Смерть ей к лицу - Игорь Солнцев

Бух!!! — грохнуло, отдавшись эхом в груди. И я почувствовала, как на меня сверху упали комья земли. И вмиг ещё больше вжалась в прогретую за день траву, ожидая худшего.

Но на меня ничего не свалилось. Только в ушах ещё некоторое время стоял глухой одинокий звук.

Когда я наконец решилась приподняться с земли и оглядеться, картина предо мной предстала, как в кошмарном сне.

Гера лежал на земле, широко раскинув руки, а во лбу у него торчал искореженный кусок металла — кровь заливала лицо и стекала по щекам на траву.

Возле холмика шевельнулась Марина. Прильнув к нему, она искала в нем спасение и, кажется, получила его. Самодельный крестик на могилке свалился и лежал на спине Лазутиной, а та пыталась слабыми движениями сбросить его прочь.

Задвигался и подполковник. Я облегченно вздохнула. Жив — почему-то это мне было сейчас важней всего. Словно Кондратьев должен был ещё многое мне объяснить. Хотя чего уж дальше объяснять-то…

Я обернулась, затем поднялась на ноги и болезненно поморщилась.

Метрах в пятнадцати зияла неглубокая воронка. Чуть дальше от неё на спине лежало искореженное окровавленное тело. Тело незнакомого мне человека. Поодаль автомат.

А у самой воронки находилось то, что осталось от Витька, — маленького, пухленького компьютерщика. Вместо головы какой-то кровавый кулек, изуродованные ноги и туловище. С противоположной стороны воронки валялась оторванная кисть, сжимавшая ручку от кейса.

Подполковник поднялся, отряхнулся, замотал головой и похлопал себя по ушам, будто пытаясь прогнать глухоту — последствие взрыва. А затем, как и я, оглядел пространство вокруг себя. На его лице появилось скорбное выражение, а потом злость, которая прорвалась репликой:

— Твою мать!

А потом:

— Пройти через столько дерьма — и ничего.

Мне показалось, что он зарычал при этом, как зверь, у которого только что перед самым носом отняли шмат мяса.

Кондратьев прошелся по поляне, дошел до воронки, носком ботинка поковырялся в развороченной взрывом земле и досадливо сплюнул в сторону. Вряд ли он, конечно, надеялся увидеть целым кейс. Нужно было быть просто наивным мальчиком, чтобы в такое поверить. Скорее он просто хотел убедиться, что все, к чему он стремился, в одночасье было похоронено.

Его взгляд остановился на искореженном теле Витька — он тяжело вздохнул. То ли скорбя по мертвому человеку, то ли смиряясь со своей неудачей.

К незнакомцу он не подошёл. А вернулся назад, остановился возле меня:

— Всё в порядке?

Слова не шли у меня из глотки, и я лишь слабо кивнула. В порядке. Если можно так сказать.

— Я оплошал, — как-то грустно протянул он. — Мне бы сразу об этом подумать. Всё было так явно, а я оказался тугодумом…

Он чертыхнулся и двинулся к Гере.

Он не присел, не наклонился. С высоты своего роста он смотрел на неподвижное тело проводника. Его губы слегка дрогнули, и с уст слетели, словно прощальные, слова:

— Ну вот ты и улизнул. От всех. Сразу.

Он в который раз тяжело вздохнул и посмотрел ввысь, на небеса, будто собирался увидеть там душу погибшего человека и, может быть, даже не одну — погибших на поляне было гораздо больше.

— Что же тут такого явного? — Я наконец смогла заговорить, чувствуя, как неестественно хрипло звучит мой голос.

Он обернулся.

— Явного? Когда ты сказала, что Лазутин благополучно смотался, следовало понять, что ушёл он как пить дать не с пустыми руками. Наверняка прихватил то, что оставил после себя Смыслов. Твой банкиришка действительно хитрая бестия. Ловкач первостатейный.

— Ловкач, — мрачно подтвердила я.

— Ты ему открыла глаза на Марину. Он покумекал, отметил частые приезды бывшей женушки в банк и просёк: кто-то очень скоро попытается проникнуть в сейф в его кабинете. А раз так… Раз так, то его «убийство» прекрасно, ну просто замечательно впишется в ход событий. Потому что тень подозрения на возможного убийцу ляжет, вне всякого сомнения, на тех, кто пытался заполучить наследство Смыслова. Увяжут обязательно эти два события. И тогда волчья стая перегрызется между собой. К его радости. Нужно только убрать всех свидетелей, которые могли бы раскрыть глаза на его «исчезновение». Значит — убрать тебя.

— Сука, — выразила я свое мнение.

— Угу, — согласился он. И добавил: — Вот это получилась картинка. Первый сорт. Н-да. Мы проникли в банк, в котором… В котором уже ничего не было. Молодец банкиришка. Он, можно сказать, провёл всех.

— Я осталась жива. — Неожиданно я почувствовала прилив сил. — И мы можем найти этого Лазутина.

— Как?

— Может, его бывшая женушка подскажет, — уцепилась я за свою старую версию, которой руководствовалась, когда еще ехала в аэропорт. И тут же посмотрела на женщину, которая, отряхнувшись, вновь уселась у холмика, словно ничего не произошло, а она собралась провести остаток своих дней у могилы сестренки. Она ненавидела свою мать. И любила в своей жизни только двух человек — отца и Раису. Которых лишилась. Сначала одного. А затем и другой.

— Эй, Марина! — позвала я её, будто пытаясь разбудить. — У тебя как — всё в норме?

Она даже не повернула в мою сторону головы. Как будто и не услышала моих позывных. Но по тому, как ровно она сидела, не корчась и не морщась, я поняла, что там норма.

— Может, ты нам подскажешь, где найти твоего бывшего муженька, а?

Мой новый вопрос снова утонул в полнейшем равнодушии к моей персоне.

Н-да. По всей видимости, не услышать мне того, что я хотела.

Кондратьев что-то буркнул себе под нос и махнул рукой, как бы говоря — без толку это. И нечего напрягаться.

Дальше он повёл себя как санитар леса — могильщик, иначе говоря. Он решил схоронить всё, что осталось от незнакомца и Витька. И Геру, разумеется. Схоронить в воронке, готовой уже могиле. Взрыв сделал своё дело. Умертвил троих людей и подготовил для них могилу.

Кондратьев сбросил в яму тело незнакомца, затем Витька, ногой в общую могилу сковырнул оторванную кисть с ручкой от кейса и в последнюю очередь уложил в воронку Геру. После чего руками загреб воронку вывороченной землей. Крестик он не делал. Лишь привалил холмик ветками деревьев, вытер руки о комбинезон и с секунду простоял, вытянувшись, как бы отдавая салют погибшим.

А затем Кондратьев произнес странную для меня фразу, в смысл которой я так и не въехала:

— В живых должен остаться один. Предсказатель…

Он собрал оружие. Свой автомат, автомат незнакомца, набросил их на плечо, подобрал пистолет и после этого жестко отрубил:

— Нужно уходить.

Я была согласна с ним. Здесь слишком много мертвых. И мне даже показалось, что я ощущаю запах неживой плоти.

— Как он обнаружил нас? — спросила я, намекая на того, кто ворвался на поляну.

— Он был с Раисой. Думаю, он поджидал нас. Там, где мы должны были выбраться из канализационных коммуникаций на поверхность. Гера, по всей видимости, указал место выхода — где нас следовало подобрать. Он ждал, увидел нас. Только повели мы себя не так, как полагается… Потому что Раиса в тот момент не имела возможности командовать нами. Мы забрались в первую машину, стоявшую в подворотне, и попытались смотаться.

— Думаешь, он сел вам на хвост?

— Не иначе.

Он замолчал, потом резко обернулся к Марине:

— Тебе лучше пойти с нами. Сестричку ты не вернёшь… Каюсь, тащил я ее раненой на себе из чисто меркантильных соображений, впрочем, какие иные оставались, если она хотела меня пристрелить. Я думал от неё хоть что-то услышать. Но не пришлось. Теперь остается двигаться дальше… И тебе тоже. Ты смогла проститься с ней. Так что будь за это благодарна.

Марина подняла голову и посмотрела на говорившего. Благодарности на ее лице я не заметила. Ни грамма. И последовавшие далее слова подтвердили это.

— Не дождёшься, — не сказала — выплюнула она. — А сестру я перезахороню.

— Я бы не советовал.

— Пошёл ты со своими советами. И валите отсюда! У нас разные пути.

И она вновь склонила голову к могиле.

Кондратьев насупился, подождал с минуту, надеясь, что Марина одумается, потом понял, что ждет зря, — равнодушно пожал плечами, дескать, я сделал все, что мог. Подхватил меня под руку, подтолкнул вперёд, мол, иди, и сам последовал за мной.

— Постойте!

Мы уже выходили с поляны, когда услышали голос Марины. И оба вместе оглянулись.

Она по-прежнему сидела у могилы. И смотрела на нас.

На миг мне показалось, что она опомнилась. И сейчас встанет и последует за нами.

Я угадала лишь от части. Она не поднялась. И не последовала за нами. Она сказала:

— Мой муж любил яхты. Когда-то, несколько лет назад, когда мы ещё не были разведены, провели несколько дней в Туапсе — проездом. Там он увидел одну такую посудину, которая ему обалденно понравилась. В общем, и тот городишко ему приглянулся. Он тогда сказал, что остаток дней провёл бы именно там. Купил бы яхту, домик. Но домик — это так… Жил бы только на яхте. «Бригантина» она называлась.