Дети погибели - Сергей Арбенин

Трофим со значением поднял палец и опрокинул в рот стаканчик. Захрустел огурцом.

– А вот жильцы, которые в соседней квартире проживают, – они порядочные люди? – не отставал бородач.

– А там разные. И порядочные, и беспор-рядочные… Давеча одного на извозчике привезли, под утро: пьяный вдрызг!

– Уж не господина ли Алафузова?

– Кого? – переспросил Трофим.

– Алафузова, говорю…

Трофим прожевал огурец. Подумал.

– Да! Это такой маленький, бритый, в министерстве работает…

– Не-ет! Алафузов не такой.

Трофим икнул.

– Я всех тут знаю. Один раз увижу – и на всю жизнь. Потому – работа у меня такая. Я первое лицо, которое надзира… наблюда… которое всех приезжих распознать может. И в полиции рассказать. Да!

– Ну, завёлся! – прервал его бородач, разливая водку. – Вот и выходит, что ты врёшь. Не всех ты знаешь!

Трофим поднялся, хватаясь рукой за стол.

– Ты такие слова мне не говори! А то я…

Он подумал, посмотрел искоса на полный стакан. Схватил его и выпил.

– Так, – сказал, поставив стакан. – Ты кто?

– Я из Пензы, говорил же тебе. Родственника ищу, Алафузов фамилия.

Трофим снова икнул, сел.

– Ну, так бы сразу и сказал! Алафузов – это да! Это порядочный человек. Высокий, с тростью, – настоящий барин. Ни-ког-да не здоровается!

Трофим с грустью посмотрел на пустой стакан.

– А когда он дома бывает? Когда его застать можно? – спросил бородатый.

– Дык… Иной раз и днём дома сидит. А иной и на ночь не приходит…

Бородач поднялся, накинул старую шинель.

– Ну, ладно. Высокий, говоришь, ухватки барские? Понятно… Ты пей давай, пей… А мне пора уже.

И бородач тут же выскользнул из дворницкой.

Трофим поднял осовелые глаза.

– И кто такой? – спросил сам себя. – Не ведаю. А вот человек, гляжу, пор-рядочный! Почти не пил, и ещё на опохмелку оставил…

Трофим выпил ещё стакан, с трудом поднялся, уронив стул. Добрался до лежанки, упал на неё, разбросав руки, и густо захрапел.

СЕСТРОРЕЦК.

Полицейская пролётка промчалась по улочкам города. Комаров глядел по сторонам: городок словно вымер. Дачники, увидев пролётку, жались к обочинам. Даже цепные псы молчали.

В переулок, где стояла конспиративная дача, никого не пускали. Вокруг самой дачи тоже было выставлено оцепление.

Пролётка остановилась у распахнутых ворот. Комаров вышел. Во дворе суетились жандармы и люди в штатском. На носилках выносили труп, прикрытый серой, с бурыми пятнами, простынью. Неподалёку стояли закрытые дроги: туда сносили всех убитых.

К Комарову подбежал подполковник Прилепских.

– Сколько? – спросил Комаров.

Подполковник сразу же всё понял.

– Восемь жандармов, двое полицейских.

Комаров покачал головой:

– Ротмистр Круглов?

– Лежал на веранде, головою вниз… Только сапоги успел надеть. Думаю, услышал шум, выбежал – и прямо на нож.

Лицо Комарова осунулось. Шум будет. И далеко пойдёт…

– Как вы полагаете, – спросил он Прилепских. – Куда мог направиться этот… – Комаров хотел подыскать слово, но не смог. С трудом выговорил: – Петруша?

Подполковник подался вперёд. Заговорил вполголоса:

– Зарезав наблюдателя с дачи напротив, Петруша, судя по всему, вышел через заднюю калитку. Я пошёл тем же путём. Поразмыслив, сначала пришёл к такому выводу: скорее всего, Петруша затаился где-то поблизости. Принял дополнительные меры безопасности, – охранение стоит не только в этом переулке, но и в соседних, образуя как бы периметр…

– Хорошо, Владимир Кондратьевич, – остановил его Комаров. – Дальше, пожалуйста.

– А дальше явился сторож морской лодочной пристани. Он показал, что ночью кто-то взломал сарай, где хранились вёсла, а также угнал ялик. Я осмотрел сарай и пристань. Сомнений нет: скобы вырваны из гнёзд с такой силою, словно орудовали гвоздодёром. Но сторож клянётся, что не слышал никакого шума. Стало быть, это наш Петруша. Руками, видно, поработал…

Прилепских остановился. Комаров ещё больше помрачнел.

– Это же какая у него силища, а? – ещё тише проговорил Прилепских.

Комаров помолчал.

– С исправником говорили?

– Так точно, ваше высокопревосходительство. Предупредил о неразглашении, а также о том, что убийца, вероятно, всё ещё здесь.

– Это напрасно… – Комаров слегка поморщился. – С одной стороны… Ведь исправник, скорее всего, уже обо всём в Питер доложил…

– Это уж как пить дать… – развёл руками Прилепских.

Комаров злобно взглянул на него, внезапно рявкнул:

– Что вы тут руками разводите? Немедленно организуйте команды, чтоб осмотрели все дачи, каждый уголок. На дорогах, у пристаней, на вокзале выставить охрану. И надо окрестности прочесать, под каждый куст заглянуть!

Прилепских переступил с ноги на ногу:

– Сил недостаточно…

– А вы задействуйте полицейских!

– Уже задействовал, ваше высокопревосходительство: в оцеплении стоят…

Комаров выругался.

– Почему же не телеграфировали в управление, чтобы выслали подмогу?

Прилепских напряжённо сказал:

– Учитывая секретность операции…

Комаров с трудом подавил гнев, взял себя в руки.

– Да… Секретность… Извините, Владимир Кондратьевич. Я сам этим займусь. Но подкрепление прибудет только к вечеру… Так что нужно задействовать всех здешних служащих: почтальонов, смотрителей, сторожей, морскую команду. Приступайте немедленно. О каждом своём шаге телеграфируйте мне кодом. Понятно?

– Так точно!

Комаров покосился на дроги: все трупы в них не умещались, их укладывали друг на друга. Торчали ноги: босые, в сапогах, и даже в домашних туфлях. С одной ноги свешивалась побуревшая от крови портянка.

Комаров быстро сел в пролётку, приказал:

– Гони в Питер, да так, чтобы ветер свистел!

Комаров вернулся домой под утро.

Сквозь плотно задёрнутые шторы спальни пробивался слабый свет, и это раздражало: Комаров долго не мог уснуть, ворочался, отворачивался от света.

Потом словно провалился куда-то, оказалось – в колодец. В колодце было сыро и мрачно, покрытые зеленью скользкие стены не давали ухватиться за них. Комаров почувствовал озноб: ноги не доставали дна. Он упёрся спиной в стенку колодца, поднял ноги – хотел упереться ими в другую стенку. Но босые ноги тут же соскользнули, и он с головой ухнул в ледяную воду. Вынырнул, хватая ртом воздух. С тоской посмотрел на светлый квадрат высоко-высоко над головой.

«Хоть бы кто-нибудь по воду пришёл! – подумал Комаров. – Ухвачусь за ведро да крикну…»

Он действительно вскрикнул, и проснулся от собственного крика. Простыня была мокрой от пота, и сам он был совершенно мокрым: словно и вправду в колодец окунулся.

Комаров застонал, перевернулся на спину, вытер рукавом ночной сорочки лоб. И вдруг замер.

На фоне светлого квадрата окна, на столике, словно тут и была, приютилась сгорбленная фигура.

– Ты кто? – задохнувшись от ужаса, прошептал Комаров.

– «Кто, кто»… Дед Пихто! – ответил человек хрипло.

Комаров закрыл глаза. Открыл. Фигура оставалась на месте. Более того: человек свернул цигарку и начал чиркать спичкой о голенище сапога.

– Ты мне снишься? – спросил Комаров для чего-то.

– Снюсь, снюсь, ваш бродь…

Спичка, наконец, вспыхнула. Комаров увидел: страшная лохматая борода, маленькие круглые очочки…

Комаров рывком сел на постели.

– Ты… – голос задрожал, и Комаров замолк.

Петруша раскурил цигарку, смачно сплюнул на паркет.

– Хоть я тебе и снюсь, вашбродь, а всё же скажи: куда эти нехристи уехали?

– Какие нех… нехристи? – спросил Комаров, судорожно натягивая на лицо простыню.

Петруша хмыкнул.

– Известно какие: Баранников да Суханов.

– Откуда… откуда ты, чёрт, их знаешь?

– А потому и знаю, что чёрт, – ответил Петруша задумчиво. – Ну, так скажешь, или мне тебя ножичком пощекотать? Генералов щекотать редко приходилось: а больно охота. Чего простых жандармов да солдат пытать? Это всё наш брат, подневольный. А вот генералу кровь пустить…

Голос у Петруши стал почти мечтательным. Комаров почувствовал, что у него кругом пошла голова. Он ухватился за края кровати, чтобы не упасть. Кисточка ночного колпака свесилась на глаз, мешала смотреть. Комаров дунул на неё, как на муху.

– Ну, так пощекотать, ай так скажешь?

– А? – опомнился Комаров. – Да… Террористы… У них съезд намечен, совещание такое. В Воронеже.

Петруша кивнул.

– Про съезд мы понимаем. А вот про Воронеж – сумление берёт.

Он привстал со стола, поплевал в ладонь и затушил в ней цигарку. Потянулся к голенищу. Комаров испугался.

– Постой! Постой, я всё скажу… Съезд в Воронеже будет, в двадцатых числах, точно. Но главари решили сначала в Липецке дела обсудить, в узком кругу. Видишь ли, у них там раскол: одни за террор стоят, другие больше на пропаганду напирают.