённый вскрик.

Все замерли.

– Что такое? – прошептал побелевшими губами Михайлов и огляделся. – Где Квятковский и Пресняков?

– Только что были здесь… – растерянно ответила Вера.

– Так значит… – Михайлов не договорил.

Поднялся коренастый. Буркнул:

– Я один из новичков, как вы выразились. Андрей Желябов. Вот что… Оставайтесь все на своих местах – а я схожу, гляну. Говорят, – он усмехнулся, – медведи в Липецк повадились из брянских лесов ходить. Курортниками лакомятся…

Никто не успел возразить – Желябов уже скрылся между деревьями.

Михайлов тревожно оглядел притихших народовольцев.

– Кто этот Желябов? – тихо спросил он. – Кто его привёл?

– Я, – ответил Колоткевич. – Желябов – человек верный, давно работает с нами… Желябов – это… Это силища!

На поляну выскочил Попов. Рукав его летнего пиджака был разрезан; волосы всклокочены.

– Господа!.. Товарищи!.. – задыхаясь, выкрикнул он. – За нами следили! Идёмте скорее! Желябов его свалил, но одному ему не справиться!..

Продравшись сквозь заросли ежевики, Михайлов выскочил на небольшую полянку – и остолбенел. Красный от натуги Желябов выкручивал руки лежавшему на траве Петруше. Желябову помогали Квятковский и Пресняков. Оба были запачканы кровью.

– Верёвку! – просипел Желябов.

Квятковский тут же сорвал с себя галстук, подал. Навалился на ноги Убивцу. Желябов и Пресняков тужились свести Убивцу руки за спиной. Убивец поднимал голову. Лицо его, чёрное от паровозной копоти, ничего не выражало – казалось, борьба давалась ему без усилий.

– Да помогайте же! – крикнул Квятковский.

К ним кинулись сразу несколько человек. Попов дёрнул Михайлова за рукав. Бледный, с перекошенным лицом, едва выговорил: